Ставка на совесть - Юрий Пронякин

— Правда.

— Я так и думала.

— Почему? — Яков удивился.

— Вы так читали Маяковского…

От этой наивной убежденности девушки по всей груди Якова сыпнуло горячими иголками. Юноша не нашелся что ответить и после некоторого молчания спросил фамилию Катиного обидчика и место службы.

— Зачем? Катя с ним все равно дружить не будет, — заявила Надя.

— Я не собираюсь их мирить. Но мне нужно узнать этого человека… Не должно быть у нас таких людей, Надюша. Вы согласны? Не должно! — пылко, словно с трибуны собрания, произнес Яков.

Надя кивнула и деловито заметила:

— А то как же… Выходит, тогда и верить нельзя солдатам?

У ворот КПП Яков, волнуясь, спросил:

— Надя, мы встретимся еще?

— А вы очень хотите?

— Очень.

— Приходите, когда вас отпустят, прямо к нам, — и Надя объяснила, как найти ее дом.

Когда некоторое время спустя радостно встревоженный сержант возвращался в расположение, он думал лишь об одном: хорошо бы в следующее воскресенье получить увольнение. Заслужить его можно только работой. Обстановка для этого складывалась благоприятно.

Недели две назад в палатку его отделения влетел Вася Мурашкин и выпалил:

— Ребята, знаете, что произошло сегодня во второй роте!

Юркий, любопытный и словоохотливый, он первым узнавал обо всех батальонных новостях, хотя в строй, случалось, вставал последним. Дождавшись обычных в таких случаях «что?» и «расскажи», он торопливо выложил: во второй роте во время стрельб рядовой Иван Алабин («знаете, тот, что двухпудовой гирей жонглирует») поспорил с кем-то, что, дай ему хоть автомат, хоть пулемет, а то и гранатомет, он отстреляется будь здоров как. А тут как раз капитан Петелин. Услыхал и говорит старшему лейтенанту Самарцеву: «Пусть попробует». Алабин попробовал. Капитан спрашивает: «Как это тебе, Алабин, удалось?» Ему отвечают: Алабин, мол, дотошный, все хочет знать и сам пощупать… А дальше вот что. Собрал капитан Петелин роту и говорит: нужное это дело, надо всем подхватить… Они и подхватили. Говорят, это в историю может войти…

Как всегда, Вася малость перестарался, и результат вышел неожиданный: вместо того чтобы по достоинству оценить сообщение, солдаты засмеялись. Но потом все же о почине Алабина заговорили. Одни: начинание дельное. Другие: зачем это нам? И без того у солдата работы по самую завязку. Третьи: конечно, знать все штатное оружие неплохо, только когда его изучать?

— Но Алабин нашел время! — возразил Мурашкин.

Яков Бригинец не пропускал ни одной реплики, хотя в обсуждении новости не участвовал.

Уничтожив подготовленные для конференции отличников тезисы своего выступления, Яков, остро переживающий всякую неудачу, без конца казнил себя за печальную историю с Ващенко и Суторминым. Углубленный в свои думы, он однажды прошел мимо замполита и не отдал чести. Петелин, считавший Якова человеком дисциплинированным, остановил его и сделал замечание..

— Виноват, товарищ капитан. Задумался, — чистосердечно покаялся Яков.

По голосу и выражению глаз сержанта замполит заподозрил неладное и пригласил его в класс, оборудованный за палатками. Там, сидя рядом с капитаном, Яков без долгих колебаний рассказал, как пришел к убеждению, что после всего случившегося он не знает, чем искупить свою вину, чтобы в роте к нему относились, как прежде.

— Знаете, вы сейчас походите на Сутормина, — жестко сказал Петелин, выслушав Бригинца. — Чем? Вспомните, как повел себя Сутормин после разжалования. Опустил руки, стал пассивен в службе. Мало того, пошел куролесить…

Яков почувствовал, как вспыхнуло его лицо, словно разом впитало в себя весь жар солнечного заката.

— Что так с Суторминым получилось, и мы виноваты. Я, например… — глухо выговорил Яков.

Петелин с интересом посмотрел на него и сказал:

— Вполне возможно. А вообще… — Он потрогал по привычке очки и продолжал: — Когда в военное дело вплетаются корысть и уязвленное самолюбие, страдает от этого боевая готовность. А она сейчас, как никогда, должна быть на высоте. Если ослабить бдительность, зазеваться… Сами понимаете, какие могут быть последствия. А в душе каждого из нас какая-нибудь заноза всегда найдется. И если только о ней думать… Так далеко не пойдешь. А что касается искупления вины… Есть верное средство — работа.

