В чужом отражении (СИ) - Лошкарева Виктория Витальевна

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ В этот самый момент в дверь осторожно постучались, а у Соболева ожил телефон.

— Да, Раф, — спросил Соболев, буравя меня взглядом. А потом вдруг рявкнул кому-то: — Войди.

В доме зашёл молоденький охранник… а может, просто рабочий из команды Соболева. Парень выглядел крайне встревоженным.

— Простите, я мыл машину… доброе утро!... Простите.

— Сделай вздох, — посоветовал Соболев. Парень запнулся, выполнил приказ начальства и начал по-новой, уже более связно:

— Я пылесосил машину, когда на заднем сидении что-то зазвонило. Я проверил – а на полу сидения оказалась женская сумка. Я случайно… Вы не теряли сумку?

— Теряла, — тут же закивала я, вспомнив, что моя сумка с одолженным медицинским костюмом и фальшивыми Анькиными документами действительно осталась в машине!

— А почему вы не принесли её сразу?

И только после этого сонная я тетеря поняла почему: парень боялся, что сумка окажется не моей.

Я почувствовала, что меня начинает нервно потряхивать. Мне хотелось расхохотаться, швырнуть тарелку из тонкого фарфора об пол, или ещё лучше – в Соболева. Но… я поняла, что парень в таком случае сразу же потеряет работу.

Молодой, наивный, честный…

— Ммм, давайте я вам её опишу. И если это что-то, что нам подкинули, вы сразу уберете чужое имущество куда-нибудь подальше от дома, – предложила я. — Я же понимаю: протоколы безопасности.

Я несла всякую чушь, на которую Соболев точно не купился, зато парень расслабился и, выслушав короткое описание, принес мне мою сумку.

—У вас там очень долго звонил сотовый, — сказал парень, передавая мне моё имущество. — Я подумал, что может быть что-то срочное.

— Спасибо! – искренне поблагодарила я юношу и в самом деле полезла в карман за телефоном, потому что никто мне так рано звонить не мог: на часах не было ещё и восьми утра. Мама могла рано утром прислать мне смску; но звонить – да ещё долго держать звонок – она бы не стала.

Достав телефон, я увидела восемь пропущенных от мамы — и у меня всё внутри похолодело.

— Яна? — услышала я испуганный голос Соболева. – Что -то случилось?

— Что-то случилось, — кивнула я, и тут же набрала мамин номер.

Мама ответила почти сразу.

— Яна, беда!! Беда, дочка! Мама в реанимации.

Я вскинула испуганный взгляд на Соболева.

— Что? - хмурясь, спросил он.

— Бабушка в реанимации, — повторила я мамины слова.

— Включи на громкую связь, — попросил Дима, что-то быстро набирая на своём телефоне.

Кивнув, я вернулась к разговору с мамой.

— Мама, Дима здесь, рядом со мной. Я сейчас включу громкую связь, чтобы он тоже слышал.

Нажав кнопку, я услышала громкий мамин всхлип.

— Светлана Владимировна, доброе утро, — ровный голос Соболева, как ни странно, помогал собраться и не поддаваться эмоциям. — Что у вас случилось? Где Ольга Ивановна?

— Маме стало плохо… Я с ней поехала. Мы в первой городской.

— Что говорят врачи?

— Состояние нестабильное, Дима, — заплакала мама. - У неё останавливалось сердце здесь, в больнице.

— Мы скоро приедем, — кивнул Соболев. – Вы где находитесь? Возле палаты?

— На первом этаже, — всхлипнула мама.

— Что вы видите перед собой?

— Регистратуру…

— Оставайтесь, пожалуйста, на месте. Сейчас к вам подойдет глав врач и проведет вас в комнату ожидания для родственников пациентов. – Кивнув мне, чтобы я заканчивала разговор, он снова четко повторил. – Мы скоро придем. Не волнуйтесь, всё будет хорошо.

Наскоро попрощавшись с мамой, я недоумённо покосилась на Соболева.

— А как главврач узнает, где искать мою маму.

— Если захочет сохранить своё рабочее место — узнает, — отрезал Дмитрий, покосившись на мою тарелку. — Съешь хотя бы половину, и мы сразу же выедем в больницу.

