Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

Бальзамо упал на колени.

— Если через два часа она в самом деле будет здесь, — воскликнул он, — мне останется лишь просить Бога, чтобы он пощадил меня и не отнимал у меня мое счастье!

— Бедный друг! — прошептала она. — Так ты боялся?..

— Да, да!

— Чего же тебе было бояться? Любовь, без которой физическое состояние было бы несовершенным, оказывает влияние и на душевное. Любовь, как всякая созидательная страсть, приближает к Богу, а от Бога исходит свет.

— Лоренца! Лоренца! Я теряю голову от радости!

Бальзамо уронил голову на колени молодой женщине.

Он ждал еще одного доказательства, чтобы окончательно убедиться в полноте своего счастья.

Таким доказательством должен был стать приезд графини Дюбарри.

Два часа ожидания пролетели незаметно: Бальзамо потерял счет времени.

Вдруг молодая женщина вздрогнула; она держала руку Бальзамо в своих руках.

— Ты все еще сомневаешься, — проговорила она, — и хотел бы знать, где она находится в эту минуту?

— Да, — отвечал Бальзамо, — ты угадала.

— Ее лошади во весь опор мчатся по бульвару, карета уже близко, она сворачивает на улицу Сен-Клод; графиня останавливается перед дверью… стучит…

Комната, где они находились, была расположена в глубине особняка, и туда не доносился стук медного молотка в ворота.

Однако, привстав на одно колено, Бальзамо прислушивался.

Два звонка Фрица заставили его подскочить; два звонка, как помнит читатель, означали важный визит.

— Так это правда! — воскликнул он.

— Поди и убедись в этом сам, Бальзамо, только возвращайся скорее!

Бальзамо бросился к камину.

— Позволь мне проводить тебя до лестницы, — попросила Лоренца.

— Идем!

Оба опять пришли в оружейную.

— Ты никуда отсюда не уйдешь? — спросил Бальзамо.

— Нет, я буду тебя ждать здесь. Не беспокойся: любящая тебя Лоренца совсем не похожа на ту, которой ты боишься. И потом…

Она замолчала и улыбнулась.

— Что? — спросил Бальзамо.

— Разве ты не умеешь так же читать в моих мыслях, как я читаю в твоих?

— Увы, нет!

— Прикажи мне заснуть до твоего возвращения, прикажи мне неподвижно лежать на софе, и я буду лежать и спать.

— Пусть будет по твоему, дорогая Лоренца: засыпай и жди меня.

Борясь со сном, Лоренца в последнем поцелуе прижалась губами к губам Бальзамо; покачиваясь, она пошла к софе и, падая, прошептала:

— До скорой встречи, мой Бальзамо, до встречи!

Бальзамо помахал ей рукой; Лоренца уже спала.

Она была так чиста, так хороша: ее длинные волосы были распущены, губы приоткрылись, раскраснелись щеки, глаза затуманились; Бальзамо вернулся к софе, взял ее за руку, прикоснулся губами к плечу и шее, не осмеливаясь поцеловать в губы.

Снова раздались два звонка: то ли дама теряла терпение, то ли Фриц опасался, что хозяин не слышал его условного знака.

Бальзамо бросился к двери.

Едва притворив за собой дверь, он в другой раз услышал поскрипывание, похожее на то, что слышал раньше. Он снова отворил дверь, огляделся, но ничего не заметил.

В комнате не было никого, кроме Лоренцы, которая дышала прерывисто, изнемогая под бременем своей любви.

Бальзамо прикрыл дверь и поспешил в гостиную, не испытывая при этом ни беспокойства, ни страха, ни предчувствия и унося в своем сердце рай.

Бальзамо заблуждался: не только любовь тяготила Лоренцу, не только от любви стало прерывистым ее дыхание.

Она погрузилась в сон, похожий на летаргию или, скорее, на смерть.

Лоренца грезила; словно в кошмаре, она увидела, как в надвигавшейся темноте от дубового потолка отделился круглый витраж и стал медленно и плавно опускаться на пол со страшным свистом; ей казалось, что она вот-вот задохнется, раздавленная надвигавшимся люком.

Наконец она будто во сне заметила, что на этом подъемном люке зашевелилось что-то бесформенное, как Калибан в «Бурс»: это было чудовище с человеческим лицом, старик, у которого живыми были только глаза и руки; он не сводил с нее жутких глаз и тянул к ней высохшие руки.

Она, бедняжка, стала извиваться, тщетно пытаясь убежать и не догадываясь об угрожавшей ей опасности, не чувствуя ничего, кроме прикосновения лап, вцепившихся в ее белое платье, приподнявших ее над софой и перенесших на подъемный люк. Затем люк стал медленно подниматься к потолку с отвратительным металлическим скрежетом, а из мерзкой пасти чудовища в человеческом обличье вырвался демонический, леденящий душу хохот. Старик уносил свою жертву, а она так ничего и не почувствовала.

CXXX

ЛЮБОВНЫЙ НАПИТОК

Как и предсказала Лоренца, в дверь стучала графиня Дюбарри.

Прекрасная куртизанка была приглашена в гостиную. В ожидании Бальзамо она листала отпечатанную в Майнце любопытную книгу о смерти; на искусно выполненных гравюрах было показано, что смерть присутствует в любом проявлении человеческой жизни, то подкарауливая человека у выхода из бальной залы, где он только что пожимал руку любимой женщине; то затягивая его на дно во время купания; то притаившись в стволе ружья, с которым человек отправился на охоту.

Графиня Дюбарри дошла до гравюры, на которой была изображена дама, нарумянивавшая щеки и любовавшаяся своим отражением в зеркале, но тут Бальзамо толкнул дверь и подошел к посетительнице со счастливой улыбкой, словно освещавшей его лицо изнутри.

— Прошу прощения, графиня, что заставил вас ждать, но я неверно рассчитал время, плохо зная ваших лошадей, и потому полагал, что вы только что выехали на площадь Людовика Пятнадцатого.

— Что вы говорите? — воскликнула графиня. — Значит, вам было известно, что я приеду к вам?

— Да, графиня: около двух часов назад я вас видел в вашем будуаре, отделанном голубым атласом; вы отдавали приказание заложить ваших лошадей.

— И вы говорите, что я была в своем будуаре, отделанном голубым атласом?

— Да, атлас расшит цветами. Вы лежали на софе. В ту минуту вас посетила прекрасная мысль. Вы подумали: «А не съездить ли мне к графу де Фениксу?» И вы позвонили.

— Кто вошел на мой звонок?

— Ваша сестра, не так ли? Вы передали ей свое приказание, и оно тотчас было выполнено.

— Вы, граф, и в самом деле колдун! Вы заглядываете в мой будуар в любое время? Вам бы следовало предупредить меня, слышите?

— Будьте уверены, графиня, я заглядываю лишь в отворенные двери.

— И, глядя через растворенную дверь, вы увидали, что я думаю о вас?

— Ну, конечно, и не просто думали, а имели добрые намерения.