Задача на выживание - Тимоти Зан

— Я пойду, — вызвалась Мара, направившись по коридору к челноку. — Если они не доверяют чиссам, то, может, поверят человеку.

Что бы она им ни сказала, но это сработало. Через пару минут Беаш и остальные трое нерешительно возникли из переходного туннеля, озираясь по сторонам, точно дети в фестивальном доме ужаса.

— Подойдите сюда, Беаш, — позвал Скайуокер, делая ему знак рукой. — Мне нужно знать, насколько эта рана серьезная.

— Это ужасно! — простонал Беаш, опасливо пробравшись мимо чиссов к Эстошу. — Как мог кто-то сотворить с ним такое?

— Мы надеемся это скоро выяснить, — откликнулся Формби. — А пока мастеру Скайуокеру нужно знать, угрожают ли эти повреждения его жизни.

Робко опустившись на колени, Беаш прощупал пальцами края обожженной кожи. Эстош напрягся, но ничего не сказал.

— Нет, — сообщил Беаш спустя минуту. — Но он очень страдает.

— Знаю, — неохотно сказал Люк. — Но, боюсь, с этим я ничего не могу поделать. Использовать исцеляющую силу джедаев может быть опасно. Если он, скорее всего, выздоровеет и сам, я не могу рисковать.

— Конечно, нет, — произнес Беаш с горькой ноткой в голосе. — Ведь он всего лишь героонец!

— Я имею в виду: это может быть опасным для него, — уточнил Скайуокер, стараясь не раздражаться. В конце концов, это не его вина. — А пока я могу лишь помочь занести его внутрь.

— Вы очень добры, — пробормотал Беаш уже без прежней горечи. — Спасибо.

— Нет проблем.

Потянувшись наружу Силой, Люк мысленно ухватил Эстоша…

— В этом нет необходимости, — вдруг сказал Формби, прежде чем Скайуокер начал поднимать раненого. — Медицинские носилки уже на подходе. Мы сами доставим его в челнок. Беаш встал.

— Мы бы предпочли помощь людей, — холодно произнес он. — Мы бы предпочли, чтобы чиссы больше не вступали в наш корабль.

— У вас нет выбора, — решительно заявил Формби. — «Посланник Чаф» — судно Пятой Семьи Чисской Державы. Поскольку вы находитесь внутри этого судна, то должны подчиняться чисским законам. И если мы решим взойти на ваше судно, то сделаем это.

С минуту два инопланетянина молча стояли друг против друга, и рядом с высоким, величественным чиссом Беаш выглядел до нелепости маленьким и хрупким. Затем героонец со вздохом понурил плечи.

— Конечно, — пробормотал он, отворачиваясь. — Как пожелаете.

Люк шевельнулся, готовясь ступить вперед. Формби ведет себя совершенно неразумно…

Нет!

Он застыл на середине мысли и на полушаге, ощутив настойчивое предостережение Мары. Оглянувшись, Скайуокер увидел в ее взгляде то же предостережение.

Его вспыхнувший было протест потух, так и оставшись невысказанным. В конце концов, это корабль Формби. И если аристокра решил сделать этот факт очевидным для всех присутствующих, то кто такой Люк, чтобы с ним спорить?

К ним уже подходили двое чиссов, направляя парящую между ними медицинскую тележку. Вновь взглянув на жену, Скайуокер уловил чуть заметный наклон ее головы и шагнул в сторону от раненого, освобождая место для чиссов. Спустя минуту те, уложив Эстоша на носилки, повезли его к челноку. Остальные героонцы шли рядом с ними, храня могильное молчание.

— Что ж, вот и все, — сказал Формби, когда вся эта группа исчезла в переходном туннеле, и обратил взгляд пылающих глаз на Люка и Мару. — Спасибо за вашу помощь.

Сделав над собой громадное усилие, Скайуокер ограничился кивком.

— Не за что, — откликнулся он. — Полагаю, Эстош не видел, кто в него стрелял?

Формби покачал головой:

— Он сказал Фисе, что в него выстрелили, как только он вступил в коридор. Он даже не знает, откуда стреляли. Сейчас мы ищем это оружие.

— Ясно, — кивнул Скайуокер. — Пожалуйста, дайте нам знать, когда его найдете.

— Конечно, — сказал Формби. — Спокойной ночи.

— Они ничего не найдут, — прошептал Люк супруге, когда они, пробравшись сквозь толпу чиссов, направились в каюту. — Десять против одного, что оно уже вернулось в стойку или в кобуру — короче, туда, откуда его взяли.

— По-твоему, это и искал наш приятель прошлым вечером? — спросила Мара. — Оружие?

— Может быть, но в тот раз он его не взял, — сказал Скайуокер. — Иначе сегодняшние поисковые отряды заметили бы, что оно пропало. Нет, все, что он вчера хотел, — это выяснить, где можно будет этим вечером взять оружие, чтобы выстрелить в первого героонца, который выйдет из их челнока, а затем положить чаррик обратно до того, как его хватятся.

— Но зачем нужно было стрелять в героонца?

