Високосный год: Повести - Евгений Богданов

— Когда переварит?

Новинцев не придал значения иронии Лисицына.

Сидели довольно долго, потом опять стали блеснить, но все старания были напрасны.

— Кажется, в августе щука меняет зубы, — сказал Новинцев. — Тогда она не берет на блесну.

— А в каких числах?

— Точно не знаю. Кажется, в середине месяца.

— Теперь самая середина и есть. Давай перекусим.

Пища у них была позорной для рыбака: хлеб и овощные консервы. Лисицын, поев, развалился на траве и закурил.

— Ты не очень-то валяйся, — предупредил Новинцев. — Тут болотина, земля сырая. Сядь лучше на бревешко.

Лисицын послушался, сел на валявшееся поблизости обгорелое бревешко. Время меж тем близилось к вечеру. «Скоро должен приехать Сергей», — подумал Лисицын.

— Прекрасный пейзаж! — сказал он Новинцеву. — Прямо-таки васнецовский. Помнишь «Аленушку»? Тихо, благодать. Природа типично северная.

— Да, тут хорошо. Я давно на этом озере не был. Почти ничего тут не изменилось. Первозданный уголок…

Но тут раздался грохот. Из речки Лаймы, что брала начало в озере, на всем ходу вылетел моторный катер. Современный, с металлическим корпусом, из тех, какие выпускаются тысячами для того, чтобы греметь «Вихрями» в таких вот беззащитных озерках и речках, мутить воду до дна, вонять бензиновым выхлопом, разрушать берега и обращать все живое в паническое бегство. Он взорвал тишину, поднял волны, они стали бить в низкие торфянистые берега, подмывая их. Катер вышел на середину озера и сбавил обороты. В нем сидели двое мужчин. Один из сидевших заглушил мотор и взялся за весла, другой принялся с борта ставить сеть. Поставили, опять на моторе отъехали к берегу, побыли там, запустили двигатель на всю катушку и стали носиться по озеру как сумасшедшие, описывая круги, сужающиеся к центру, к месту, где стояла сеть. Мотор ревел во всю мочь, по озеру шли валы, камыши шумели, кивая тонкими вершинками.

— Ах, стервецы, что делают! — воскликнул Новинцев. — Это они загоняют рыбу в свою сетку.

— Браконьеры! — Лисицын смотрел и злился.

— Так делают, наверное, не впервые. Губят озеро. Рыбешка разбегается или очертя несется прямо в сеть.

— Эй, прекрати-и-те! — во всю мочь крикнул Степан Артемьевич.

Но из-за шума и расстояния его не расслышали.

— Кричать бесполезно, а выехать, взять их за шиворот нам не на чем, — с досадой сказал Новинцев.

Лодка меж тем продолжала чинить разбой. Описываемые ею круги все сужались, и вскоре браконьеры, приглушив мотор, стали выбирать сеть.

— Озеро ведь на территории совхоза. Надо будет выяснить, кто это, да хорошенько штрафануть.

— Рыбаки чужие. Скорее всего из поселка бумажного комбината. Из Двины — в Лайму, из нее в Лесное. Тут недалеко.

Настроение у них сразу упало, уже не радовал пейзаж с его бывшей тишиной, нарушенной грубо и бесцеремонно,

На опушке леса возле края пожни появился директорский газик. Сергей заглушил двигатель и пошел к рыболовам. Еще издали спросил:

— Ну как? Есть улов?

— Какое там! — махнул рукой Степан Артемьевич. — Те вон ловят, а мы ничего не поймали.

Сергей присмотрелся к катеру.

— Это комбинатовские. Они тут мутят воду каждый выходной. Управы на них нет. Я однажды пытался с ними поговорить, так ружьишком пригрозили. Пришлось отступиться.

— Надо было прийти ко мне, — сказал Лисицын. — Я бы вызвал рыбнадзор.

— В следующий раз учтем, — сказал Сергей.

Рыбаки в моторке выбрали сеть и поспешили скрыться.

— Удирают. Мы бы могли перехватить их на машине у Горки, — сказал Новинцев.

— Не успеть, — ответил Сергей. — Вы посидите, а я посмотрю стога.

Он обошел каждый стог, запуская в него в разных местах руку до плеча. Затем пошел к озеру и скрылся за кустами. Но вскоре вернулся с полиэтиленовым мешочком в руке, и в нем трепыхались несколько окуней, сорожек и подлещиков.

— Вот и уха, — сказал Сергей. — Здесь будем варить шли дома?

— Откуда у тебя рыба? — удивился Лисицын. — Ты, что ли, колдун?

— Нет. Все просто. Я верши поставил уже давненько. Тем, — шофер показал рукой, — есть ручей, он вытекает из озера. Вот в ручеек, в устьице, я и поставил. Изредка прихожу, осматриваю. Иной раз попадет, иной и нет. Тихий лов, без всякого шума.

