Рубиновое сердце богини - Екатерина Лесина

– Вот еще фотографии, и еще… Меня любили фотографировать.

Понятно, почему. На каждом следующем снимке облик менялся. Вот из черных глаз исчезла наивность, не выдержав напора новых чувств. Появилась гордость, уверенность, презрение. А потом фотографии закончились. Внезапно. Такое впечатление, будто стихийное бедствие, пожар или наводнение прервали удивительное повествование о жизни незнакомой мне красавицы. С последнего снимка на меня смотрела уже женщина, холодная, расчетливая, уверенная в себе и поразительно красивая. Настоящая королева.

– А дальше?

– Дальше мне стало не до фотографий. Здесь, – Анастасия Павловна взяла в руки снимок, – мне двадцать четыре. Димке было пять.

– Вы так рано?

– Рано. У меня были свои причины, но давай по порядку. На чем я остановилась? Ах, да, за мной ухаживали, цветы, пирожные, конфеты, газировка из автомата и прогулки по парку, за то, чтобы проводить меня до общежития, парни дрались, и мне это льстило.

– Любой девушке льстит внимание, – осторожно заметила я. Госпожа Пыляева улыбнулась и погладила фотографию.

– Вы правы. Наверное, в конце концов, я вышла бы замуж и успокоилась, но… Я встретила Никанора, и все поклонники канули в небытие. Он был старше меня на двадцать лет, женат и имел двух дочерей, старшая – моя ровесница. Это был грязный роман и совершенно бесперспективный, но тогда казалось – вот оно, счастье, протяни руку – и… И я позволила себе влюбиться, безумно, как в книжке, с тайной, надрывом и непреодолимым препятствием в виде жены… Честно, я не особо жалею, то время, наверное, было самым счастливым в моей жизни. Встречи украдкой, страсть, огонь, ревность, ссоры с битьем посуды и взаимными обвинениями, примирение и ласковые слова. Он устроил меня на работу, выбил квартиру, регулярно давал деньги «на красоту», это его любимое выражение, и подарки дарил, но, невзирая на все клятвы и признания, с разводом тянул. Где уж мне, дурочке, было знать, что генералы не разводятся, вредно для карьеры. Вот тогда-то Ада и посоветовала мне забеременеть. Она таким способом Алешку подцепила, я еще смеялась, нашла, мол, на кого силы тратить, ни рожи ни кожи, не то что мой Никанор. Но советом воспользовалась, да и с предохранением в те времена дела обстояли по-другому, короче, не прошло и полугода, как я обрадовала моего генерала.

– Он не слишком обрадовался?

– Ну, можно сказать и так, – Анастасия Павловна отвернулась, глаза женщины подозрительно заблестели. – Он не настаивал на аборте, предложил «уладить вопрос», я отказалась, все надеялась, что теперь-то он подаст на развод. А Никанор жил, как прежде, днем со мной, вечером дома. Ночевал изредка, наплетет супруге про командировку, полигоны и долг перед Отечеством, а я, дура, радуюсь, что не одна. А потом Димка родился, и мне начало казаться, будто это у нас семья, я, Никанор и Дима, будто это я – законная супруга. Никанор нас бросил, когда Димке исполнилось пять. Все чинно и благородно, адъютант принес букет желтых тюльпанов и длинное письмо-объяснение. Прости, дорогая, любовь наша будет жить вечно, но Родина требует… И так далее. Его переводили куда-то, кажется, в ГДР, по тем временам почти Европа, вот мой генерал и не рискнул играть с судьбой, красивая любовница не стоила открывавшихся перспектив. На мою долю осталась квартира, работа да толстый конверт «на всякий случай». Случай представился быстро, оказалось, врагов у меня хватало. Сначала я лишилась работы – директор той конторы, где я работала секретаршей, решил, будто имеет на меня какие-то права… Сначала намеки, потом последовало предложение, от которого я отказалась. Пришлось уйти, он сжил бы меня со свету. Потом начались проблемы по идеологической линии, аморальное поведение, тунеядство и так далее, в общем, из комсомола меня исключили. А тут и деньги кончились, тратить-то я привыкла не считая. Вот… Пришлось на работу устраиваться, еле-еле взяли учительницей… – Анастасия Павловна положила фотографию обратно в альбом. – Не хочу врать, что голодала, просила милостыню или мыла подъезды… Нет, Никанор не забывал о сыне, каждый месяц я получала денежный перевод, только… Тошно мне было, не передать словами. Такое чувство, будто тебя использовали, а потом выкинули за ненадобностью… Машенька, – госпожа Пыляева вдруг улыбнулась, – а давай мы с тобой выпьем? За нас, за женщин?

Белое вино с легким ароматом земляники как нельзя лучше вписалось в этот странный вечер. Наверное, со стороны это выглядело красиво: две женщины, старый альбом с фотографиями, хрустальные бокалы на тонких ножках, а сзади непокорная грива огня, который не терял надежды выбраться за очерченную каминной решеткой границу.

– Я тебя еще не утомила своими историями?

– Нет, что вы.