Глава 23

К нашему приезду бабушку перевели в отдельную благоустроенную палату с небольшим диванчиком в соседей комнате, где сейчас мы и сидели, с тревогой поглядывая в сторону стеклянной двери. Бабушка спала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Прогноз врачей звучал одобряюще: кризис в состоянии бабули, судя по всему, преодолён. Главврач, стороживший мою маму до нашего приезда, был крайне осторожен в своих фразах, но всё равно, чувствовалось, что самые страшные моменты остались позади.

Когда главврач и застывший за его спиной лечащий врач бабули покинули комнату, мама взмахнула руками и громко всхлипнула. Чувствовалось, что мама молчит неспроста… и это молчание волновало меня ещё больше, чем её слезы.

— Мам, — протянула я, присев перед ней на корточки. – Мамуль, всё хорошо?

Мама закивала головой, но по-прежнему предпочла молчать.

— Мамочка, ну ты же не могла знать, — протянула я, подумав, что мама винит себя в произошедшем. – Терапевт же много раз нас предупреждала, что состояние у бабули нестабильное.

Мама снова закивала сквозь слёзы – но опять всё молча.

— Я пойду, закажу нам чай, — произнёс Соболев, поднимаясь со стула. — Светлана Владимировна, вы чай будете или кофе?

— Чай, пожалуйста, — быстро проговорила мама.

— Яна?

Я обернулась и посмотрела на мужа.

– Нет, спасибо, мне ничего не надо.

Дима оказался куда чутче и понятливей меня: как только он вышел в коридор, мама, глотая слезы, начала спешно говорить.

— Вчера вечером к нам приходил следователь. Яна, наша Аня, оказывается, украла крупную сумму денег у одного чиновника, которого …, — здесь мама залилась просто зарыдала. — … она обслуживала.

—У которого работала по контракту? – спросила я, надеясь, что следователь пожалел мою родительницу и не стал выкладывать ей всех подробностей трудовой биографии моей сестры. Если он использовал обтекаемые фразы…

— Твоя сестра – проститутка! — всхлипнула мама. — Яна, какой ужас!

—Мам, — присев на диванчик, я принялась поглаживать маму по спине, не зная, что сказать, как успокоить родительницу. Получается, то, о чем меня предупреждала Анжелика, всё же случилось: Анькин клиент подал заявление в милицию.

– Мамуль, ну не надо.

— Проституткой, Яна! — плакала навзрыд мама. Я только сейчас поняла, что творилось все это время в душе моей мамы: с одной стороны, тяжелоё состояние бабушки; с другой — осознание того, что твой ребенок сбился с пути.

—Мамочка, ну что ты…

– Вам что, чего-то сильно не хватало, да? У вас было плохое детство? — простонала мама.

— Нормальное у нас было детство.

— Я старалась как могла, — продолжала навзрыд плакать мама. – Да, мы жили не богато, но мы ведь никогда не голодали. Вы с Аней всегда были одеты по погоде – пусть и не очень модно, но тепло и практично.

— Мам, да нормально мы были одеты.

— И питались мы неплохо, — сквозь слёзы возмутилась мама. — Я почти каждое воскресенье курицу жарила!

— Мама, ну что ты такое говоришь...

— И дни рождения мы вам устраивали, — причитала мама. – Нет, конечно, богатых подарков не дарили, но все так жили вокруг!

— Мама, у нас было самое лучшее детство в мире, — произнесла я, совершенно потерявшись сама. Я не знала, как успокоить маму; как сделать её горе менее болезненным.

— Мамуль, подожди, может ошибка вышла.

— Какая же ошибка, Яна, если у следователей все Анины данные есть, — утирая слезы, произнесла мама. – Они мне её фотографии показывали. Это точно Анечка.

—Мам…

— Наша Анечка, — заплакала мама. — Как теперь Диме сказать, ума не приложу. Позор-то какой! И ведь Анин позор и на тебя ляжет, как на сестру – и на Диму, как на твоего мужа. А у Димы положение…

Мне хотелось рассмеяться в голос: действительно, как сказать Диме?

— Дочка, а вдруг он после этого решит с тобой развестись? — вдруг перепугалась мама. — Всё таки такой скандал.

« Я была бы счастлива», - с тоской подумала я, вслух же сказала совершенно другое:

— Мам, Соболева такие мелочи не волнуют.

— Но ведь с его положением… — явно сомневаясь, протянула мама.