Пастырь крови - Соломон Корвейн

десятины», - методично ответил юноша, вновь приступив к вопросам:

- Что вас побудило вступить в «Благую общину Вальда»?

- Полный…, - готов был выматериться Фаринг, но удержал себя. – Простите, господин, но ты не слепой ли? Ты вырос в Штраффале и видел всё это дерьмо. Разве тебе не претило, что когда мы держим посты по монашеским уставам, по соборным актам и правилам святых, которые написаны несвятыми и вымараны ими ради выгоды, кто жрёт мясо и хлещет пиво в три рыла? Одни за это щедро откупаются. Другие это оправдывают тем, что «служат алтарю, и приносят жертвы, несут службу тяжёлую», что «Бог простит, ибо они посредники», - его голос стал «испускать» веяния отчаяния. – Разве тебя не бесит, что ты, парень, живёшь на пару монет, а они все в золоте!? – Фаринг резко мотнул рукой, показав в сторону храма. – А когда начинаешь говорить обо всём этом, тебя клеймят еретиком, отступником и даже поклонником нечистого. Когда предъявляешь – тебя в ответ затыкают рот и бросают в темницу.

- Я понял, что есть социальные мотивы. А что касается именно личных?

- Какой же ты пытливый, - съехидничал мужчина. – По тебе точно плачет доспех инквизитора. Был у нас нищий… Прошка, - Фаринг опустил голову. – Он просидел у храма три года, прося милостыни. Но Иннори, шельма эта вшивая, ни то, что не приютил его, он ему ни куска колбасы, ни краюхи хлеба не дал. Только диакон и алтарники его кормили иногда.

- А кто такой Прошка?

- Несчастный. Был не слишком зажиточным крестьянином, но мы ему помогали. На его дом напали лесные стервятники, гастриксы, жену и детей… ты сам понимаешь, парень. В итоге он тронулся башкой, - Фаринг остановился, видимо собираясь с духом. – Я пытался отвести его к лекарю, но отец Иннори, курва долбанная, запретил. Он сказал, что это – «наказание Господне». А ведь я знал, что эта скотина в рясе сцепилась в храме с Прошкой. Крестьянин посмел спросить его – почему священник съел курятину в пост, а так же спросил – почему тот ходит по ночам в лес. Вообще, за самим несвятом отцом Иннори много грешков.

- Хорошо, - оставил ещё несколько пару строк юноша. – Вы признаёте свою вину? Раскаиваетесь в том, что содеяно?

- Нет, - фыркнул мужчина.

- Теперь вы можете ознакомиться с протоколом, сказать о правках в него и выразить несогласие, - протянул лист Этиен, пунктуально добавив. – Так же вам нужно написать в самом низу – «Мною прочитано, с моих слов записано верно». Оставьте подпись и свою фамилию.

- На, - тут же всё сделав, вернул протокол староста.

- Хорошо, очень хорошо, - инспектор получил обратно бумагу с подписью и распиской от Фаринга, которая сейчас становилась опаснее любого меча, ибо её одной хватит, чтобы инквизиторы с радостью нагрянули сюда и не пощадили половину деревни.

- Ох чую я, это ещё не всё, - потёр ладони Фаринг.

- А теперь, когда все формальности улажены, мы можем приступить к более откровенному и интересному разговору, - штраффалец убрал чернила, завернул перо. – Я подозреваю, что в Лациассе творится что-то неладное. Убийство девочки, отравление вождя орков. Ссоры сторонников Гильдии торговцев и маркграфа, особенно после недавней маленькой гражданской войны. Ну и действия мятежников.

- Ты к чему клонишь?

- Скажем так, из надёжных источников нам известно, что вы могли быть отцом этой девочки, - сразу пошёл в лоб Этиен, внутри усмехнувшись от того, как он завернул деревенские слухи из таверны в «надёжные источники». – Вы оказывали семье всякие знаки внимания. Учитывая ваш статус полумонаха, ваш моти…

- Да ты охерел!? – крикнув, сжал кулаки Фаринг. – Я не посмотрю, рожу тебе начищу за такие слова.

- Тогда объясните! – потребовал юноша, краем глаза увидев, как Люссиэль сверкнула кинжалом.

- Из общины нашей они были. Вот я и помогал им. А девчушка действительно способная… была.

- То есть они были в вашей общине, и вы помогали им только по тому, что они отступились от Церкви?

- Ты уши воском видимо моешь, - усмехнулся Фаринг. – Да, что б тебя.

- А кто мог желать её смерти? У семьи были враги?

- Нет. Мы – община дружная, в основном. Токмо порой те, кто на подсосе у маркграфа часто грызутся со сторонниками свобод. Но всё равно и те, и те в пивнухе за одним столом сидят и одно пиво пьют.

- Хорошо, кстати о пиве, - Этиен встал, погнул затёкшую спину. – Вождь орков отравился пивом, которое вы подарили. Как вы можете это объяснить?

- Ну хотя бы тем, что я подарил этот бочонок ему запечатанным, не откупоренным. Он уже был с отравой.

- Это только с ваших слов, - настаивает слуга Инквизиции.

- Этиен, - позвала эльфийка. – Орк рассказывал, что он действительно был непочатый.

- Откуда вы получили этот бочонок пива?

- Хм, - коварно улыбнулся гном. – Отец Иннори подарил. Я этой шельме не доверяю. Решил передарить и как видишь, парень, не зря. Орк он есть орк – помрёт ничего страшного, - на укоризненный взор юноши, Фаринг произнёс. – Я воевал с этими тварями на севере и потерял многих братьев и однополчан. Не могу выражаться иначе, уж простите, кто-то из них меня и уважает.

- Иннори, - пустился в размышления человек. – Откуда у вас к нему такая ненависть? Такое ощущение, что за этим стоит далеко не просто положение Церкви.

- Да потому что я знаю эту суку около десяти лет, когда он тут ещё дьяконом ходил, - фыркнул Фаринг. – Только шесть лет он в рясе священника отравляет Лациасс.

- Расскажи о нём. Как вы сошлись?

- Ох, есть выпить? – горестно выдохнул Фаринг.

- Держи, - протянула напарница небольшую бутылку с прозрачной жидкостью. – Водка.

- Хорошая ты баба, хоть и шлюха, - приложился к бутылке Фаринг, за пару секунд утолив жажду спиртным.

- Я этим уже не промышляю.

Староста вновь потёр лицо руками. Инспектор понял, что этот рассказ для Фаринга будет довольно тяжёлым.

- Начнём с того, что больше десяти лет тому назад, мою головошку тряхнуло. Я служил в войсках нашего великого императора ради гражданства. Рубил врагов Империи и всячески использовал каждую возможность, чтобы получить удовольствия