Путешествие без Надежды - Павел Улитин

Когда он лежит, вопрос о размере вообще не встает. Слово «подушка» в русском переводе отсутствует. Когда он в спокойном состоянии, он никому не интересен. Вот когда он встанет на дыбы, можно говорить о его величии.

И все равно — жулик. Потому что старается выглядеть так, каким, ему кажется, он должен выглядеть в чужих глазах.

Не считая гипноза. Кто вам сказал, что он нарушил подписку о неразглашении? Я узнал обо всем у него с помощью телепатии.

Вот тут еще есть комсомолка тридцатых годов, которая борется с душными мирками, она звонила и целый час обличала мой душный мирок. Из нее много чего можно выудить, но только некому будет записать, а то, что не записано, смысла не имеет, учитывая и то, что записанное тоже не имеет смысла.

Надежды на выход в свет первым. Америку открыл Колумб, а названа она именем Америго Веспучи.

Важно вовремя вспомнить уже написанное. Там черный хлеб дорого стоит. Там черный хлеб — деликатес.

ЧЕТВЕРГАЗМЫ В неизвестном направлении[7]

10.1.74

ЧЕТВЕРГ В ЭКСПОРТНОМ ИСПОЛНЕНИИ.

Москва продолжала дымиться от французов.

— У вас москвичи и ленинградичи говорят очень непохоже, как свинья и апельсин. Нашего комрада обозвали в Ленинграде и все компаньоны вокруг хохотали как резанный петух. Я спрашивала круги пешеходов в Москве, что это слово значит, но они смотрят на меня как баран на новую арку.

— Что за слово?

— Бабья порчА. Это женский материал?

Другс — это такая русификация английского языка. Вчера дринкал с двумя герлами. На одной были Байтовые трузера на зиперах, у другой — на батонах. По-русски так себе спикают. Особо не стараются воркать. А вот гошисты против этого протестуют. Они думают, что сделают революцию, но мерседесы при этом останутся. На чем кончается гошизм? На регламенте. Становится гошист постарше, и понимает, что ему тоже надо ложиться вовремя, чтобы вставать с утра пораньше на работу. На этом кончается гошизм. Но гошистами называются не все леваки, а только те, кто принимал участие в событиях 1968 г.

Ничто так не устаревает как модный жаргон. Все главные разговоры происходили на кухне. Все побочные разговоры идут в третьей комнате. А в детской — комната отдыха самого главного Четвергана.

— Я что у вас хочу спросить: у нас в России считают, что французы — лягушатники. Это правда?

— Пардон?

— Лягушатники. То есть едят — ам-ам — лягушек. Правда?

— Лягушка?

— Прыг-прыг.

— Сейчас я буду смотреть в словарь на слово прыгать. Вошь?! Мы не едим вошь!

— Ну да, это мы кормили вшей. Не об этом речь.

Обратно тот же разговор. Обратно мертвеца везут. Она изучала движение старообрядцев. Очень похоже на иудаизм. Но она еще не знает, какое влияние на двор Ивана Третьего имела секта жидовствующих и что по этому поводу сказал Нил Сорский своему противнику по диспуту. Ему в деревнях задаром дают. Пришли из Третьяковки и сразу предложили провести электросигнальную систему тревоги. А наутро иконы уже не было. Потому что КГБ плотно связано с Третьяковкой. КГБ отбирает иконы у фарцы и передает их в подвалы Третьяковки. Третьяковка продает их за границу, а потом нефтяной магнат Хаммер дарит их русскому народу.

Он шел на Одессу, а вышел к Херсону. Мне никогда не перемыкать того матросика бушлат. Ты замотай меня неволя, чтоб я устал пережидать. Стихи, записанные с голоса в аэропорту.

Именно потому, что у него был в жизни такой человек, сердце которого в чужом краю. Где меня носит в такое дикое время?

Не за что уцепиться. Взгляд каждого устремлен в будущее. Слова постороннего человека стали важней знакомого взгляда. Спина болит. Сердце свербит. Совесть чешется. Предки разводятся.

У нас принято заниматься людоедством, и, согласно международной конвенции о правах человека, мы не собираемся отказываться от наших национальных обычаев: мы своих людей едим, а не ваших.

Идеи замечательные, но сапожность процесса подавляет.

Но если ты такой антимарксист из круга первого, чего ты по всем голосам декларируешь свою классовую позицию в борьбе с классовым врагом? На своем языке вы, наверное, великий поэт.

В свете заходящего солнца вороны летели на ночевку на фоне резинового завода. Я понял, что кончается беззаботная жизнь.

Человек переписывал печатное издание стихов Есенина печатными буквами. На последней странице были видны следы карандаша: разметка по строкам. Рисование по клеточкам. Без учителя.

Мне снился капитализм.

