Ангел Габриеля - Марк А. Радклифф

— Получается, вы рассердились и продолжали сердиться примерно полтора года? — спросил Христофор.

— Не знаю. Не все так просто. Было и кое-что еще.

— Вот именно поэтому вы и находитесь здесь, — прокомментировал Клемитиус.

— Не думаю, приятель, что я справился бы с такой тяжелой проблемой, — стрельба холостыми кого угодно приведет в замешательство, — вставил Кевин. — Ты молодец, что нашел в себе силы об этом заговорить. Сам-то я по этой части в полном порядке. Моя первая жена говорила, что я обрюхатил ее уже тем, что посмотрел на нее с другого конца комнаты, — добавил он со смехом.

— Да, слыхали мы о таких подвигах, — произнес Габриель равнодушно.

— Не могу представить, какая женщина подпустила бы тебя к себе хотя бы на шаг ближе, — съязвила Ивонна. — Тебе никогда не приходило в голову, что этим твоя жена хотела сказать, что ребенок вовсе не от тебя?

Габриель между тем продолжал:

— Я много размышлял по этому поводу… То есть не просто о собственном бесплодии, а… ну, в общем, думал о том, почему я почти все время нахожусь в дурном настроении…

— И к какому же выводу вы пришли? — спросил Клемитиус.

— Мне приходили на ум сотни причин, но от осознания причин ничего не меняется — просто появляется повод поговорить, почему ты находишься в таком состоянии.

— Что это значит? — спросил Кевин, обращаясь к Ивонне.

Габриель не обращал на них внимания:

— Я переживал из-за того, что начал стареть, стал чувствовать себя более неуверенным, ощущать себя в меньшей степени хозяином своей жизни. Кроме того, у меня начали выпадать волосы… Я знаю, что это сущие пустяки, — другие лишаются почек или любимых людей, что в сравнении с этим какая-то лысина? Но эта лысина была моей, и я стал рассуждать так: «Что ж, это первое изменение, происшедшее с моим телом против моей воли», и это казалось мне предвестием других неприятностей, понимаете? Боли в коленях, артрит, ожирение, опять же треклятые проблемы со спермой…

— Что ты имеешь в виду, что значит — от другого? Она не посмела бы так поступить, — сказал Кевин.

— Потому что иначе ты бы ее убил?

— Вообще-то, да.

— Это тебе и причина, почему она скрыла правду, — улыбнулась Ивонна.

— Похоже, у нас тут идут два совершенно разных разговора, — заметил Клемитиус.

— Сами видите, у них всегда виноваты мужики, — не унимался Кевин. — Послушать, так нам даже нельзя по справедливости наказать за несправедливость.

— Бедный, бедный наемный убийца, все-то его обижают! — ухмыльнулась Ивонна.

— Если бы я встретился с тобой до того, как тебя заказали, я убил бы тебя совершенно бесплатно, по собственному почину! — прошипел Кевин.

— Уверена, что так и было бы, у тебя повадки любителя, а не профессионала, — парировала Ивонна.

Кевин сжал кулаки и посмотрел на Клемитиуса, который изрек фразу, произносить которую он, по всей видимости, тренировался уже давно:

— Я ощущаю в группе некоторую враждебность.

21

Гари Гитарист — во всяком случае, для беженца из поп-группы восьмидесятых — был вполне успешным человеком. И во многом ему за это следовало благодарить лекарство от кашля.

В ту пору, когда группа «Собака с тубой» корчилась в предсмертной агонии, Гари Гитариста очень редко видели без пузырька микстуры от кашля в руке. Когда дела пошли из рук вон плохо, он стал выпивать по семь пузырьков в день. Эта привычка стоила ему семидесяти фунтов в неделю. После того как «Собака с тубой» распалась, он отправился прямиком в центр лечения наркозависимости. Там ему очень понравилось. Ему не только удалось покончить с микстурой от кашля, но и с самим кашлем тоже. И, словно уже одного этого было недостаточно, он познакомился там с Длинноволосым Бреттом, лидером американской группы «Карма», этой легенды мейнстримовских американских радиостанций. Бретт боролся в ту пору с двумя зависимостями: от кокаина и от секса. Он был также по горло сыт вероотступничеством гитариста «Кармы» Стиви Логана по прозвищу Струна, который примкнул к секте адвентистов седьмого дня. Тем нравились деньги Стиви, но не дьявольская музыка, которую он исполнял, чтобы их заработать. Стало быть, Бретту требовался гитарист, а Гари Гитарист как раз таковым и являлся по определению. Союз, заключенный ими в реабилитационном центре, принес Гари Гитаристу за следующие семь лет более пяти миллионов долларов.