— Так вот какие сена ты смотришь! — улыбнулся Новинцев. — Хитер, брат. Ну, поедем, что ли?

— И сена смотрю. Пощупал внутри — сухо. Не загрелось. А то иной раз смечут влажное сено, оно и сопреет. Зимой вместо корма — навоз…

Когда подошли к машине, стал накрапывать дождь. Лисицын глянул в небо и увидел опять те же самые «несельскохозяйственные» облака. Откуда они взялись? Ведь совсем недавно светило солнце!

Когда сели в машину, Сергей сказал:

— А щуки тут не водятся.

— Чего ж ты нам не сказал раньше? — спросил Лисицын.

— Не хотел портить вам настроение. Думаю: начальству надо отдохнуть от заседаний, проветриться. Пусть идут, мутят воду в охотку…

Он рассмеялся и дал газ.

Глава седьмая

1

Софья с получки зашла в промтоварный магазин, ей надо было купить к зиме сапоги, желательно импортные. Такая обувь и у борковских молодок считалась предметом особого шика, и за ней охотились те, у кого крепкая и упитанная деревенская нога влезала в фасонистое привозное голенище. Но импорта пока не предвиделось. Продавщица Дунечка, — есть такие женщины, которых до старости зовут Дунечками, Манечками, Лизочками, — довольно пожилая, плотная блондинка, шепнула Прихожаевой: «Будут — оставлю», и Софья, купив кое-что по мелочи, собралась домой, но тут окликнул ее Чикин. Он стоял у прилавка и выбирал расческу.

— Зачем вам расческа? — подивилась Софья. — У вас и волос на голове, как на коленке…

— Ну что там и у кого на коленке, мне неведомо, — рассмеялся Чикин. — А расческу все-таки куплю. Кое-что на затылке еще осталось.

Они вместе вышли из магазина, и Чикин поинтересовался:

— Ну как живешь, красотка?

Красоткой Софью он называл больше из стариковской лести, однако лицо у нее приятное, белое, чистое, маленький аккуратный носик, большие серые, с поволокой глаза, чуть припухлые, капризные губы. Фигура стройная, рост средний. Все это в сочетании с двадцатью восемью прожитыми годами придавало ей свежесть и неяркую, но уверенную неотразимость.

— Ничего живу. Вроде все ладом, — ответила она.

Мимо по улице тащилась широкая ломовая телега, которую лениво вез старый сельповский мерин. На телеге, свесив ноги в запачканных грязью сапогах, сидел возчик Крючок, сорокалетний чернявый мужик в ватнике и полотняном картузе с широким козырьком. Крючок — было видно — с утра опохмелился и, покачиваясь на телеге, отчаянно ругался на всю улицу. Он бранил и своего мерина, и телегу, и грязную после дождя дорогу, и председателя сельпо, который лишил его какой-то премии. Больше всех доставалось мерину. Крючок то и дело вдохновлял его вожжами. Конь косил на хозяина лютым взглядом и ожесточенно отмахивался длинным хвостом. Иногда удар хвостом приходился по физиономии Крючка, от чего тот снова взрывался… Однако мерин нисколько не прибавлял шагу и волочил телегу, как невольник во времена рабства.

— С утра набрался, — неодобрительно сказал Чикин.

Софья мельком глянула на Порова, но ничего не сказала. Чикин продолжал:

— Совсем обнаглел мужик. В рабочее-то время! Куда смотрит сельповское начальство? Вот прежде в колхозе, бывало, среди дня пьяного не увидишь. Прежде народ сознательней был, употребляли разве только по большим праздникам, да и то домоварное пиво. Водка была роскошью… Денег-то у мужика не водилось! А нынче иной всю зарплату перетаскает в продмаг. Перед похмельным часом забулдыги на крыльце в очередь выстраиваются. Ты-то, Соня, остепенилась? — со стариковской прямотой и бесцеремонностью спросил он.

— Остепенилась, — Софья поморщилась от неприятных воспоминаний.

— И хорошо. От вина бабы тоже бесятся…

— Как это понимать?

— Как хошь, так и понимай, — уклонился Чикин от ответа. — Я о тебе нынче хорошего мнения. Ну, прощевай, надо мне домой.

Софья облегченно вздохнула, отделавшись от старого резонера, и прибавила шагу.

Трофим Спицын больше не появлялся, и она старалась не думать о нем. Она теперь пораньше являлась на работу, следила за собой, одевалась опрятнее.

Доярки, заметив такие перемены, посмеивались:

— Нынче у Соньки все внимание — коровам, поскольку она дала Спицыну полную отставку.

— Вовсе переменилась. Никак, опять замуж собирается, жениха присматривает…

О женихах Софья пока не думала и пропускала мимо ушей такие колкости. Она подала заявление в чекановский зооветтехникум, сдала приемные экзамены и была зачислена на заочное отделение. Теперь у нее появилась цель — получить специальность младшего зоотехника, добавить к опыту и знания, без которых, как говорила Гашева, в наше время не проживешь.