Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

Теперь в трактире воцарилась тишина, которую нарушал только визг поросенка.

— Убери нож, Дастин, ты его прикончил, — распорядился один из англичан. Все столпились вокруг погонщика, сняли повязку с глаз, перерезали веревку, привязывавшую его к столбу.

Датчане без единого слова поспешили унести своего товарища, пока саксы не опомнились и пока не нагрянули стражники управителя.

— Пойдем к нему, — со вздохом сказал Цирюльник. — Мы же цирюльники-хирурги, может быть, поможем чем-нибудь.

Однако было совершенно ясно, что они ничего уже не могут сделать. Витус лежал на спине, как сломанная кукла, глаза его расширились, лицо посерело. Сквозь зияющую рану на животе было видно, что кишки у него рассечены почти до конца.

Цирюльник взял Роба за локоть и заставил присесть на корточки рядом с раненым.

— Осмотри рану, — приказал он твердо.

Видны были слои: загорелая кожа, бледная плоть, скользкая на вид светлая брюшина. Кишки были розовыми, как пасхальная крашенка, а кровь ярко-красной.

— Поразительно, но человек со вскрытыми внутренностями воняет куда сильнее, чем любое животное, — заметил Цирюльник.

Кровь широкой струей лилась из брюшной полости, потом из разрезанных кишок хлынули фекалии. Раненый чуть слышно бормотал что-то на своем языке — быть может, молился.

Роба выворачивало, но Цирюльник удерживал его возле умирающего, словно тыкал щенка носом в напущенную тем лужу.

Роб взял погонщика за руку. Датчанин походил на мешок с песком, в котором снизу проделали дыру. Роб чувствовал, как вытекает жизнь. Он скорчился на полу возле умирающего и крепко держал того за руку до тех пор, пока в «мешке» совсем не осталось песка, а душа Витуса с легким шорохом сухого листа не унеслась прочь из тела.

* * *

Они продолжили упражняться с оружием, но теперь Роб стал гораздо задумчивее и не выказывал такого пыла.

Он стал больше думать о своем даре, внимательно наблюдал за тем, что делает Цирюльник, и слушал его наставления, перенимая все, что знал учитель. Когда он стал понемногу разбираться в болезнях и в симптомах, по которым их распознают, то затеял втайне новую игру: старался по внешнему виду пациента угадать, на что тот будет жаловаться.

В Нортумбрии, в деревушке Ричмонд, они увидели в очереди мужчину со слезящимися глазами, натужно кашляющего.

— Вот у этого что? — спросил Цирюльник.

— Скорее всего, чахотка?

Цирюльник одобрительно улыбнулся.

Но когда очередь больного с кашлем подошла, Роб взял его за руки и повел за занавес. Хватка не напоминала пожатие рук умирающего; чутье подсказало Робу, что для чахоточного этот человек слишком крепок. Он догадался, что мужчина просто-напросто простудился и скоро избавится от болезни, носящей временный характер.

Спорить с Цирюльником не было никакого смысла, однако постепенно благодаря таким случаям Роб начал осознавать: его Дар состоит отнюдь не только в том, чтобы предсказывать смерть, нет, им можно пользоваться, чтобы определить болезнь и, быть может, помочь живым.

Инцитат медленно тянул ярко раскрашенный фургон по английским равнинам на север, из одной деревни в другую, порой такую крошечную, что у нее и названия-то не было. Всякий раз, когда они проезжали мимо монастыря или церкви, Цирюльник терпеливо ожидал в повозке, пока Роб расспрашивал об отце Ранальде Ловелле и о мальчике по имени Вильям Коль. О таких никто не слыхал.

Где-то на полпути между Карлайлом и Ньюкаслом-на-Тайне Роб взобрался на каменную стену, построенную девятьсот лет назад когортами Адриана для защиты Англии от налетчиков-шотландцев[42]. Сидя в Англии и глядя на Шотландию, он говорил себе, что встреча хоть с кем-то близким ожидает его, вернее всего, в Солсбери — туда ведь перебрались Хейверхиллы вместе с его сестрой Анной-Марией.

* * *

Но, когда они наконец добрались до Солсбери, в местной гильдии пекарей его встретили нелюбезно.

Старостой цеха был человек по фамилии Каммингс. Приземистый, чем-то похожий на лягушку, он был не таким толстым как Цирюльник, но достаточно полным, чтобы рекламировал свое ремесло.

— Я не знаю никаких Хейверхиллов.

— Не могли бы вы посмотреть в своих книгах?

— Послушай! Сейчас ярмарка, самое горячее время! Большинство членов нашего цеха занято, мы все суетимся, из сил выбиваемся. Лучше приходи, когда ярмарка закончится.

