Донные Кишотки - Геннадий Владимирович Руднев

class="p1">Йошка сунула ему сквозь решетку ещё один экземпляр «КП». Кот принял угощение и отошёл в сторону. Пока он пережёвывал прессу, она рассуждала:

«Так вот почему Циля не поехала! Светиться не захотела… Но и не предупредила! Почему?.. Неужели этот Малик и её настращал?»

Сидящая у неё в ногах дворняжка вдруг мелко задрожала и прижалась к берцам. В ярде от них прополз десятифутовый питон лимонного цвета, с явным намерением сожрать кого-то перед казённой трапезой. Чуть притормозив, он взглянул на сучку. Та перевернулась на спину и замерла, притворившись мёртвой. Йошка прикрыла её ногой, и питон, потеряв добычу из видимой зоны, пошуршал дальше.

«А надо бы озаботиться средствами защиты, – стуча зубами, проскулила шавка. – Сожрут и не подавятся!»

«Ну, это вряд ли… – успокоила её Йошка. – Скорее сами к нам на стол попадут!»

– Вы намерены перейти на пресмыкающихся?! – послышался весёлый голос Целки из вольера. – Не рекомендую… Их здесь крысами кормят, метростроевскими, а они так фонят, что дозу облучения получить – как два пальца, как говорится…

– Привет, дорогая! Мы тебя разбудили? – обернулась к ней Йошка. – Как дела? Какие заботы?

Целка зевнула во весь рот:

– А-а-а… А чего надо? Давно из Согдианы?

– Уж лет двадцать!

– А что не заходила? Не пускали?

– Документы делали…

– Двадцать лет делали?! Вот тебе и родственнички!.. А как же ты жила? Где? На что? – удивилась Целка. – И не поймали? Не посадили, как нас?

– Да я сама сажаю. Такая охота. По дезертирам и предателям… Слыхала?

– А то!.. Весь зоопарк слухами полнится… Зачем пришла? Одна уже не справляешься? Или мысли какие появились?

– Мысли-то есть… Только у вас здесь и камеры, и прослушка… И чип тебе вшили…

– А ты, госпожа, не торопись… С собачкой-то глазами разговариваешь. Вот и со мной попробуй… Только сучку на руки возьми, бога ради, тут и не такие ещё твари ползают…

Целка уставилась Йошке в глаза, и Йошка, подобрав собачку на руки, услышала полузабытую согдианскую речь:

«Ты этих удавов не бойся. Они тут территорию патрулируют, искусственные они. Без обработки данных и без приказа – никого не тронут…»

«Ты лучше о Замоскалье расскажи. Там что творится?» – спросила глазами Йошка.

«У меня мало новостей… Хвам крутит мясорубку. Подчищает человеческий материал с этой стороны. Тоня твоя рожает и, по его заданию, как двойной агент, поставляет человечину со стороны противоположной. Малик сливает информацию для промывки мозгов по своим каналам в обе стороны, Ишта за ним подчищает всякое говно, чтобы явно в глаза да в нос не бросалось. А Трын с Цилей на периферии жируют. Ищут средства на очередную пандемию. А найдут, запустят её где-нибудь в Захребетье, не здесь… Ну, да, за Уралом… Тут-то, в Клетке нашей, практически все уже зачипованы.»

«И сколько оставляют чистых?»

«Процентов десять. Кому-то надо ещё и тоннели для Гиперлупа рыть, солнечные батареи ставить, капсулы оборудовать, генераторы собирать… Много ещё чего… Они от «Парка Победы» начали, там погружение на девяносто метров, а им до Антарктиды на глубине километров в двадцать надо проходить. Жарко там очень. Роботы не выдерживают. Сейчас пробовали внедрить новый полимер для сверхвысоких температур, но он себя не оправдал: трёхцветный. Политически ненадёжный. Мировое сообщество не утвердило.»

«А цвет здесь причём? Людей надо спасать. Людям всё равно, какого цвета спасение.»

«Ты не права! Сейчас значение придают всему!.. И цвету, и запаху, и звуку…»

«Смысл можешь объяснить?!»

«Легко. Раньше люди по этим показателям различали друг друга, чтобы узнавать своих. Теперь, после мясорубки, фарш должен получаться однородным, чтобы никто друг друга не узнал. Никому никаких предпочтений!»

«Кто же это так решил?»

«Сами люди и решили. Устали они, понимаешь?.. Вечно делить что-то, отношения выстраивать… По вертикали, по горизонтали, вдоль, поперёк… Тьфу!.. Кому-то денег, кому-то власть. Кому холодно, кому жарко. Кому бабу, кому мужика. И так – до сумасшествия… Вот с невменяемости и решили сразу начать. Мол, все сумасшедшие! Ни умных, ни глупых, ни сильных, ни слабых, ни больных, ни здоровых, – только долбанутые на всю голову! А кто не на всю – опять в мясорубку! На переоценку ценностей.»

«Не понимаю… – сделала наивные глаза Йошка. – Ты что-то не договариваешь… Может, кто-то в Бога верит, что, и его – туда же? Верующий среди этих безбожников в чём виноват? Он ничего не просит и никому не мешает. Молится себе да молится…»

«Не-ет… Он сумасшедшим очень мешает! Пошлёшь такого убивать – не убьёт, воровать – не украдёт, и ещё много чего не будет делать по своим заповедям… А в Подмоскалье и в Замоскалье всё чужими руками делается! А надо, чтобы и чужие руки одинаковыми были! Чтобы некого и не за что было судить: коли все воры и все убийцы! Кто кого и за что судить будет? Понимаешь?»

«Так конец этому настанет когда-нибудь! Энтропия – в максимум! И абсолютный нуль по температуре! Распылится цивилизация.»

«Конец мы знаем. Не лукавь… – Целка посмеялась уголками глаз. – Антарктида!»

Дворняжка, ничего не понимая, переводила свой взгляд с лица Йошки на морду странного животного и поскуливала от страха. Ей казалось, что они решают что-то за неё, за её маленькую жизнь. Например, не отдать ли её этому гладкому жёлтому питону, чтобы тот проглотил её и переварил, ещё живую, у себя внутри, где так душно, тесно, темно и противно? И она, дрожа, забиралась всё выше к Йошке на плечо и смотрела в противоположную сторону, на дорожку, где проползала недавно её смерть, с ужасом и безысходностью. Наконец, собачка забралась так высоко, что смогла лизнуть Йошку за ухом. И заскулила.

– Не ссы, скотинка, мы тебя в обиду не дадим! – погладила её по спине Йошка и обратилась вслух к Целке:

– А я-то хотела вас на охоту забрать, да и на хозяйство. Думала: оградить от насилия, на волю выпустить.

Целка зевнула и призывно махнула Коту хвостом. Тот подошел ближе, что-то дожёвывая.

– Слыхал? Госпожа нас к себе в монастырь забрать хочет! Оградить! Ты как?

– На следующей неделе можно. А так у меня запись до пятницы… А надолго? – спросил Йошкин Кот.

– Мне кажется, навсегда… Так, госпожа? – Целка попыталась ухмыльнуться ослюдной мордой, но у неё это плохо вышло.

Йошка церемонно отвернулась и, не попрощавшись и не опуская сучку на землю, пошла прочь от вольера.

***

Малику было плохо. Он заболел. Ишта была в отчаянии.

– Представляешь? – шептала она Йошке. – Он принял себя за человека! Вот выпил вчера…

Она показала на полупустую бутылку пива.