— Не знаю, — с неудовольствием признался Люк. — Может, кто-то хочет вогнать клин между ними и чиссами. Или, возможно, только между ними и Формби. Кто-то, не желающий, чтобы они обзавелись собственной планетой.

— Или, может, кто-то хочет поссорить Формби с нами, — предположила Мара. — Ты чуть не затеял с ним спор на глазах его подчиненных. Думаешь, он бы тебе спустил это?

— Он вел себя не слишком разумно, — со вздохом проворчал Скайуокер. — Но ты права. Его корабль — его правила. И вообще, хорошие гости не спорят со своими хозяевами.

— Вот и будь хорошим гостем, — сказала Мара, успокаивающе беря его за руку. — И пока мы это делаем, мы можем заодно обезопасить его тылы.

Он бросил на нее косой взгляд:

— Думаешь, Формби грозит опасность?

— Кто-то пытается посеять на этом корабле хаос, — напомнила она. — Тебе не кажется, что крупное политическое убийство — или даже просто покушение — положит конец всей этой затее?

Люк покачал головой:

— Хотел бы я знать, что было в «Дальнем полете» такого важного!

— Я тоже, — сказала Мара. — И полагаю, скоро мы это выясним.

* * *

Спустя полчаса чаррик нашли в вентиляционном отверстии — метрах в пяти от того места, где подстрелили Эстоша. Как показало дальнейшее расследование, он был украден из оружейного шкафа, находившегося на корме корабля, неподалеку от главных двигателей, — шкафа, чьи замки аккуратно переделали, чтоб их можно было легко открыть. Догадка Скайуокера, пришлось Маре признать, попала прямо в точку.

Конечно, никаких указаний на то, кто взял это оружие или кто из него стрелял, там не обнаружилось.

Следующие два дня Мара занималась собственным негласным расследованием, изучая сцену преступления, узнавая, что можно, о чарриках и их рабочих режимах, заводя небрежные разговоры с каждым, кто соглашался с ней общаться.

К сожалению, эти беседы мало что прояснили. Большинство чиссов, которых Мара останавливала, были безразличны к ней и ее вопросам и отвечали неохотно или не отвечали вовсе. Что до пассажиров, то они вели себя более дружелюбно, но пользы от них было даже меньше. Многие в момент выстрела находились в одиночестве, и подтвердить их алиби было некому. Лишь штурмовики утверждали, что все они были на своем корабле, но даже тут осторожные расспросы показали, что большую часть критического времени они провели не на виду друг у друга. Мара также говорила два раза с Эстошем, пытаясь вытянуть из него более детальное описание инцидента. Но и от него было мало толку. Он находился спиной к стрелявшему, думая совсем о другом, а шок и боль, вызванные ранением, еще добавили тумана его впечатлениям. Едва ли не единственным позитивом, вынесенным из этих бесед, стал тот факт, что Эстош явно находился на пути к выздоровлению.

Раз за разом влетать в тупик — это обескураживало. И все же, как ни парадоксально, Мара находила этот процесс странно волнующим. Во многих смыслах подобное расследование было именно тем, на что ее натаскивали, когда Палпатин готовил из нее своего тайного агента. Несомненно, это было одним из главных стимулов ее служения Императору.

Но сейчас было даже лучше. Здесь не было и следа той атмосферы безнадежности, которая была, по-видимому, нормой в Империи Палпатина, — безнадежности, висевшей точно черное облако над каждым делом и каждым заданием. На борту «Посланника Чаф» никто при виде Мары не съеживался от страха и не приветствовал ее с фальшивой любезностью, надеясь использовать ее властные полномочия в своих личных целях.

Правда, большинство чиссов, похоже, испытывали к имперцам искреннюю неприязнь. Но это была презрительная неприязнь, рожденная из осознания превосходства своей культуры и своих целей, а не напуганная, безнадежная ненависть, которую пребывавшие под пятой Империи ощущали к своим хозяевам. Отвечая на нее, Фел расхаживал по кораблю с высоко поднятой головой — не с надменностью Гранд Моффа или имперского генерала, но с чувством гордости за то, кто он есть и что совершил вместе с Империей Руки. Это была та же гордость, которую Мара часто замечала в Хэне и Лейе, или в пилотах Разбойного эскадрона, или даже в самом Скайуокере.

Наблюдая и анализируя все это, она не могла удержаться, чтобы не сравнить это с совсем другим ароматом жизни, оставленным ею в Новой Республике. С пререканиями в Сенате, где отражались сотни противоречий и конфликтов соседствующих звездных систем; с фракциями и центрами влияния, добивающимися верховенства на Корусканте, на что постоянно тратились ресурсы и силы, которым можно было найти гораздо лучшее применение. Палпатин был злобным и порочным разрушителем, особенно в отношении сотен инопланетных рас, попавших под его власть. Но приходилось признать, что, по крайней мере, на уровне чистой практики в его империи было куда больше эффективности и порядка, нежели в раздувшейся от бюрократии и погрязшей в коррупции Старой Республике, которая ей предшествовала.