О дьяволе и бродячих псах - Саша Кравец

боковой пробор. Идеально сидевший по фигуре костюм с галстуком придавал надлежащую представительность, — Лоркан всегда уделял особое внимание внешнему виду свиты.

— Это еще что? — между бровей Нины проступила вертикальная морщинка.

— Кружок кройки и шитья, — Джеймс сам удивился своей способности шутить в такой момент. Немыслимо, но ему совсем не хотелось быть серьезным.

Нина ответила колким взглядом.

— Это Лоркан, — Джеймс ткнул пальцем в фотографию, — иначе говоря, дьявол преисподней, — он покосился на Нину, высматривая реакцию, но лицо ее оставалось бесстрастным. — Вокруг — его фамильяры. Я, Ричи, Грей, Люк. А это Винсент…

— Я знакома с Винсентом, — сухо отрезала Нина, чем вызвала у Джеймса замешательство. — Интересно другое: кто такие «фамильяры»?

— Люди, добровольно заключившие с дьяволом сделку, — вторая жизнь взамен на службу.

— Ты мертв, — продолжала не удивляться Нина. Казалось, сверхъестественные выходки Люциуса выжги ее изнутри, не оставив ничего, кроме фатального безразличия.

— Мы все.

Он вытащил снимок, еще старше, чем предыдущий. На нем Джеймс был ненамного моложе, но совсем другим: в военном кителе, аккуратно причесан. Гладковыбритое лицо открывало высокие скулы и вытянутый острый подбородок. Он не был ни слащав, ни классическим красавцем, но что-то в его внешности обращало внимание женщин. Тех, кто распознавал в нем некий чарующий шарм…

— Я погиб на фронте, — с трудом произнес Джеймс, скорее, подразумевая, что погиб человек с фотографии.

Он давно уже расстался с ощущением, что больше не являлся тем прежним Джеймсом. Война, смерть, сделка с дьяволом — что-то умерло в нем после пройденного пути. Что-то важное.

— Признаться, говорить об этом непросто.

Воспоминания давно потускнели, он смотрел на них, как зритель кино, но с чувством, близким страху. Джеймс окунулся в густые сумерки. Он был ужасно напуган. Его разведывательный отряд попал в засаду и был обстрелян пулеметной очередью. Смерть настигла товарищей неизбежно и быстро — счастливчики. Джеймсу повезло куда меньше. Он предстал перед врагом беспомощным, бессильным, настолько унизительно жалким, что от самого напоминания об этом сердце до сих пор стискивала жгучая досада.

Жизнь из него выжимали по капле. Допрос вражеских офицеров напоминал заевшую пластинку: одни и те же вопросы, один и тот же тон. Где располагается штаб? Войска? Назови численность? Истязания сохранились в памяти невнятным пятном. Даже тогда Джеймс не слишком разбирал, что именно с ним делают — бороздят тело режущими предметами, прижигают каленым железом, дробят кости пыточными орудиями. Собственная кожа лопалась под лезвиями, приставала к жаркому металлу. В застоявшимся воздухе завис медный запах крови. Боль есть боль — страшная, палящая, нестерпимая. Сводящая с ума!

Теперь боль казалась нелепой выдумкой. Сложно представить, что когда-то Джеймс терял от нее сознание.

Без права на передышку он пробуждался, оплесканный водой, перед своими мучителями. Где штаб? Войска? Назови численность? Боль заставляла кричать до хрипоты. Она вымотала организм, и тот устал откликаться. Боль превратилась в слово.

У молчания была цена.

И даже после смерть стала бы милосердием, до которого враг не снизошел. Джеймс ждал конец в трупной яме. В одиночестве, грязи и зловоньях разложения. Над головой мелькали синие просветы неба меж темных крыльев падальщиков; интересно, могло ли оно быть другим? А будет?

