Юность Пикассо в Париже - Гэри Ван Хаас

Пабло очнулся. Над ним стояла Фернанда. С озабоченным выражением лица она держала в руке кисть.

– Пабло, Пабло! Ты потерял сознание! Ты был словно одержимый. Что с тобой? Так нельзя…

Художник с трудом поднялся и подошел к мольберту. Фернанда зашла сзади и стала из-за его плеча рассматривать переделанный портрет Стайн.

Портрет был вовсе не так плох, как она ожидала, и Фернанда улыбнулась.

– Конечно, портрет еще сырой… Это совершенно новый способ видения, и я все-таки не думаю, что Гертруде понравится.

Измученный Пабло бросил кисти на стол.

– Да будь все проклято! Плевать мне, что она подумает!

– Почему?

– Потому что, как оказалось, главное в этом портрете – вовсе не лицо Гертруды. Мне удалось уловить ее сущность и запечатлеть ее в пространстве и времени.

Фернанда была уже готова снова начать воевать с Пабло, когда в дверь постучали. Она открыла. На пороге стоял деревенский почтальон, старик в длинном пальто и шапке. Отряхивая с ботинок снег, он протянул Фернанде свернутую в рулон «Парижскую газету».

Подбежав, Пабло быстро выхватил газету из рук почтальона и начал листать страницы, выискивая раздел критики.

– Вот! – взволнованно воскликнул Пабло и начал читать:

«Работы молодого художника Пабло Руиса Пикассо, выставленные в галерее Воллара, внимания не стоят, поскольку представляют собой вульгарную имитацию Матисса. Совершенно очевидно, что этот молодой испанец неспособен создать что-либо оригинальное и потому навсегда обречен на заурядность и банальность».

Пабло вырвал страницу, скомкал ее и швырнул на пол. Затем схватил портрет Стайн и кинул его в камин. Пораженная, взбешенная Фернанда подлетела и выдернула портрет из огня.

– Идиот! Что ты делаешь? По крайней мере, о тебе хоть что-то написали. Неужели ты этого не понимаешь?

– Чего же я не понимаю? Я вижу, что делают критики. Они пытаются меня сломать! – Пабло кипел от злости, шагая по комнате и потирая свою трехдневную щетину. Он был взбешен. Он подошел к кипе готовых картин, стоявших у стены, вытащил оттуда две, схватил краски и кисти и начал неистово переписывать самые прекрасные, цельные, реалистические работы.

Фернанда не верила своим глазам. Она смотрела на Пабло, как на безумного.

– Перестань, их можно продать… Прекрати! – умоляла она, пытаясь отобрать у него работы.

Но к Пабло лучше было не подходить, глаза его неистово горели, он ничего не слышал.

– Пошла прочь! – крикнул он и оттолкнул Фернанду.

– Остановись, ты губишь свои лучшие картины!

– Я их создал и сделаю с ними, что захочу. Оставь меня, мне нужно работать!

Он отвернулся от Фернанды, которая, рыдая, кинулась в спальню и захлопнула за собой дверь.

Глава 30

Мастер за работой

Пабло, как безумный, писал всю ночь. Он переделывал картину за картиной. Он хватал одну, немного работал над ней, отставлял ее в сторону и принимался за другую. Его ярость вызывала к жизни странные мрачные угловатые фигуры. На большом холсте возникла одна особенно выразительная картина, которая впоследствии получила название «Авиньонские девицы».

Его жестокое обращение в этой картине с женским телом, изображение лиц в виде масок было следствием влияния африканских и иберийских тотемов. Хотя, разрабатывая новые формы, Пабло использовал образ тотема, картина эта определенно была крепко связана с живописной традицией. Вновь возникший у Пабло интерес к Эль Греко отразился в раздробленности пространства и жестов, в то время как композиция в целом отчасти восходит к «Купальщицам» Сезанна и серальным сценам Энгра.

Сюжет картины «Авиньонские девицы» связан с Авиньонской улицей в Барселоне, которую Пабло и Макс частенько навещали. На этой улице находились популярные бордели, посещение которых в те времена считалось вызовом общественной морали. Жившие там женщины представляли собой далеко не идеал красоты – они были проститутками, бросившими вызов традициям общества, в котором родились.

Проснувшись, Фернанда обнаружила, что Пабло все еще стоит возле мольберта и яростно работает, а по всей комнате расставлены картины на подрамниках. Пабло с кистью в руке неистово исполнял миссию, для которой был рожден. Его черные глаза горели страстью, граничащей с безумием. Он что-то бормотал себе под нос, а его руки буквально летали, когда он быстро, крупными мазками накладывал краску на этюд «Авиньонских девиц».

– Нет, Пабло, только не эту, пожалуйста! Это одна из твоих лучших работ!

Но Пабло не обращал на Фернанду внимания.

– Если бы только я мог увидеть тут таких женщин… – шептал он себе.

Он писал женские тела смелыми мазками черной краски, пока стоящие обнаженные проститутки на картине не стали похожими на африканские статуэтки.

– Ты и в самом деле обезумел! – закричала Фернанда и схватила его за руку. – Пожалуйста, остановись!

– Ты не понимаешь, о чем говоришь. – Пабло сплюнул и оттолкнул Фернанду.

– Ты, сукин сын! Ты губишь месяцы работы, губишь свои лучшие вещи. Гийом и Дерен подумают, что ты сошел с ума.

– Мне все равно, что они подумают. Отойди, или я вышвырну тебя отсюда!

– Ха! Может, я и сама уйду, так что не стоит беспокойства… Я больше не могу этого выносить. Я уже совсем тебя не понимаю, – всхлипывала Фернанда, выходя из комнаты.

Пабло равнодушно взглянул на нее через плечо и пробормотал:

– Это близко, я чувствую: что-то захватывающее, невероятное, непостижимое – что-то оригинальное, глубокое, что открывается не всякому…

Одним резким движением он отбросил кисть, потом палитру, запустил пальцы в испачканные краской волосы и смиренно отвернулся от холста, словно побитый. Сколько времени он не мылся, не ел, не брился?

Его одежда была пропитана краской и потом, волосы были грязны, лицо густо покрывала щетина. Может быть, Фернанда права, нужно взять себя в руки? Он задумчиво опустил взгляд на медальон Кончиты.

– Я потерпел неудачу, малышка, – прошептал Пабло, и его глаза наполнились слезами. Затем он посмотрел на камин. Огонь почти погас, пальцы сводило от холода, а еще столько нужно было сделать. Пабло оглядел мрачную комнату и, ожидая увидеть Фернанду, подошел к двери в спальню. Он повернул ручку, однако дверь была заперта изнутри.

Пабло пожал плечами, надел свое серое пальто и шерстяную шапку и вышел на улицу нарубить дров.

Позднее, среди ночи, когда Пабло спал беспокойным сном около Фернанды, его разбудил вой ветра. Он, глубоко задумавшись, стал смотреть на звездное небо сквозь присыпанное снегом окно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});