Витпанк - Клод Лалюмьер

«Черт возьми, — подумал он, — а ведь эту дрянь можно продавать за серьезные бабки! Особенно без ума от нового аромата для своего дома будут какие-нибудь старые леди».

Старый индеец поворачивался из стороны в сторону, махая тлеющим свертком и загоняя дым во все углы помещения. Парень принялся бить в свой барабанчик — «пу-унг, пу-унг, пу-унг, пу-унг», — а старик запел. Во всяком случае он явно считал, что делает именно это — хотя, разумеется, до Тони Беннетта[46] ему было далеко. Это была странная монотонная мелодия, в которой имелось всего с полдюжины нот, повторявшихся снова и снова, а слова вообще не походили на слова — просто бессмысленные звукосочетания наподобие тех, какие человек бормочет, когда забыл текст песни.

Как бы там ни было, Марвину Брэдшоу это никоим образом не понравилось. Он уже раскрыл было рот, желая сказать старику, чтобы тот продолжал окуривание и не заботился о музыкальном сопровождении. Но двое индейцев уже прошли мимо него, направляясь в коридор, волоча за собой дымные облака и не пропуская ни одного удара или восклицания.

— Ох, чтоб вас всех! — сказал Марвин и тронулся следом за ними, намереваясь положить конец этому бреду, пока он еще не зашел слишком далеко.

Однако Памела шагнула наперерез и загородила ему дверь.

— Марвин! — произнесла она, очень тихо, но голосом, похожим на пригоршню бритвенных лезвий.

Он узнал этот тон и этот ее взгляд. Бывают времена, когда Памелой можно вертеть как вздумается — но случаются времена, когда простые законы выживания требуют, чтобы ты отступил. У Марвина не было сомнений относительно того, какой именно момент наступил сейчас.

— Ну хорошо, хорошо, — раздраженно сказал он. — Позволь, я все же пройду; нужно же за ними присмотреть! Один бог знает, что этим краснокожим сукиным детям придет в голову спереть… кстати, у нас бар заперт?

Пение, битье в барабан и окуривание продолжалось все утро. Старик настоял на том, чтобы обойти все помещения в доме, наверху и внизу, а также погреб, чердак и гараж.

В какой-то момент Марвин задержался на лестнице, услышав голос жены. Она говорила по телефону в прихожей:

— Нет, правда, Тереза, клянусь тебе, настоящий шаман, коренной американец, и он проводит церемонию окуривания прямо здесь, у нас в доме! Это так захватывающе…

Последовала долгая пауза — во всяком случае, долгая для стандартов Памелы.

— Ох, да, — сказала она наконец, — я раньше тоже чувствовала себя виноватой из-за них, из-за всех этих ужасов, которые с ними проделывали. Но знаешь, Бабаджи нам объяснил, что на самом деле эти коренные американцы, которым сейчас приходится так тяжело — вся эта их нищета, и алкоголизм, и все прочее, — что они все просто перерожденные души белых солдат, которые истребляли коренное население в прежние времена, и теперь они так отрабатывают свою карму.

На верхнем этаже парень уже бил в барабан, а старик распевал свои песнопения, и дым скатывался вниз по ступенькам, но Марвин задержался еще ненадолго, чтобы послушать.

— Как бы я хотела, чтобы ты была здесь! — говорила Памела. — Джессика рассказала, что дала немного мелочи одному бедному бездомному чернокожему, которого она встретила в городе, а Бабаджи сказал, что давать всегда хорошо для твоей собственной кармы, но в конце концов, ведь в предыдущей жизни этот человек скорее всего был капитаном невольничьего корабля…

Радостный смех.

— Вот-вот, Тереза, то же самое говорит Бабаджи! Стоит лишь понять, как работает карма, и ты осознаешь, что буквально все, что происходит — действительно к лучшему!

Марвин громко фыркнул и пошел вверх по лестнице.

— Космос, — пробормотал он, — последний долбаный предел![47]

Незадолго до полудня, окурив гараж до такой степени, что в нем едва можно было найти машины, не нащупывая их руками, старик наконец-то прекратил свое пение и воздел дымовой сверток над головой. Парень перестал бить в барабан и произнес:

— Это все.

— Все? — Марвин сложил руки на груди и воззрился на него. — И вот за это ты хочешь, чтобы я выложил сотню баксов?

Старик стоял, нагнувшись и ввинчивая тлеющий конец свертка в пол гаража, чтобы затушить его. Не поднимая головы, он проговорил что-то на своем алгонкинском или черт еще знает каком наречии.

