Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

«Они, возможно, были бы спасены, — подумал он, — если бы не женское кокетство. А ножка этой куртизанки толкает их в бездну. Решительно, с нами Бог!»

CXXXI

КРОВЬ

За графиней Дюбарри не успела закрыться дверь, а Бальзамо уже поднимался по потайной лестнице, желая как можно скорее вернуться в комнату, устланную шкурами.

Беседа с графиней продолжалась долго, и его торопливость объяснялась двумя причинами.

Во-первых, он хотел вновь увидеть Лоренцу; во-вторых, он опасался, что молодая женщина может устать от ожидания, а в новой для нее жизни не должно было оказаться места для скуки; устать она могла оттого, что, как это с ней уже бывало, магнетический сон был способен перерасти в экстаз.

Такое состояние сменялось обыкновенно нервными приступами, после которых Лоренца чувствовала себя совершенно разбитой, если ей вовремя не приходил на помощь Бальзамо, своими флюидами приводивший ее в равновесие.

Притворив за собой дверь, Бальзамо бросил быстрый взгляд на софу, где он оставил Лоренцу.

Ее там не было.

Лишь тонкая кашемировая шаль, расшитая золотыми цветами, оставалась лежать на подушках, словно в доказательство того, что Лоренца пребывала в этой комнате, отдыхала на этой софе.

Бальзамо замер, уставившись на пустую софу. Может быть, Лоренце не понравился странный запах, появившийся в доме со времени ее побега; может быть, она неосознанно, по привычке, оставшейся от ее прошлой, реальной жизни, воспользовалась свободой и перешла в другую комнату.

Первая мысль, мелькнувшая у Бальзамо: Лоренца возвратилась в лабораторию, куда несколько времени назад она его сопровождала.

Он вошел в лабораторию. С первого взгляда она казалась пустой, но ведь в тени огромной печи женщина могла бы легко укрыться за ковром восточной работы.

Он приподнял ковер, обошел вокруг печи, но так и не приметил даже следа Лоренцы.

Оставалась комната молодой женщины, куда, вероятно, она и возвратилась.

Эта комната была для нее тюрьмой, когда она находилась в состоянии бодрствования.

Он бросился в комнату, но сейчас же обнаружил, что каминная доска, служившая дверью потайного хода, оставалась запертой.

Это еще не доказывало, что Лоренца не вернулась к себе. В самом деле, Лоренца и во сне сохраняла ясность ума: почему бы ей было не вспомнить, как действует механизм? А вспомнив, она подчинилась галлюцинации, не до конца изгладившейся в ее мозгу.

Бальзамо привел пружину в действие.

В комнате, как и лаборатории, никого не было: видимо, Лоренца туда не входила.

Тогда его пронзила мучительная догадка; она, как помнит читатель, уже приходила ему в голову, и теперь эта мысль овладела им целиком, не оставив ни малейшей надежды на казавшееся когда-то возможным счастье.

Должно быть, Лоренца играла роль: она притворилась спящей, усыпила недоверие, беспокойство, бдительность своего супруга и при первой же возможности, едва обретя свободу, снова сбежала, еще более уверенная в том, что́ ей надлежало делать, потому что была уже научена опытом.

Бальзамо так и подскочил от этой мысли. Он позвонил Фрицу.

Затем, гонимый нетерпением, он бросился навстречу замешкавшемуся Фрицу и столкнулся с ним на потайной лестнице.

— Синьора?.. — бросил он.

— Что угодно хозяину? — спросил Фриц, догадавшись по взволнованному виду Бальзамо, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

— Ты ее видел?

— Нет, хозяин.

— Она никуда не выходила?

— Откуда?

— Из дому.

— Не выходил никто, за исключением графини, я только что запер за ней дверь.

Потеряв голову, Бальзамо снова побежал наверх. Он вообразил, что безумная женщина, которая во сне была совсем не похожа на себя бодрствующую, решила позабавиться. Он решил, что она притаилась в каком-нибудь уголке и читает оттуда в его сердце, хохоча над ним и его опасениями, и вот-вот выйдет, чтобы его успокоить.

Он приступил к тщательным поискам.

Он облазил все уголки, заглянул во все шкапы, переставил с места на место каждую ширму. Словно ослепленный страстью, он был похож на безумца и шатался как пьяный. У него даже не было сил на то, чтобы раскрыть объятия и крикнуть: «Лоренца! Лоренца!» — в надежде на то, что обожаемое создание с радостным криком бросится ему на шею.

Гробовая тишина, глухое и безнадежное молчание было единственным ответом на эту безумную мысль и отчаянный призыв.

Он бегал, передвигал мебель, разговаривал со стенами, звал Лоренцу, смотрел невидящим взором, прислушивался, но ничего не слышал, трепетал — вот в каком состоянии пребывал Бальзамо несколько минут, а ему казалось, что пролетела целая вечность.

Понемногу он стал приходить в себя, опустил руку в вазу с ледяной водой, смочил виски. Потом он сильно сжал одну руку другой, словно приказывая себе остановиться, и усилием воли заставил себя успокоиться: кровь перестала стучать в висках. Когда человек не замечает, как пульсирует кровь, это свидетельствует о нормальном течении жизни, но как только пульс в висках становится ощутимым и отдается в голове, это говорит о приближении смерти или безумия.

«Давай размышлять трезво, — обратился он к самому себе, — Лоренцы здесь больше нет, нечего себя обманывать. Лоренцы здесь нет, значит, она вышла. Да, вышла, разумеется, вышла!»

Он еще раз огляделся и позвал ее.

«Вышла… — продолжал он размышлять. — Напрасно Фриц утверждает, что не видел ее. Она вышла, конечно, вышла.

Возможны два варианта.

Либо Фриц в самом деле ничего не видел, в чем ничего невероятного нет, так как человеку свойственно ошибаться, либо он видел ее и подкуплен Лоренцой.

Фриц — подкуплен?

А почему бы и нет? Его верная служба мне еще ни о чем не говорит. Если Лоренца, если любовь, если знания могли до такой степени обмануть и предать, почему же хрупкому и грешному по природе своей человеку не обмануть меня?

Я все узнаю, все! Ведь у меня есть мадемуазель де Таверне!

Да, через Андре я узнаю о предательстве Фрица, Андре расскажет мне о предательстве Лоренцы, и уж на сей раз… На сей раз, когда любовь оборачивается обманом, знания — ошибкой, верность — ловушкой, Бальзамо будет безжалостен и отомстит всем, как умеет мстить могущественный человек, не знающий пощады и руководствующийся гордыней!»

Теперь надлежало как можно скорее выйти из дому, не подав Фрицу вида, что он о чем-то догадывается, и поспешить в Трианон.

И Бальзамо, подхватив шляпу, упавшую на пол, рванулся к двери, но в тот же миг остановился:

— Да, но прежде всего… Боже мой! Бедный старик, я совсем о нем забыл! Прежде всего надо повидаться с Альтотасом — ведь я в любовном бреду забросил несчастного старика! Какой же я неблагодарный! Как я бесчеловечен!