И пока ярмарка продолжалась, лишь какая-то часть Роба жонглировала, показывала фокусы, помогала лечить больных а другая его часть все высматривала в толпе знакомое лицо, жаждала хоть мельком увидеть ту девочку, какой, по его представлениям, стала теперь подросшая сестра.

Он так и не увидел ее.

На следующий день после закрытия ярмарки он снова явился в здание цеха пекарей Солсбери. Это был симпатичный, уютный домик, и Роб, хотя и занятый своими тревогами, не мог не подивиться: отчего это здания всех других цехов неизменно построены куда солиднее, чем у плотников?

— А, это молодой цирюльник-хирург! — Каммингс на этот раз поздоровался с ним куда любезнее, да и в целом держался гораздо спокойнее. Он внимательно перелистал две толстые учетные книги, потом покачал головой: — Никогда не было У нас пекаря по фамилии Хейверхилл.

— Муж и жена, — настаивал Роб. — Они продали свою булочную в Лондоне и объявили, что переезжают сюда. У них живет моя сестра по имени Анна-Мария.

— Да ведь совершенно очевидно, что произошло, молодой хирург. Когда они уже продали свою лондонскую лавку, но еще не приехали сюда, им подвернулось что-то получше, в каком-то другом городе — там, где нужда в пекарях больше.

— Да, похоже, так и есть. — Роб поблагодарил старосту и вернулся в повозку.

Цирюльник был заметно встревожен, но Робу посоветовал мужаться.

— Ты никогда не должен терять надежду. Наступит день, и ты всех их отыщешь, уж поверь мне.

Но у Роба был такое чувство, будто земля расступилась и поглотила не только мертвых, но и живых. Теперь даже крошечная надежда увидеться с ними казалась ему слишком наивной. Он чувствовал, что время его семьи прошло безвозвратно; по коже пробегал мороз, когда Роб вынудил себя признать: что бы ни ждало его в будущем, это будущее, по всей вероятности, ему суждено встретить в одиночестве.

15

Подмастерье

Робу оставалось ходить в учениках всего несколько месяцев. Они сидели в общем зале постоялого двора в Эксетере и за кувшинчиком темного эля осторожно обсуждали условия, на которых хозяин наймет его в качестве подмастерья.

Цирюльник пил в молчании, словно глубоко погрузился в размышления, в конце концов предложил очень скромную плату.

— И к тому же еще новый полный костюм, — добавил он как бы в порыве щедрости.

Но Роб недаром проучился у него шесть лет. Он лишь пожал плечами, как бы в нерешительности.

— Меня больше тянет вернуться в Лондон, — сказал он и наполнил чаши и хозяину, и себе.

Цирюльник кивнул и сказал:

— Полный костюм каждые два года, независимо от необходимости.

На ужин они заказали пирог с крольчатиной, и Роб съел его с большим удовольствием. Цирюльник же набросился не на еду, а на трактирщика.

— Если мне и удается найти в этом пироге мясо, то оно слишком жесткое или чересчур уж острое, сверх разумного, — ворчал он. — Ну, плату можно поднять. — И тут же спохватился: — Немного поднять.

— Действительно, приправы никуда не годятся, — поддержал его Роб. — Вот у вас такого никогда не бывает. Меня всегда да восхищало, как вы готовите дичь.

— Какую же плату ты сам считаешь справедливой? Для парня шестнадцати лет от роду?

— Я не хочу получать плату.

— Не хочешь платы? — Цирюльник поглядел на него с подозрением.

— Не хочу. Вы получаете доход от продажи Особого Снадобья и от лечения больных. Вот и я хочу получать доход от продажи каждого двенадцатого пузырька Снадобья и от лечения каждого двенадцатого пациента.

— Каждого двадцатого пузырька и каждого двадцатого пациента.

Роб заколебался всего на мгновение, потом кивнул, соглашаясь.

— Эти условия действительны один год, после чего подлежат пересмотру по обоюдному согласию.

— По рукам!

— По рукам, — спокойно ответил Роб.

Следующая кружка пива понравилась обоим, и оба усмехнулись.

— Ха! — воскликнул Цирюльник.

— Ха! — отозвался Роб.

* * *

К новым расходам Цирюльник отнесся со всей серьезностью. Когда они приехали в Нортгемптон, славившийся мастерами-умельцами, он нанял плотника, и тот сделал вторую загородку с занавесом, а уже в следующем городке на их пути, Хантингтоне, хозяин установил эту загородку недалеко от своей собственной.

— Пришло время тебе становиться на ноги, — сказал он Робу.