Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия

— Безденежные бедняки — это неплохо, но богачи все-таки лучше.

* * *

Когда я появился в магазине, папа перепоручил клиентов продавцу и подошел ко мне:

— Рад тебя видеть.

— Мне нужно с тобой поговорить. Это важно.

Мы шли вниз по авеню Гобеленов, и я пытался объяснить папе сложившуюся ситуацию. Он все время меня перебивал, задавал вопросы, и я терял нить разговора. У церкви Сен-Медар мы присели на лавочку.

— Зачем ждать до завтра?

— Франк так захотел.

— Где он?

— Не знаю.

— Что за игру он затеял? Не понимаю. У него была отсрочка. Это из-за подружки?

— Сесиль не в курсе. Она в отчаянии и даже пыталась покончить с собой!

— Что ты такое говоришь?! Я — твой отец. Понимаешь, что это значит? Я единственный, кому вы можете полностью доверять, но и ты, и Франк ведете себя со мной как с чужим человеком!

— Я узнал обо всем два дня назад, а до того считал, что Франк завел новую подружку.

— Все это чистый бред! Никто не идет служить добровольно. Меня призвали, когда в стране объявили всеобщую мобилизацию. Выбора не было. Сам я ни за что не пошел бы в армию. Нужно быть законченным идиотом, чтобы встать под знамена ради каких-то там идеалов! Он не знает, что такое война, не понимает, что это не игра.

— Знай ты Сесиль, сказал бы, что твой старший сын просто рехнулся.

— Я позвоню Филиппу, у него есть связи в Министерстве обороны.

— Бесполезно. Он не отступится.

— Значит, мы ничем ему не поможем?

— Он ждет нас завтра, в четыре, в отеле «Терминюс», это у выхода из метро «Шато-де-Венсен»… Да, еще… он не хочет, чтобы мама знала.

— Из-за той ссоры в день открытия?

— Из-за… не знаю. Спросишь у него сам.

— У меня завтра гора работы, но я приеду проститься.

25

Отработав ночную смену, Игорь вернулся в больницу за своим неизвестным. Он подошел с Сюзанне, чтобы попросить необходимые лекарства или хотя бы рецепт, на что она ответила, дернув плечом:

— Для него у нас никаких лекарств нет!

Она отстранила Игоря и ушла с сестринского поста, даже не попрощавшись. Игорь отправился в палату, чтобы собрать вещи пациента (которые сам же ему и купил!) в пластиковый пакет. В дверь постучали, вошел инспектор Маго. В руке он держал листок бумаги:

— Эта история не давала мне покоя. Я сделал запрос в службу поиска пропавших префектуры полиции, там работает один мой антильский друг. Он с Мартиники, но, когда может, оказывает мне услугу. Он провозился всю ночь и обнаружил заявление одной квартирной хозяйки, у которой пропал жилец, апатрид, немец по происхождению. Подобные исчезновения полиция расследует в последнюю очередь. Но ничего другого у нас все равно нет.

— Вы думаете, что…

— Я решил, что мы можем сходить по адресу и проверить. Это недалеко. Будет проще, чем вызывать даму в комиссариат. Появится хоть какая-то ясность.

— Конечно. Я готов. Как предположительно его зовут?

Инспектор Маго надел очки и прочел написанное на бумажке имя:

— Вернер Тель… Вернер Толлер.

Игорь взял мужчину за руку и улыбнулся:

— Вы — Вернер Толлер?.. Так вас зовут?

Человек задумался:

— Вернер Толлер?.. Это имя ничего мне не говорит. Я не знаю Вернера Толлера.

— Возможно, его зовут иначе, — заметил инспектор.

Май в том году выдался пасмурный, свинцовое небо поливало Париж мелким дождиком. Инспектор был без машины, и они спустились в метро на станции «Сен-Марсель», чтобы проехать несколько остановок. Настроен Маго был, скорее, скептически.

— Если я правильно понял, вы работали санитаром в больнице, куда шофер такси, русский, привез раненого человека. Вы прониклись друг к другу симпатией, и он предложил вам работать на него ночным таксистом.

— Он — французский гражданин. Я — нет. Вы правы, все произошло именно так.

— Немного странно, не находите?

— Такова жизнь. Я должен приспосабливаться.

— Почему вы о нем заботитесь? — Инспектор кивком указал на предполагаемого Вернера Толлера, смотревшего через вагонное стекло на пролетавшие мимо картины незнакомого города.

— Он был один. Я был один.

— Вы…

— Гомосексуалист? Нет, конечно нет. Я вынужден был бежать из России, чтобы спасти свою жизнь, жена и дети остались там, но это вынужденное расставание.

— Вы и правда никогда его не видели?