Анастасия Павловна посмотрела на пламя сквозь стекло, я последовала ее примеру. Красиво. Свет, преломленный сотней хрустальных граней, метался в бокале, поджигая вино изнутри, а мир вокруг сузился до яркой точки в центре…

– Тебе когда-нибудь доводилось работать в школе?

– Нет.

– Там своя специфика. Коллектив в основном женский, примерно половина не замужем. Вторая половина, с одной стороны, гордится положением, а с другой – отчаянно завидует, потому что муж пьет, зарплату не приносит, да еще время от времени поколачивает дюже образованную супругу. Дети – хамы, соседка – стерва, на работе неприятности. Ну и так далее. Единственный клапан для пара – сплетни, а лучшего объекта для сплетен, чем мать-одиночка, и придумать нельзя. Чего они только не сочиняли… Ну, за нас!

Вино, кроме запаха, имело чудесный вкус белого винограда, солнца и теплого лета.

– Стыдно признаться, но ребенок меня тяготил с самого начала, но, когда был Никанор, я радовалась Димке, как вещественному доказательству нашей любви, когда же любви не стало, то… Если бы еще он так не походил на отца…

– А, по-моему, он на вас похож.

– Ты просто Никанора не видела.

– А есть фотография?

Анастасия Павловна покачала головой.

– Нет. Я сожгла все до одной. Но у них с Димкой не просто внешность одинаковая. Все – жесты, привычки, характер, в конце концов… Представляешь, каково это, каждый день видеть перед собой лицо человека, предавшего тебя. Это даже не пытка. А еще Ада. Она постоянна была рядом, утешала, успокаивала, помогала и, глядя на Диму, восторгалась тем, как он похож на отца. Я не настолько наивна, чтобы не видеть – мое унижение доставляло ей удовольствие, но не находила в себе сил порвать еще и с Адочкой, все-таки подруга, часть прошлого. А она словно мстила мне за что-то, мелко, глупо, но очень больно.

Да уж, понимаю, на своей шкуре почувствовала, как больно кусается Аделаида Викторовна, любому иезуиту по части пыток сто очков вперед даст. Именно от бывшей свекрови узнала, что Гошик начал встречаться с Лапочкой и даже сделал той предложение. И о том, какая это замечательная девушка, тонкая, образованная, хозяйственная, ведет здоровый образ жизни и за собой следит.

– И тогда я решила доказать всем, что сама чего-то стою. – Анастасия Павловна запнулась. И я, воспользовавшись паузой, наполнила бокалы. Ох, сдается мне, одной бутылкой вина сегодняшний вечер не обойдется.

– Дима с четырех лет занимался фигурным катанием. Моя задумка, Никанор не возражал, катание так катание, ему было все равно, мне же хотелось привлечь внимание. А потом… В общем, я подумала: если Димка станет чемпионом, тогда все они заткнутся, и Адочка, и коллектив разлюбимой школы номер семнадцать, и соседи. Все. И Никанор, когда узнает, пожалеет, что бросил нас. Теперь-то я понимаю, насколько была глупа и амбициозна. Я не видела ничего, кроме цели. Обстоятельства складывались удачно, хороший тренер, хорошие результаты… Но мне не нужно было хорошее, я хотела, чтобы мой сын стал лучшим. Знаете, как живут нормальные дети? Школа, дом, улица, друзья. У спортсменов круг сужается до двух составляющих: школа и тренировки. Точнее, тренировки, и если остается время, то школа. Ну еще режим. Мороженое нельзя, конфеты нельзя, бегать с друзьями нельзя, да и друзья постепенно исчезают, и самым близким другом становится тренер. Большинство привыкает. Но Дима… Дима сопротивлялся, терял коньки, грубил, опаздывал на тренировки, дошло до того, что я приводила его на лед сама и сдавала тренеру. В общем, вел себя как всякий нормальный ребенок, которого заставляют заниматься нелюбимым делом. Он смешной был… – Анастасия Павловна пригубила вино.

Не знаю, может, и смешной, не представляю себе Пыляева подростком. По-моему, он и для своего возраста чересчур взрослый и серьезный. Упрямый, это да, единственный человек, ради которого Дамиан готов был пойти на уступки, это Гошик.

– А однажды все переменилось, резко, точно у него в голове тумблер повернули. Не то чтобы Димка полюбил фигурное катание, но больше не отлынивал и на тренировках в полную силу работать начал. Ну и результаты, само собой, появились. Сначала городские соревнования, потом областные… Первый успех, первые медали. Новый тренер, новый уровень… Вершина была так близко. А перед общесоюзными соревнованиями Дима умудрился поскользнуться и, падая, расшиб колено. У меня истерика, у тренера шок, врач говорит, что вроде бы ничего серьезного, но рекомендует подождать недельки две. А соревнования через неделю. Тренер настаивает на участии, говорит, что подростки часто падают, ничего страшного, вся программа и десяти минут не займет, Дима – основной претендент на золотую медаль, после соревнований он устроит мальчика в правительственный санаторий… И я согласилась.