Коммунизм - Олег Лукошин

Впрочем, нет. Кислая настраивалась на мокрое дело, значит, не могла отослать мать лишь на пару часов. Она отправила её на всю ночь.

Но, во-вторых, и это самое главное, заявиться сюда могли мои кореша по Комитету. Вот это уже без сомнений. Им же надо как-то избавиться от моего трупа. Они должны были это продумать, так всегда делается, Кислую не оставили бы одну. Значит, что получается? Кто-то пасёт сейчас на улице эту хату. Кто? Вероятнее всего, Пятачок с Белоснежкой. Пятачок уж точно в деле, его недавний визит ко мне это подтверждает. Белоснежка как бы ещё под сомнением, но если пораскинуть мозгами, то куда она могла соскочить? Это же обыкновенная практика: если один из Звёздочки облажался (а я, по их недоразвитым понятиям, видите ли, облажался), то остальные подчищают территорию и искупают вину. Я же сам подобным занимался.

Итак, двое: Пятачок и Белоснежка. Может присутствовать ещё кто-то? Теоретически да, но целую кодлу в засаде держать накладно. Кто-то из звеньевых с ними на связи, это, возможно, и сам Брынза — в случае, если дело пойдёт по незапланированному сценарию, они могут прислать ещё народ, но пока исполнять праведную месть должны только бойцы из Звёздочки. Так что думаю, только эти двое. Даже уверен. Ну, это ещё куда ни шло. Это я ещё повоюю.

Я сидел на кровати и напряжённо обдумывал план дальнейших действий. Как она должна передать им сигнал? Выставить герань на подоконник, гы? Или просто позвонить? Пожалуй, звонка было бы достаточно. Алло, привет. Индюк в духовке, приходите на именины. Так, допустим, она должна позвонить им до девяти вечера, девять — это дэдлайн. До девяти должно быть всё сделано. Если нет звонка, то что дальше? Они звонят сами или просто поднимаются сюда со стволами?

Я бросил взгляд на круглый циферблат часов, что висели на стене над кроватью: они показывали четыре минуты десятого.

В это мгновение в квартире заиграл гимн Советского Союза. «Союз нерушимый республик свободных…» — вот так величественно, пафосно, проникновенно. Телефон. Телефон Натальи — у неё звонком установлен советский гимн. Откуда музыка, где он?

Музыка доносилась из кухни. Я метнулся туда, схватил, пригибаясь, чтобы моя тень не отразилась на занавесках, телефон и глянул на дисплей. «Боря» — горело на нём имя. Ага, значит, исполнительный Пятачок решил разведать обстановку. Он, дурачок, надеется, что Наталья просто потеряла счёт времени и забыла сделать ему дозвон. Ну, давай, архаровец, порадуй меня!

Я нажал на кнопку соединения.

— Алло! — раздался в ухе напряжённый голос Бориса. — Наташа, всё в порядке?

Я молчал.

— Алло! — голос сделался беспокойнее. — Ты чего молчишь? Ранена что ли?

Я не торопился разочаровать его.

— Кислая, в чём дело! — почти закричал он. Потом вдруг словно спохватился чего-то и замолчал. — Так, — произнёс несколько секунд спустя. — По-моему, это наш славный революционер Шайтан. Виталик, это ты! Отзовись, будь добр.

Я хохотнул.

— Я, братэла, я. Не ждал? Извини, что расстроил тебя. Не хотел.

— Что с Наташей?

— Она не может подойти.

— Она жива?

— К сожалению, нет.

— Ты убил её? — он был искренне изумлён. — Поверить не могу, она же твоя девушка.

— Ну, знаешь. Надо что-то выбирать — любовь или коммунизм. А что, если бы она убила своего парня, это бы тебя нисколько не удивило?

Чёрт, вот что значит полная и безоговорочная потеря бдительности! В открытом телефонном разговоре несём всё как есть, открытым текстом. Да нас только за это расстреливать надо.

— Я и не подозревал, — как-то скорбно выдохнул Борис, — что ты настолько жесток.

— Э-э, друг, да ты прям как Басаев о Путине говоришь! Скользкая печаль, не замечаешь?

— А что, ты Путина вдруг полюбил?

— Знаешь, у него можно многому поучиться. Сколько врагов его передохло, а он всё рулит.

— Да, неспроста трибунал за тебя взялся. Я ведь сомневался поначалу во всём этом. Да что поначалу, до последнего момента сомневался. Ну какой ты контрреволюционер, думал. Ты же наш, ты же свой парень. А сейчас, слушая тебя, понимаю, что руководство — оно всё же мудрее. Сразу чувствует, где гниль вызревает. Симпатия к Путину всё объясняет.

— Это ты сейчас так успокаиваешь себя, олигофрен? Что делать-то собрался? Тебе же не взять меня. Ты лох по сравнению со мной. Я плюну — и ты рассыплешься.