Когда по всей планете пройдет вражда племен, исчезнет ложь и грусть. Когда? Когда исчезнет ложь и грусть? Или ложь и грусть исчезнет, когда пройдет вражда племен?

Что-то с памятью моей стало, все, что было не со мной, — помню. Главное: не отвечать на незаданные вопросы. Когда внезапно возникает еще неясный голос-труп. Но слова гордого отныне не сможет вымолвить.

Этого письма не помню. А вы вспомните. Не помню. А чьи пометки на полях? Ваши? А что, когда вы читали, этих пометок не было? Вот это был опасный момент. Внутренне дрожа, но не снижая тона обнаглевшей девицы: «Ну а дорогу хоть вы мне оплатите?»

Главный кибернетик под домашним арестом дает интервью иностранным корреспондентам через окно своей квартиры на третьем этаже, куда подсунули микрофон на десятиметровом шесте из автомобиля. Потом американские телезрители увидели широкую спину работника госбезопасности.

10.5.74

Разговоры, в ожидании которых провел десять лет. И вот тебе говорят о том, что от тебя скрывали. Но вопросы остались. Например: как Подросток превращается в Версилова? С чужими жестами и интонациями. Оказывается, сам Версилов говорил не очень чтобы от себя.

РАЗГОВОР НА КУХНЕ

Который существенно отличается от разговора в третьей комнате. Только под режущей голубизной палестинского неба, где под оливой — ни мертвых веток, ни калек, только там такой скачок возможен. Чтобы не страдать под небом Африки моей. Пожар на помойке, когда клочки обугленной бумаги, как вороны, летят вверх в колодце двора к голубому небу и испуганные жильцы дома следят за тобой сверху.

Подражать сознательно, чтобы понять: слияние невозможно. Один — деспот, другой — провокатор, третий — бунтарь. Тут изволь быть на полную катушку бунтарем, провокатором и деспотом, и только тогда есть надежда, что ты не станешь никем.

Все по поводу или фальшивомонетчиков или имморалиста. Разница между личностью и индивидуальностью. Когда тебя нет рядом, я гениально могу охмурить кого хочешь твоими интонациями и манерой подсовывать каждому подходящую идею. А она все запоминает и в следующий раз говорит: а в прошлый раз вы говорили все наоборот. Вот ты меня научил, а у меня в результате развивается какой-то цинизм. Научил на свою голову. Латинским шрифтом.

КОСМОС

РОСС

МОСКВА vodka sputnik samovar КЕРНЕМ?

НАС ЕВРЕЕВ НЕ ХВАТАЕТ В КОСМОСЕ

А В МОСКВЕ НЕ ТА ВЕРА

РОССАМ НЕ ХВАТАЕТ КВАСА

ОН НЕ ТОТ

ОНА НЕ ТА

ВСЕ НЕ ТЕ

Я закончил роман Сола Беллоу на тему «надо ли лететь в космос?»: никому не сидится на нашей бедной планете и никто не хочет смириться с собственной шкурой.

Асаркан считает, что между двумя революциями был просвет. Мы считаем, что не хватало электричества. Он считает, что Россия могла стать Западом, были свои десять праведников, но не хватало двух снайперов.

Новое лицо принималось в штыки. Ты сейчас новое лицо в этом муравейнике, а потом появится новый жук, и ты тоже будешь солидаризироваться с пауками.

А что такое человек как не учреждение, набитое до отказа отражениями лиц, с которыми он общается изо дня в день? Не расстреливал несчастных по темницам. Ведь он же не расстреливал.

А старый дед Айхенвальд, специалист по поэтическим силуэтам, пользовался неогласованной манерой письма русскими согласными. Послушайте опытного человека, послушайте старика, он умнее всех вас. А сам опытный человек не уставал повторять: «Никого не слушайте». Назначение неизвестно. Его заносит. И только улыбка в машине выдавала его с потрохами. Как трудно протащить английскую цитату в язык родных осин.

Разбитые скрижали страшно волновали. Не считая вавилонских клинописей. Психиатры забеспокоились: жалуется на наличие мыслей в голове. Если грязные мысли, значит и поступки не лучше. Если написал слово, изволь за него отвечать. Если подумал, то как бы уже и записал. Если дышишь, значит думай. А слова носились в воздухе и были ничьи. Глотать больно. Желание совершить преступление было настолько сильным, что оставило больше улик, чем настоящий преступник.

Тут мне придется перейти на язык родных осин, поскольку речь пойдет о березках. Твоих прав непризнанная волость — чужая суть. И граница и грань и межа и посев конечно же не на земле, возможно в языке, возможно, но, во всяком случае, не уходя, не уклоняясь от повинности, не путая дядю с соплемянником. И если есть что-то вокруг, то не дальше того, до чего ты можешь дотянуться рукой: до своей жены, до своей боли в позвоночнике, до собственных слов, которые и до губ еще не дошли.