Так что «Собака с тубой» была нужна ему — как белому медведю меховая куртка. Ничто на свете не заставило бы его снова оказаться на одной сцене с Джеймсом Бьюкеном. Ему и без того было чем заняться. Правда, он не знал, чем лучше заняться в данный момент, отчего сильно пристрастился к просмотру передач на телеканале «Горизонты Соединенного Королевства» — сильнее, чем сам от себя ожидал, — а в результате увлечения передачей «Дуэль акварелистов»[77] даже начал учиться рисовать.

Гари Гитарист вернулся из США после отвратительного бракоразводного процесса, рассчитывая развеяться с помощью беспорядочного секса, сочинения песен и продюсирования в области музыки. Из всего этого получилось заняться только песнями. В результате у него появилось двадцать четыре новые композиции, в основном о его бывшей жене и оторванной от него дочери, хотя одна или две были посвящены такой щекотливой теме, как склонность к микстуре от кашля (например, «Му Coughing Soul»).[78]

Он воображал, что некоторые молодые женщины непременно захотят с ним переспать. Однако на деле их оказалось совсем мало, а когда ему таки удавалось завлечь в свою постель англичанку, неизменно выяснялось, что та видит в нем не рок-звезду, а сорокапятилетнего толстого чувака со стрижкой маллет, в одежде из джинсовой ткани и в ковбойских сапогах. Причем в Штатах его дела обстояли немногим лучше. Бретт запретил девушкам-групи[79] приближаться к себе и своим музыкантам, рассматривая это как продолжение своего лечения. Гари Гитарист считал, что это несправедливо, потому что он, например, не потребовал бы от других членов группы, чтобы те отказались от микстуры от кашля, если бы она кому-нибудь понадобилась. Но он чувствовал, что протестовать было бы проявлением неблагодарности.

Как бы то ни было, Гари Гитарист делал то, что делал, и ждал. Сперва он ждал, что кто-нибудь позвонит и попросит продюсировать какую-нибудь новую группу, члены которой всегда им восхищались, или осведомится о его планах относительно сольной карьеры, однако дни шли за днями, недели за неделями, и в телевизоре бесконечные повторы «Бабьего лета» сменялись бесконечными повторами чертовой «Папашиной армии», и он понял, что все его ожидания ни к чему не приведут. И тогда, после телефонного звонка Джеймса, Гари Гитарист подумал, что, может быть, он ждал именно его.

Джеймс вышел из больницы со странным чувством, в котором смешивалось облегчение и та радостная энергичная нервозность, какую обычно человек испытывает, став отцом. Конечно, он боялся, что Гари Гитарист задаст ему взбучку. Хотя, пожалуй, он опасался еще больше, что Гари Гитарист вообще не откроет ему дверь. Однако же он все равно с нетерпением ждал встречи с этим олухом. Его грела перспектива увидеть человека, которого однажды он чуть было не назвал вторым Ленноном при втором Маккартни, под которым подразумевал себя, но не назвал, чтобы Гари не начал ошибочно считать его равным себе.

К тому времени, как он покинул Вест-Энд и миновал Хемпстед-Хит,[80] Джули, с ее комой, находилась уже где-то на самых задворках его сознания. Когда же он стал приближаться к тому дому, адрес которого ему рассеянно продиктовал Майкл, все прочие мысли улетучились из его головы и в ней осталась только одна всеобъемлющая жгучая зависть. Она язвила его сильнее, чем если бы ему намазали яйца креозотом и обозвали самым большим кретином во всей вселенной. Дома в этом районе были не просто дома, а целые особняки, скорее даже поместья, да еще в Лондоне, отчего их стоимость, наверное, была не меньше, чем у целого княжества Люксембург. Это походило на телеигру «Сквозь замочную скважину»,[81] причем этот выпуск, по мнению Джеймса, был предназначен специально для него.

Большинство из этих домов были снабжены системами безопасности. Многие скрывались за высокими оградами с запертыми воротами. На некоторых виднелись желтые таблички, грозящие нарушителям границ чужих владений злыми собаками. Дом Гари Гитариста, как Джеймс с облегчением обнаружил, был лишен всего этого. Тем не менее он был чертовски большой. От ворот до парадной двери было так далеко, что Джеймс предпочел остаться в машине. Ему пришлось ехать по подъездной дорожке его гитариста, что было просто оскорбительно, и все это время его окружал сад, больше похожий на поле, в котором росла пара деревьев. По бокам подъездной аллеи стояли большие декоративные вазы, каждая размером с ванну в доме Джеймса, и все они были полны цветов. Джеймс решил, что непременно помочится в одну из этих чертовых штуковин, если Гари Гитариста не окажется дома.