Лики Срединного царства. Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая - Алексей Бокщанин

Здесь он предается утехам с «цветочными девушками», певичками и прислужницами. Но и этого мало! «Герой» забавляется с чужими женами, молодыми вдовами и похотливыми искательницами приключений, берет к себе в дом «прелестниц» из заведений «веселого квартала». «Симэнь Цин… знал лишь наслаждения, соблазнял жен порядочных людей. Брал их к себе в дом, а как только они ему надоедали, просил сваху продать. Чуть не каждый день наведывался он к свахам, и никто не решался ему перечить». У Симэнь Цина безграничная власть над женами. Будучи не в духе, он издевается над ними. Овладевает ими в самой грубой и бесчеловечной форме. Жена для него — просто вещь, он волен поступать с ней как угодно. Своих жен Симэнь Цин избивает нещадно, как и служанок. Доведенные до отчаяния, женщины кончают с собой. Ни одна из жен Симэнь Цина не чувствует себя счастливой в его богатой городской усадьбе.

Многие страницы романа посвящены жизни китайской женщины. И это не случайно. Женщина беззащитна — ее можно купить и продать, наказать плеткой и всячески унизить. Бедные семьи продавали дочерей в публичные дома, а мужья в целях наживы толкали жен на связь с богачами. В голодные годы бедствующая семья старалась продать дочь, но сохранить сына как продолжателя рода. Женщина служила «товаром». В романе мать продает свою дочь, а главный «герой» покупает себе наложниц.

Подробно и красочно Ланьлинский Насмешник рассказывает о любовных похождениях своего «героя». Он настолько смакует интимные подробности, что читатель не сразу понимает истинную позицию автора. А тем не менее она состоит в обличении половой разнузданности, в призыве умерить чувственные наслаждения. Описание неуемной половой страсти дано в назидание и в предостережение людям, не знающим предела в плотской одержимости. Ланьлинский Насмешник осуждает Симэнь Цина за его безудержную страсть к женщинам, напоминая, что расплата за блуд неотвратима!

«Дни того, кто в распутстве погряз, сочтены. Выгорит масло — светильник угаснет, плоть истощится — умрет человек», — предупреждает автор романа людей, не знающих меры в чувственных наслаждениях. Возмездие неотвратимо!

И вот распутник и кутила умирает от полового истощения в тридцать три года. Самоубийством кончает его дочь. Насильственная смерть настигает ее мужа — блудодея. Отравившая своего первого мужа пятая жена главного героя гибнет от карающего меча. В двадцать девять лет погибает одна из ведущих героинь романа — красавица Чунмэй. После смерти Симэнь Цина его жены разбредаются кто куда. За единственным исключением все персонажи романа умирают от любовных излишеств.

Возмездие неотвратимо за все преступления, творящиеся в доме Симэнь Цина. Одна из его жен — кроткая и нежная Пинъэр родит ему сына. Это его единственный законный наследник. К несчастью, ребенок оказался нервным и слабым. Другая жена, красивая, жестокая и коварная Цзиньлянь, пылая ненавистью к своей сопернице, решает извести и ребенка, и его мать. Для этого она использует своего огромного белого кота. Цзиньлянь кормит его только сырым мясом и специально дрессирует пушистого любимца, дабы тот насмерть напугал так некстати родившегося малыша. Дьявольский замысел удается. После сильнейшего нервного шока годовалый ребенок умирает. Убитая горем мать чахнет и в конце концов тоже сходит в могилу.

В романе проводится чисто религиозная — буддийская — идея воздаяния человеку за его грехи, торжествует буддийская мысль о мирской суете. Ибо все исчезает как утренняя роса. Все на свете — и разгул плоти, и чистая любовь, и ненависть, и счастье, и горе — все это мираж, химера! А воздаяние за грехи неотвратимо! Его не избежать! Неуемная страсть доводит Симэнь Цина до преждевременной смерти. Его единственный сын становится монахом, дабы искупить грехи отца. Тем самым прекращается род Симэнь. По тогдашним понятиям, это страшная расплата, самая ужасная кара для китайца-мужчины. Здесь Ланьлинский Насмешник уже не смеется, он предупреждает тех, кто чрезмерно предавался распутству и пьянству, кто творил зло, о грядущем возмездии! А как же авторское озорное подшучивание над плотскими подвигами и половыми излишествами Симэнь Цина? В самом романе заложена некая двусмысленность. С одной стороны, сладострастное смакование сексуальных наслаждений, а с другой — обличение плотской разнузданности с позиций конфуцианской морали. Читатель сам должен решить, в чем же пафос романа. В этой двойственности также проявляется веселое озорство автора, его тяга к розыгрышам. Разве можно проникнуть в душу таинственного Весельчака? Где же он настоящий — в ехидном лукавстве или в праведном гневе? До сих пор однозначного ответа не знает никто. Такова еще одна загадка романа.