— Я не возьму — другие придут. Ты же понимаешь, что приговор трибунала обратной силы не имеет. Ты вычеркнут из жизни. Тебя больше нет. Я сейчас с трупом разговариваю.

— Ну, успокаивай себя, деточка, успокаивай. Только что это у тебя голос так задрожал?

— Выходи наружу и прими смерть как мужчина!

Вот тут я уже не сдержался и заржал во всю глотку. Пятачок, видать, от моей выходки расстроился и почти сразу отрубился.

Разговор с ним взбодрил меня. Я понял одно: преимущество на моей стороне. Пусть я здесь в мышеловке, пусть незамеченным не выбраться, но я спокойнее и увереннее. Я готов на всё, я даже к смерти готов. А он — нет.

Не прошло и десяти минут, как он перезвонил. На этот раз уже на мой сотовый.

— Виталик, не отключайся, это очень важно! — начал он взволнованным голосом. — Я сейчас связался со звеньевым, и он объяснил, что насчёт тебя вышло недоразумение. В общем, трибунал не принимал решение о твоей смертной казни. Просто Политбюро высказало озабоченность твоим поведением. Они готовы собраться ещё раз и выслушать твои объяснения. Понимаешь? Давай спускайся, и я отвезу тебя домой. А завтра с утра поедем к ним. Я уверен, там всё разъяснится. Ну не могут же они тебя, заслуженного человека, просто так списать! Ты извини меня за мои слова и намерения, я же просто солдат революции. Я выполняю приказы. А приказ был неточным, кривой какой-то приказ вышел. Мне сказали, что будет проведено специальное расследование — не провокация ли это против тебя? Они во всём разберутся, я не сомневаюсь.

— Ты сам эту чушь придумал или Брынза нашептал?

— Кто такой Брынза?.. Подожди, подожди, не воспринимай это так агрессивно, я же серьёзно. Я правду говорю! Ты нужен организации. Она во всём разберётся.

— Если это правда, то поднимайся ко мне сам. Без оружия.

Я отключился. Подполз к занавеске. Выглянул, стоя на корточках, в окно. Окончательно стемнело. Во дворе, в подъездных карманах и на газонах в изобилии стояли автомобили. Пятачок, насколько я помнил, ездил на подержанном «Мерседесе» цвета мокрого асфальта, но определить вот так, из окна четвёртого этажа, да ещё с ограниченным обзором, имелась ли среди этих машин его, было затруднительно. Да и потом, он ведь запросто мог приехать на другой тачке. И поставить её не здесь. Нет, так я его местоположение не вычислю.

В подъезд никто не заходил. Я приподнимался время от времени, чтобы разглядеть площадку перед подъездными дверями — там не происходило никакого движения. Да и высовываться так было опасно. Сам Пятачок стрелок никудышный, и даже если предположить, что он расположился в удобной позиции и рассматривает меня сейчас в глазок оптического прицела, можно было не сомневаться, что он промахнётся. Но нельзя было исключать, что вместе с ним прислали настоящего снайпера. Ничего нельзя было исключать.

Я отошёл вглубь квартиры, уселся на кровать — прямо рядом с телом Кислой, которую перетащил сюда с пола — и, обхватив ствол, стал ждать. Чего — и сам до конца не представлял. В принципе, чего мне этих клоунов бояться? Если их двое, а возможно Пятачок и вовсе в однёху здесь кукует, то я вполне могу с ними разобраться. Выйти из подъезда, двигаться перебежками, стрелять, если придётся — бабушка надвое сказала, кто тут в лучшей позиции. Другое дело, если их не двое, а больше, и они только того и ждут, чтобы я вышел. Да и темно уже. Темнота не за меня: они знают, откуда я выйду, а я понятия не имею, где они засели. Что же, ждать пока рассветёт? Не заснуть бы только.

Было почти одиннадцать, когда телефон зазвонил снова. Дисплей высветил: «Вика». Ага, вот и с другой стороны заход. Ну давай послушаем, что ты мне тут тереть будешь.

— Виталик, алло! Виталик, ты живой? Это Вика, ты слышишь меня?

— Слышу, солнышко, слышу.

— Ты где находишься? С тобой всё в порядке?

— Да, красавица, всё в порядке. Спроси у Пятачка. Он расскажет, что у меня всё замечательно.

— Я не с Борисом. Виталик… У меня нехорошие новости. Тебя хотят убить.

— Да что ты! Действительно нехорошие.

— Я серьёзно! Мне только что звонил какой-то человек, сказал, что он из руководства и стал меня запугивать. Говорил, что я должна принять участие в твоей ликвидации. Ты можешь себе такое представить?! Якобы трибунал принял решение о твоей казни. Я поверить в это не могу! Как они опустились до такого?!

— О, времена! О, нравы!

— Виталик, я не могу, когда ты так шутишь! Всё предельно серьёзно. По-моему, они уже завербовали Бориса. То есть, я хочу сказать — завербовали для твоего убийства. Ты извини, что я всё это говорю открытым текстом, времени нет шифроваться.