Бледное лицо заслонило предмет последних размышлений; Джеймс понял, что наконец дождался смерти. И смерть выдвинула интересное предложение. Странное и вопиющее для любого верующего человека. Что именно заставило его пойти на эту сделку? Месть? Элементарное желание выжить? Скорее, все сразу.

Очнувшись в госпитале, ему еще долго казалось, что Лоркан был околосмертным переживанием. А через три года на пороге возник дьявол и увел Джеймса Митчелла навстречу новой жизни.

— Многие раны зарубцевались, но каждую ночь я возвращаюсь в прошлое беспомощным, напуганным человеком. С тех самых пор, как начал видеть сны.

Он рассказал Нине немногое из воспоминаний, ровно столько, сколько посчитал нужным, опуская подробности, которые и сам бы предпочел забыть. Нина склонила голову и, кажется, призадумалась.

— Мы служили Лоркану, — Джеймс вновь поставил разговор на рельсы, по которым изначально следовал. — Выполняли за него грязную работу. Убирали неприятелей, обеспечивали репутацию и неприкосновенность. Занятие непыльное для демона…

— Но что-то пошло не так, — Нина прекрасно чувствовала недоговоренность.

Джеймсу Лоркан запомнился страстным любителем судебных заседаний. Столь примечательную черту невозможно не упомянуть, ведь увлечение Лоркана развязывало нить важных событий. Знаток в прениях и азартный игрок — Лоркан мог выступить на защиту преступника сам, но чаще оставался наблюдателем. Куда интереснее делать ставки, когда судьба подсудимого зависела не от тебя.

Май, 1933 год. Тот день был солнечным, память Джеймсу не изменяла. Зал суда залило теплым весенним светом, лицо хозяина просияло. Лоркан сидел среди публики в необычайно сговорчивом расположении духа и о чем-то шептался с Винсентом. О чем — значения не имело, Джеймс выполнял единственную задачу — охранять ряд своего покровителя. Вопросы в обязанности не вменялись. С той же исполнительностью Ричард присматривал за обстановкой со входа. Снаружи ждал Грей.

Двери с грохотом распахнулись. К трибуне подвели обвиняемого. Люций Фарлоу имел запоминающуюся внешность, даже незаинтересованный в процессе Джеймс одарил преступника парой ознакомительных взглядов.

Чего нельзя было сказать о Лоркане.

Тогда Джеймсу подумалось, что вспыхнувший огонь в глазах хозяина незабываем. И оказался прав. Джеймс мог проснуться в беспамятстве посреди ночи и с легкостью воспроизвести в голове этот вожделенный, полный меда и интереса взор; благоговение, которым сияло лицо дьявола, словно тот смотрел на самое прекрасное украшение мира. И кому это украшение должно было принадлежать, — раздумий не возникало.

Люций предстал перед судом по обвинению в мошенничестве, воровстве, убийстве. Беззащитный ребенок улиц, которому, как козлу отпущения, навесили еще пару тяжких преступлений и вынесли приговор с казнью на выбор. Джеймса не волновали ни прения, ни желание подсудимого посидеть на электрическом стуле, — он ни на секунду не сомневался, что сделка неизбежна.

Мало ли какими достоинствами обладали фамильяры Лоркана, Люциусу Страйдеру достаточно было родиться красивым, чтобы получить билет во вторую жизнь.

— Вот только сделки стало Лоркану недостаточно. Он ожидал от Люциуса взаимности.

Нина перевела на Джеймса изумленный взгляд, собираясь что-то спросить, но он предугадал ее интерес:

— Не в понимании глубоких чувств. Дьяволом руководит страсть и жажда исключительного, полного обладания. Люциус оказался неожиданно строптив.

В этом Лоркан был под стать капризному ребенку — сплошные неодолимые желания и отрицание любого «нет». За полвека он не добился от предмета своего влечения даже теплого взгляда. «Полвека» — как пугающе звучит для человека. Но это лишь срок терпения одного дьявола, который до этого получал все, что хотел.

Лоркан был в