Парень сказал:

— Не обязательно платить сейчас. Мы можем вернуться завтра. Если вы к тому времени не будете удовлетворены результатами, вы можете вообще не платить.

Марвин хотел было посоветовать ему не тратить зря свое время. Но тут старик повернулся и посмотрел на Марвина своими темными черепашьими глазами, и Марвин услышал собственный голос, произносящий:

— О’кей. Конечно. Завтра увидимся.

Когда они ушли, Марвин вернулся в дом и достал ключи от бара. Он не часто начинал пить так рано, но теперь его нервы находились в таком состоянии, что не помешало бы пропустить стаканчик.

Дым внутри дома уже значительно поредел, но запах стоял по-прежнему сильный; он чувствовался даже на террасе, куда Марвин вышел, чтобы выпить свой стаканчик. Облокотившись на перила, он посмотрел на океан, наслаждаясь соленым ветерком и шипящим бормотанием небольших волн, плескавших внизу на песок. Субботнее утро полетело к чертям собачьим — но по крайней мере, все уже позади. Может быть, вечером по телевизору будет неплохая игра или боксерский матч. Даже кино сойдет, черт побери, если только в нем не будет индейцев!

И тут он осознал, что его пальцы не переставая барабанят по перилам, выстукивая на них умеренно быстрый ритм на четыре четверти. В следующий момент Марвин понял, что это тот самый ритм, который индейский парень выбивал на своем барабане.

— Боже милосердный! — сказал он вслух. И осушил свой стакан одним до содрогания долгим глотком.

Памела висела на телефоне до самого вечера, по очереди рассказывая свою потрясающую историю всем своим подружкам-кукушкам. Поскольку благодаря этому она хотя бы не доставала Марвина, он решил, что дело того стоит.

Он пошел на кухню и сунул замороженный обед в микроволновку. Запах дыма все еще был очень отчетливым, хотя воздух уже полностью очистился. Марвин взял картонную тарелку, вышел с ней на террасу и принялся за трапезу — слушая, как звуки океана топят в себе индейскую музыку, по-прежнему продолжавшую звучать в его голове.

Позднее он безуспешно пытался отыскать по телевизору какую-нибудь стоящую игру. Но все спортивные программы были забиты разнообразным идиотским дерьмом вроде тенниса. Вот уж действительно, замечательная мысль — провести весь вечер, глядя на двух педерастов, через сетку отбивающих друг другу идиотский мяч! В конце концов Марвин отыскал какой-то фильм с Бронсоном[48], которого еще не видел, а потом на PBS[49] Луи Ракайзер рассказал несколько действительно интересных вещей о фондовой бирже. Таким вот образом ему удалось скоротать этот вечер, и большую часть времени Марвин почти не замечал запаха дыма. Лишь иногда — может быть, всего лишь раз или два за час — он ловил себя на том, что отбивает ногой или пальцем ритм барабанчика, на котором играл индейский парень.

Когда они позднее поехали обедать, Марвин не поленился добраться до следующего города, лежавшего дальше по побережью, где находился не особенно хороший стейк-хаус с беспардонно завышенными ценами — только бы не есть у Антонио. Он был ужасно зол на Антонио, поскольку подозревал, что тот подстроил всю эту историю, желая подшутить над ним. «Надо было утопить этого ухмыляющегося латиноса с его напомаженными волосами в его же собственном дерьмовом аквариуме с омарами», — думал Марвин.

Этим же вечером, вскоре после одиннадцати, когда Марвин сидел в гостиной, пытаясь сосредоточиться на последней книге Раша Лимбоу[50], Памела позвала его с верха лестницы.

У него было включено радио, настроенное на станцию из Нью-Джерси, передававшую кантри и музыку из вестернов. И то, и другое он ненавидел — но пытался использовать один источник раздражения, чтобы погасить другой. Кучка Гомеров с их гнусавым пением по крайней мере могла изгнать эту проклятую индейскую трескотню, не желавшую вылезать из его мозгов. Памеле пришлось окликнуть Марвина несколько раз, прежде чем он услышал ее, поднялся на ноги и подошел к подножию лестницы.

— Чего тебе?

— Тебе лучше выйти и посмотреть, Марвин, — спокойно произнесла она. — Там на нашем пляже какие-то люди.

— Вот черт! — Он всегда знал, что рано или поздно это произойдет; но почему это должно было случиться именно сейчас? — Достань мой дробовик, — сказал он ей, — и звони в полицию.

Памела не двинулась с места.

— Не надо так дергаться, Марвин. По-моему, их там всего двое, и они ничего особенного не делают. Они даже не подходят к дому. Наверное, просто решили прогуляться вдоль берега при луне.