Бессердечный принц. Раскол - Яна Мелевич

Алексей и оголил мои плечи.

Когда там мастер должен приехать? Боль, к слову, исчезла.

— Браслет отключился.

— Расстреляю всех виновных, явно производственный брак.

— Или кому-то нужна свобода.

Я ощутила лопатками твердую поверхность столика. Как он не перевернулся под моим весом и не сломался — загадка. Склонившись, Алексей придержал столик рукой и посмотрел на меня. Сталь обратилась в пепел, столь же прекрасный, как и печальный. Потому что не только я, но и он безмолвно сгорал в пламени этой безумной связи.

— У императора нет права на свободу, — тихо сказал Алексей, и я проглотила горько-сладкую слюну. — И выбора тоже нет.

Протянув руку, я коснулась его щеки и почувствовала прикосновение губ к ладони. Невидимым клеймом он осел на коже.

— У тебя есть власть, Алекс, — прошептала я в поцелуе. — А твоей свободой всегда буду я.

Глава 18. Влад

В квартире на Царской улице, больше походившей на грязную помойку, было тихо и на удивление светло: солнце пробивалось сквозь пустоты в окнах. Но я знал, что оно лишь иллюзия, качественно созданное отражение реального мира. Осколки зеркал напоминали сверкающие самоцветы, которые от прямых лучей превращались в радугу под ногами. Казалось, весь драный линолеум усыпан ими.

«Хрусть-хрусть» — каждый шаг сопровождался этой мелодией.

Я поднял пистолет и услышал громкий хохот с четырех сторон, как будто мой противник находился везде и нигде одновременно. Оно и не удивительно, ведь этот мир создал Зеркальщик. Здесь — его территория. Целая вселенная, где я в любой момент мог погибнуть.

— Падала с крыши капель,

Потекла ручейками водица;

А у мерзлого озера, посреди камыша,

Горько плачет от боли девица.

Где же возлюбленный, где?

Бьется в клетке молчания как птица.

Ни письма, ни записки в ответ,

Видно, сгинул любимый на границе.

— По мне некому плакать, — скрип зубов резанул по ушам, только я не сразу понял, что сам двинул челюстью от злости. — Твои старания уйдут в молоко.

— Согласитесь, офицер, печальная картина. Вот гибнете вы на одном из заданий во имя короны. А дальше? Ничего, пустая слава для трупа, которому все равно, сколько медалей повесят на его мундир, — слова зеркальщика попали в цель.

Просто сон, тысячный за последний год. Умом я понимал, что зеркальщика давно нет, а на улице Царская в том доме давно поселились другие люди. Я в Питере, а воображение вернуло меня в Урюпинск на год раньше. Вот только… Уж очень реальным казались ощущения, слишком сильно жгли раны, и последние искры дара поддерживали мое тело, пострадавшее от вызова демона тело.

Его рев, кстати, доносился издали. Как бы и рядом, и в то же время за зеркальными стенками.

— Когда вытащу тебя из норы, тогда и поговорим про трупы и медали, — процедил я, крепче обхватив пистолет.

— Тебе больно, ты страдаешь. Магия уходит, поводок слабнет, — шепот обжег ухо, и я резко обернулся, но никого не увидел. — Даже если выживешь, больше никогда не станешь прежним. Как и мы все, ты останешься для страны всего лишь песчинкой. Отработанным материалом, который выбросят за ненадобностью.

— Заткнись, — прошипел я. Сделал два выстрела, но промахнулся. — Karachun, veni! Ad me![1] — позвал демона.

Без толку. Карачун[2] даже не откликнулся, вместо ответа мне в лицо швырнули острые, как иглы, снежинки и стены покрылись инеем. Руки онемели, будто я резко погрузил их в ледяную воду, а затем сунул в сугроб. Сил едва хватало на поддержку открытого портала, через который ушли остальные. В груди теплилась надежда, что Вася, Кристина и моя команда дойдут быстрее, чем выгорят остатки магии в крови.

А потом будь что будет. Все равно долго я не протяну, Карачун или зеркальщик — кто-то из них прикончит меня.

Внезапная тишина заставила меня насторожиться, а когда за спиной раздалось тяжелое дыхание, я и вовсе замер. Пальцы посинели, пистолет покрылся ледяной коркой, волоски на теле встали дыбом, и по коже побежали мурашки от чужого прикосновения. Стараясь не дергаться, я медленно повернул голову вправо, после чего опустил взгляд.

— Оу. Кажется, демон выбрал не ту жертву, на которую ты рассчитывал, — захихикал неподалеку зеркальщик, едва я развернулся лицом к демону.

Белая борода и цвет глаз, словно скованные льдом воды Байкала. Кристально чистые, холодные, на дне которых плескался приговор. Карачун опустил ресницы, затем неожиданно взмахнул рукой, сжимавшей посох, после чего порывистая метель сбила меня с ног.

Уже падая в закрывающийся портал, я почувствовал, как осколки зеркал пробрались под одежду и резанули кожу. За мной метнулись тени — верные гончие всегда следовали за хозяином. Тогда-то я осознал, что сегодня не умру. Во всяком случае, не в ловушке зеркальщика посреди тысяч безмолвных отражений.

«Спасибо, Карачун», — мысленно выдохнул я, закрывая глаза и отдавая последние силы демону.

«Здравия, княжич».

***

— Подъем, добрый молодец!

Я резко проснулся и скатился с дивана раньше, чем удар костяной палкой достиг поясницы. Гостиная ходила ходуном, голова гудела, по вискам били барабаны, а во рту образовался сухой ком с привкусом чего-то стухшего. Последствия вчерашней пьянки дали о себе знать тяжелым похмельем и косым взглядом моей соседки по лестничной клетке — Янины Сергеевны Травной, Бабы-яги в каком-то там поколении.

— Сопишь, касатик? — бельмо на правом глазу исчезло, когда Янина Сергеевна, моргнув, склонилось надо мной. Ее горб обозначила выцветшая ткань халата, а на крючковатом носу сползли на кончик бурые бородавки.

— Здрасте, баб Ян, — пробормотал я, проведя ладонью по лицу.

Представляю