И когда Вася Мурашкин принес весть о почине Алабина и солдаты заинтересовались им, Яков почувствовал: он нашел, что ему было нужно. Сержант обвел взглядом своих товарищей и, грустно улыбнувшись, сказал:

— У нас сейчас — как после боя: людей убавилось.

Мурашкин не утерпел:

— А дадут нам еще кого-нибудь?

— Возможно. Но пока что мы должны обходиться, так сказать, наличными силами. И от других не отставать. Чем мы хуже Алабина? Как вы на это смотрите?

— Положительно, — первым заявил Мурашкин. Остальные — кто промолчал, кто протянул: «Надо бы постараться», кто полюбопытствовал: «Как это сделать?». Бригинец ответил на последний вопрос:

— Вот об этом давайте поговорим. Возьмем соцобязательства — добиться звания отличного отделения, овладеть всем штатным оружием роты, быть примерными в службе.

— Не много ли? — осторожно высказался сидевший в глубине палатки солдат.

— Справимся, — бойко заверил Мурашкин.

Солдаты поддержали своего командира.

Бригинец улыбнулся и сказал:

— Тогда за дело…

…И вот теперь, после встречи с Надей, Яков загорелся желанием работать так, чтобы и сам себе не мог бы он сделать упрека.

3

Полковник Шляхтин находился с солдатами до самого отъезда гостей. Он любил спортивные состязания и игры, всерьез болел за свои команды. Да и другие видели: раз сам командир полка здесь, значит, все происходящее очень важно.

Сегодняшним днем Шляхтин остался доволен. Больше всего ему понравилась стрелковая викторина, потому что она непосредственно была связана с боевой подготовкой. Он испытывал истинное наслаждение, когда смотрел, как выходили на сцену, где на столах были разложены карабины, автоматы и пулеметы, представители команд и с завязанными глазами разбирали и собирали оружие. Предварительно каждому участнику состязания задавали несколько вопросов из уставов. Ивану Прохоровичу доложили, что солдаты чуть не до дыр зачитали уставы — так готовились к викторине. Это тоже понравилось ему.

Больше всех призов забрал первый батальон. Он и в концерте художественной самодеятельности показал себя. Шляхтин задумался: ведь Хабаров, по его мнению, как командир слабее других комбатов. В чем же дело? Ивану Прохоровичу захотелось поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Остановился он на Изварине — человеке, который никогда ему не перечил, был покладист, а в работе прилежен. Лучшего заместителя Шляхтин не желал.

После спортивных состязаний он подошел к Изварину и сказал:

— Пойдем подышим свежим воздухом. Не будем мешать молодежи — пусть веселятся.

Они направились в сторону реки. Шли не спеша по дорожке, проложенной в ореховой чаще. Закурили. Иван Прохорович после долгого молчания спросил Изварина:

— Что ты на это скажешь?

Постороннему человеку могло показаться неясным, к чему относился вопрос. Но Аркадий Юльевич угадал безошибочно — к тому, что они сегодня увидели.

— На мой взгляд, сегодняшние мероприятия заслуживают похвалы.

Шляхтин кивнул и уточнил:

— Особенно викторина.

— Да. Между прочим, это инициатива Хабарова и Петелина. Вы заметили, какая активность была у личного состава первого батальона?

Шляхтин недовольно проговорил:

— Заметил. И считаю: будь Хабаров потребовательнее, жестче, без всяких там заскоков, первый батальон мог бы бороться за звание отличного. И наверняка июньского чепе мы не имели бы.

— Но чепе — случайность. Следствие доказало, — вкрадчиво вставил Изварин.

— Случайность? — командир полка повернулся к своему заместителю и, недобро усмехнувшись, сказал: — Знаешь такое положение в философии: случайность — это форма проявления закономерности. Как раз к первому батальону относится. Ослабил командир требовательность — вот тебе и результат.

— Разумеется, так, — согласился Изварин, но тут же мягко возразил: — Однако в первом батальоне немало хорошего. К примеру, почин изучить все штатное оружие. У них же родился…

— А от кого он исходит? От Хабарова?

— Разумеется, нет. Но важно подметить новое, оценить по достоинству, подхватить, распространить. И это сделали Хабаров и Петелин.

Шляхтин покосился на Изварина:

— Ты что, в адвокаты к ним записался?

— Вы меня не так поняли, Иван Прохорович. Но мне кажется: предвзятость нередко мешает разглядеть в людях положительное, — осторожно заметил Изварин.