— Клянусь честью.

— Если так, ему сильно повезло.

Они пошли вниз по улице к авеню Данфер-Рошро. Казалось, что подопечному Игоря знакомы эти места. Женщина, заявившая о пропаже Вернера Толлера, жила в доме номер сто сорок, но его имени в списке жильцов не было, а консьерж отсутствовал.

— Не представляете, сколько времени уходит на сбор информации, — сказал Маго. — Быстро получается только у киношных сыщиков. Зайдем в бистро, может, кто-то что-то знает, заодно выпьем кофе — мы это заслужили.

Он толкнул дверь большого кафе, расположенного на пересечении двух бульваров. В зале пахло мясом по-бургундски и жареным луком. В этот утренний час народу в бистро было не много, несколько посетителей сидели у стойки, четверо студентов играли в настольный футбол. Мужчина лет пятидесяти заметил вошедших и кинулся к ним:

— Вернер! Куда ты пропал?

Он крепко обнял Вернера, прижал к себе, но тот не отреагировал, и мужчина разжал объятия, повернулся и позвал зычным голосом:

— Мадлен… Вернер вернулся!

Из задней комнаты появилась женщина внушительных размеров в белом фартуке:

— Вернер! Это ты! — Ее лицо просияло улыбкой.

Она подхватила его и закружила, смеясь и плача счастливыми слезами.

Инспектор Маго представился и изложил суть дела. Хозяева «Бальто» уверенно опознали в неизвестном Вернера Толлера, которому уже десять лет сдавали квартирку в доме на улице Валь-де-Грас. Они пригласили всех в заднюю комнату. Вернер устроился на банкетке, в стороне от остальных, и в разговоре участия не принимал. Игорь рассказал супругам Маркюзо обо всем, что случилось с Вернером, описал его состояние.

— Он никогда не исчезал, не предупредив, потому-то мы и забеспокоились, — объяснила Мадлен. — В комиссариате на улице Эдгар-Кине нам не поверили, сказали, что он уехал в Германию, но мы знаем, что это невозможно. Скажите, к нему вернется память?

— На этот вопрос вам никто не ответит, — сказал Игорь. — У него была черепно-мозговая травма. Насколько серьезная? Обратимы ли поражения? Бог весть… Память может вернуться завтра утром, через шесть месяцев, десять лет или не вернуться никогда.

Игорь не стал скрывать от супругов Маркюзо, что Вернера фактически выкинули из больницы, узнав, что он немец. Альбер Маркюзо побагровел от гнева.

— Быть того не может! — кричал он. — Бред какой-то! Разбудите меня! Вернер Толлер — немецкий антифашист! Он был членом антифашистской сети «Де ла Монне»,[94] внедрялся к нацистам. У него медаль участника Сопротивления и билет ФФИ[95] за подписью самого Крижеля-Вальримона.[96] В какой стране мы живем?

— Я не знал, что немцы участвовали в Сопротивлении, — удивился Маго.

— В начале войны в Париже было несколько тысяч австрийцев и немцев, они бежали с родины в тридцатых. Многие занимались сбором разведданных, были связниками и переводчиками, привлекали в движение немецких дезертиров, а французская полиция арестовывала их и выдавала оккупантам. Больше всего было евреев и коммунистов, но были и христиане, и социал-демократы, и обычные граждане, не согласные с нацистским режимом. Вернер стал членом Сопротивления еще до войны. Он знал, что грядет. А мы — нет. Можно написать книгу о том, что он делал, как ему удалось сбежать. Он отрекся от своей страны. И не захотел возвращаться в Германию после войны. Нелегко жить и работать рядом с людьми, которые доносили на вас, арестовывали или аплодировали палачам. Вернер отказывается говорить по-немецки. Он не смог избавиться от проклятого акцента, но однажды, когда нас задержал патруль, он общался с бошами, как настоящий парижанин. Вернер больше не немец, но он и не француз, у него статус апатрида.

— Чем он занимается? — спросил Маго.

— Крутит фильмы в кинотеатре на улице Шампольона, — ответил Альбер Маркюзо. — Хозяин знал его по Сопротивлению и взял на работу, где он может ни с кем не общаться. По вечерам он приходит сюда и ужинает с нами. Вернер почти член семьи. После еды мы всегда играем в шашки.

— У Вернера были враги?

— Нет, насколько мне известно.

— Он ни с кем не ссорился перед тем, как исчезнуть?

— Мне он ничего не говорил. А тебе?

— Он тихий, спокойный человек, — подтвердила Мадлен.

— И все-таки его избили и бросили умирать.

— Это меня пугает. Раньше ничего подобного не случалось. Возможно, происшествие никак не связано ни с войной, ни с прошлым Вернера.