Не друг - Мия Шугар

Разве так может быть? Тело словно разом пронзило миллионом тонких иголок и, конечно, опять выгнуло. Навстречу Никите, его широкой груди и теплым объятиям.

На постель я упала уже не одна. Сверху, как горячая бетонная плита опустился Никита и на мгновение ко мне вернулся прежний страх, но его смыл, оставив лишь невнятную тревогу, быстрый шепот:

— Ты можешь остановить меня в любой момент..

Я хотела ему ответить, но в голове закрутилась такая буря… Эмоции переполняли, будоража тело горячими волнами, и я совершенно потерялась в ощущениях.

Остановить его? Зачем, ведь его губы такие мягкие, а прикосновения невесомо-нежные.

Я помню его чудовищную силу, требовательную и сокрушающую, без малейшего напряжения преодолевающую даже намек на сопротивление. Помню, как поднимал меня на руки, словно невесомую пушинку, как буквально одним пальцем легко удерживал на месте. И как нетерпеливо добирался до тела помню.

Но сейчас меня придавливал к постели другой человек. Не тот, жёсткий и даже жестокий, но и не прежний Никита-друг.

Этого ласкового незнакомца мне ещё только предстояло узнать и я, как и кто угодно другой на моем месте, немного волновалась и побаивалась. Но это был не дикий животный ужас, одно воспоминание о котором бросало меня в ледяную дрожь, а естественное опасение перед чем-то новым.

И гораздо сильнее я сейчас страдала не от страха, а от пока непонятного внутреннего голода, некой потребности, которую очень хорошо утоляли глубокие поцелуи и смелые прикосновения.

Всего один раз я засомневалась и выдержала короткую борьбу с самой собой — когда Никита, не прерывая поглощающего мою душу поцелуя, положил ладонь на холмик груди. Сердце истерично взбрыкнуло и я инстинктивно дернулась в мужских объятиях. Такие прикосновения для меня слишком новы, чтобы я могла спокойно принимать их.

Никита замер, сбавил напор и даже его поцелуи стали легче. Он словно успокаивал меня, приучал к новому, пока я со стоном не расслабилась в его руках. Последующие прикосновения к груди переносились уже легче до тех пор, пока футболка, в которой я спала, с треском не разъехалась в стороны. Обнаженную кожу лизнул душный воздух темной спальни, а потом я почувствовала и Никитин поцелуй.

Кажется, я даже взвыла от болезненно-острого ощущения, и, конечно, опять выгнулась, подставляя себя под жадные влажные поцелуи, предлагая почти невидимому мужчине тело и саму душу.

— Ни-ки. та… - я плачу? — Ник..и..та..

Пальцы скользят по мощным плечам, путаются в жёстких волосах и я, отринув все наносное, слушаю свое плачущее от невыносимой жажды тело и без страха и неловкости разрешаю себя целовать, с благодарностью принимаю увеличивающуюся силу и натиск.

Никита тяжело дышит и его хриплые выдохи обжигают обласканую до мурашек нежную кожу. Он сильнее сжимает ладони на груди, перекатывает между пальцами напряженные бусинки сосков и низ живота просто взрывается перекипевшим вулканом.

Теперь я точно плачу, захлебываюсь стонами и царапаю Никите спину.

— Тише-тише… Все хорошо.. — Он подтягивается на руках выше и успокаивает меня поцелуем.

Я ничего не могу ответить и продолжаю глубоко и надсадно дышать, чувствуя, как кружится голова от перенасыщения крови кислородом.

Руки Никиты плавно поглаживают тело, он не торопится, хоть и сам весь дрожит.

— Закончим на этом? — Он опять целует меня в висок, почти невинно, но моя грудь прикасается к его и мы оба вздрагиваем, и меньшее, чего я сейчас хочу, это прекратить.

Я могла думать, что угодно, притворяться и глушить свои порывы и желания, но мое тело говорило за меня и его призыв не заметил бы только слепой. Никита не был слепым, он, вообще, кажется, чувствовал меня, как себя, и прикосновение его ладони к низу пылающего живота я встретила стоном облегчения.

Промокшее белье вызвало короткую вспышку стыда, но очередная молния осветила лицо Никиты и от вида его восхищенного благоговения мой стыд мгновенно испарился. Он смотрел на обнаженную меня, как на богиню и прикасался так же трепетно.

— Ничего не бойся.

Слова ему давались тяжело, а контроль над собой ещё тяжелее, и я даже залюбовалась на миг этим потрясающим зрелищем — борьбой мужчины со своей сущностью. Как бы он не старался казаться спокойным, получалось это слабо, урывками. Он пытался нежно провести ладонью по моей ноге, от бедра до ступни, но неожиданно сильно, до боли сжал пальцы на щиколотке. Хотел поцеловать живот и порывисто прикусил кожу.

— Прости… Не могу больше..

Нависшее сверху массивное тело воспринималось так правильно, так естественно.

— Настя.. — Жаркий шепот и совсем чуть-чуть прикушенная мочка уха отвлекли от ощущений между ног, где поглаживание сменилось давлением.

От осознания того, что это не пальцы, а скрытая прежде от меня часть тела Никиты, кровь прилила к лицу и я глубоко вздохнула.

Никита качнул тазом, помассировал чувствительную точку, подливая масла в кипящий вулкан, и я почувствовала, как горячий гладкий и каменно-твердый член соскользнул с пульсирующего узелка ниже, раскрывая нетронутые прежде складки и устраиваясь между ними.

Я многое хотела спросить и узнать, предупредить Никиту, попросить не делать мне больно, но все эти вопросы и ответы на них отразились в его глазах.

Вспышка молнии осветила напряжённое лицо, закушенную губу и острый кадык, когда Никита поднял голову к потолку и зарычал, заставляя меня запоздало испугаться. Следом за животным рыком последовал первый аккуратный толчок, почти неощутимый, и сразу за ним немного дискомфортный второй, а после и третий, от которого я пораженно выдохнула и не смогла сделать новый вдох.

* * *

Никита замер, удерживая свое массивное тело на полусогнутых руках и, — я готова была поклясться, — внимательно посмотрел на мое, сведенное гримасой боли, лицо.

Гроза пошла на убыль и молнии били гораздо реже, поэтому комната погрузилась в практически полную темноту, так что я была уверена — он меня не видит, как и я его. Контур головы на фоне чуть более светлого проема окна, да белесые блики на теле от редких и далёких вспышек молний, вот и все, что мне оставила ночь.

Никита медленно