На первый план Ланьлинский Насмешник выдвигает не мораль, а человеческие чувства и страсти. Ратуя за признание чувственного начала в человеке, он идет в ногу с веком. Именно в эпоху Мин в литературу вдруг прорвалось запретное прежде изображение страстей во всей их откровенности. В отличие от Европы, где для эпохи Возрождения было характерно прославление жизнеутверждающего начала и реабилитация плоти, в Китае гипертрофированное изображение страстей было связано с назиданием потомкам, чтобы помнили о неотвратимости сурового наказания за непомерное распутство.

«Цзинь, Пин, Мэй» — яркое свидетельство рождения в Китае особого типа романа, произведения о частной жизни человека, о нравах и быте. Ученые считают, что это «новая традиция правописания», «зеркало эпохи», «открытие жанра бытового, сатирического романа», хотя некоторых китайских литературных критиков шокирует обилие сексуальных сцен и «непристойных» описаний.

В романе представлены различные социальные типы тогдашнего общества, более тысячи персонажей. Это целый мир — яркий, шумный, многоликий. Анонимный автор предисловия к маньчжурскому переводу романа писал: «В книге можно видеть самых обычных мужчин и женщин, монахов и монахинь, лекарей и ведунов, звездочетов и физиономистов. Здесь также гадатели и музыканты, актеры и певички-гетеры — словом, самая разношерстная публика. Кто-то покупает, кто-то продает. Тут разные продукты суши и моря, там разная утварь, которой по надобности пользуются люди. Тут вы замечаете издевку, там вы слышите громкий смех. В книге не упущена ни единая мелочь, пусть самая наипустяшная, которую вы можете встретить в уголках самых захолустных. И все это описано обстоятельно и с редкою подробностью — так, будто видишь ты все своими глазами или сам участвуешь в этом действе…»

Уже современники Ланьлинского Насмешника считали его роман «неофициальной классикой». Позднейшие исследователи называли его «эпохальным» и «великим». А сам автор по праву занял почетное место в ряду таких мастеров слова, как Дж. Боккаччо, Ф. Рабле и Дж. Чосер.

«Честные» против «вероломных». Как погибли реформаторы Минской империи

Блаженствуют совы,А фениксы злобно гонимы.Ужели ты терпишь, о Небо?Где право, где честь находимы?

Лю Цзи (1311–1375)

Прохладное и ясное утро занялось над Пекином. Хотя уже шел сентябрь, стояла сухая и ласковая осень — благословенная осень года Обезьяны (1620). Недавно взошедший на престол император Чанло начал реформы. Стал устранять злоупотребления. Призвал ко двору ранее гонимых честных сановников. Вот и сейчас двое из них подошли к воротам Умэнь. Ворота эти служили южным входом в Пурпурный Запретный город — дворцовый комплекс, обнесенный крепостной стеной. Стража — вооруженные до зубов императорские гвардейцы — без звука пропустила их. Знали, что это новый глава Ведомства чинов Чжао Наньсин и его помощник Чжоу Шуньчан. Оба из группировки Дунлинь. Вот уже больше месяца, как их назначил новый Сын Неба!

Сановники явно спешили! Шли молча, на лицах тревога. Еще бы! Пятый день, как государь болен! И здоровье его все хуже и хуже. А ведь все началось с пустяков — с расстройства желудка. Дальше — больше! Куда смотрят врачи?! Второй день какая-то подозрительная возня в личных покоях императора. Это все евнухи! Шныряют — почуяли крысы беду! Надо быть настороже! А то ведь эти евнухи отравят господина! Еще вчера перед сном монарху дали какую-то «красную пилюлю бессмертия». А если это яд?! Что тогда?! Позабыв о степенности придворного этикета, эти двое прибавили шаг. Скорее! Скорее!! Вот и дворец Ганьцин. Что такое? Ворота нараспашку. Дежурных евнухов и охраны нет. Что-то случилось. Войдя во двор, оба остановились как вкопанные. Человек тридцать евнухов и придворных в молчании стояли на коленях. Лицом к жилым покоям императора — спиной к воротам. И беспрестанно кланялись до земли. Встречать вошедших кинулся молоденький евнух из тех, что на посылках. В глазах ужас, руки трясутся. Звенящим шепотом выпалил: «Сын Неба вознесся на драконе! Государь стал гостем Неба! Надо умилостивить дух Высокого господина! Соблаговолите пасть на колени!» Вошедшие окаменели. И вдруг тишину разорвал хриплый и яростный крик: «Красная пилюля! Отравили! Мерзавцы! Беда государству! Всему конец!» Это кричал Чжао Наньсин. Кричал, зная, что рядом с телом ушедшего в «мир теней» Сыном Неба это — явное святотатство. Кричал, потеряв над собой контроль. Потом плашмя упал на каменные плиты двора, поняв, что в это утро рухнули все планы группировки Дунлинь. Столько лет борьбы — впустую! Зло и беды теперь неминуемо восторжествуют в Поднебесной! Всеми делами в стране вновь будет вершить гаремная свора — наложницы, евнухи, кормилицы и прочие! Люди во дворе старались не оборачиваться на Чжао Наньсина. Только Чжоу Шуньчан смотрел на него…