Неспящая красавица - Тэффи Нотт

себе под нос маг, пряча артефакт. – Надежда Ивановна! – позвал он, надеясь снова попросить помощи у своей напарницы, но ответа не дождался. Видимо, Наденька уже ушла с Долгоруким. Андрей медленно двинулся по мозаичной дорожке следом.

Что за чудна́я магия? Он встречал много всяких видов колдовства и иллюзий, еще больше знал, читал когда-то или слышал из рассказов других. И самое простое объяснение происходящему была бы иллюзия, но «Глаз тигра» просто не мог ошибаться. Это вводило Андрея в полнейший ступор. Время в поместье и его окрестностях двигалось как-то по-другому. Но как это вообще возможно?

Необходимо проверить вид из всех окон, тогда и делать какие-то выводы. Когда они были на кухне, вроде бы из окон тоже виднелись сугробы. Надо бы осмотреться еще раз. Ободренный этой мыслью, маг зашагал быстрее.

На кухне творилась приятная сердцу и носу суета. Андрей отчетливо различил запах каши с маслом, поджаристого белого хлеба… Рот мгновенно наполнился слюной. Возле плиты клубился пар. Карл Арнольдович, перемежая речь немецкими ругательствами, руководил своим женским, не считая поваренка, отрядом. Сам поваренок крутился возле Карла Арнольдовича, готовый выполнять любое распоряжение, а сестрички-горничные копались в шкафах с посудой.

– Извините, я быстро, – чувствуя себя гимназистом, что прокрался на чужой урок, Андрей поспешил пройти к той стене кухни, где окна выходили в сад. Одно из них было приоткрыто, впуская свежий воздух. Из открытой створки на него дохнул холодный ветер, кинув в лицо ворох снежинок.

– Ваше высокоблагородие. – Андрей обернулся, столкнувшись взглядом с не очень довольным поваром. – Завтрак скоро подадут.

– Понял-понял, ухожу, – заторопился маг. Тем более что ему еще надо было кое-что проверить.

Глава 10

Это был самый неловкий завтрак в ее жизни.

На стол накрыли уже около одиннадцати, и время близилось к обеду – или очень позднему завтраку, но в сонном деревенском поместье, зимой – оказалось самое время.

Превращать комнату с камином в обеденную залу Надя не стала, оставив за ней статус кабинета для срочных совещаний. Сели завтракать в большой столовой, где двадцать лет назад должен был состояться рождественский ужин. Место во главе стола занять никто не рискнул: хоть приборы и убрали, неестественность пустоты чувствовалась каждым присутствующим. Судьба Владимира Александровича все еще оставалась неизвестной.

В столовой было неуютно. Напротив Нади сидел Филипп, рядом Иванов. По правую руку Андрей. Стол явно предназначался для большего числа гостей. Через пару мест от них сел князь Долгорукий.

Всех слуг отпустили поесть, кроме Ильи. Тот от волнения места себе не находил и предпочел прислуживать за столом, едва не поругавшись с дворецким из-за своего рвения к работе.

Надя покосилась на застывшую в углу ель, переливающуюся игрушками, свертками с подарками, обертками конфет. Тут же были пряники, апельсины и всевозможные лакомства. Кажется, новую ель установили тут взамен той, которая пала ее стараниями. Надя помнила то жгучее чувство обиды родом из детства, когда ей из всех этих драгоценностей доставалось всего по одному. Все остальное раздавалось деревенским ребятишкам. Теперь же вот оно, бери – не хочу. Да толку…

После пережитых приключений с ифритом кусок в горло не лез, и она обратилась к присутствующим:

– Какое сегодня число?

Баум, сидящий напротив, потянулся к карману, щелкнул часами:

– Двадцать третье декабря.

Получается, завтра канун Рождества. Время, которое все стараются провести с семьей или в кругу друзей. И хотя Надя давно перестала считать праздник семейным торжеством, вопреки всем невзгодам в жизни Рождество и Новый год оставались тем временем, когда надежда на светлое и лучшее была как никогда крепка в сердце любого человека. Уж в будущем году точно все получится, все-все будет по-другому.

Интересно, каково было обитателям дома? Они ведь двадцать лет назад тоже на что-то надеялись. Хмурый Иванов жевал, уткнувшись взглядом в тарелку, попеременно перебирая пальцами левой руки – будто искал что-то или не мог справиться с тиком. Да и князь Долгорукий чего-то да ждал от наступления нового года. Планировал бежать в Париж? А дядя? И тот молодой человек?

Сердце снова кольнуло тревогой и непрошеной тоской.

И даже гурьевская каша с орехами – любимая с детства и непременно напоминавшая о дяде, теперь совсем не радовала. Надя водила ложкой по тарелке, изредка донося ее до рта. Вкуса она совсем не чувствовала.

– Думаю, я знаю, о чем все вы сейчас размышляете, – разнесся над столом голос князя Долгорукого. Он отложил приборы. – Гадаете, почему такая выдающаяся личность находится в такой глуши.

Все взгляды обратились к князю, Надя от неожиданности едва не уронила ложку. Камердинер как раз подавал гостю душистый чай, но как вышколенный слуга и виду не подал, что вообще слышит разговоры за столом. Или просто привык к выходкам хозяина.

– Я бы хотел вам кое-что объяснить.

– Что именно, ваше сиятельство? – На лице Баума мелькнуло веселое любопытство.

Андрей тоже взглянул на него с сомнением. Кажется, ему было вовсе не интересно, что собирался сообщить Долгорукий. Язвительный изобретатель, по-прежнему хранивший молчание и до этого упорно смотревший в тарелку, вдруг поднял голову и уставился на князя своими белесыми глазами.

– Не скромничайте, Филипп Елисеевич. Знаю-знаю, слухи обо мне весьма противоречивы, злые языки так и норовят ужалить побольнее. Но целью всей моей жизни всегда являлась красота и истина…

– Позвольте, ваше сиятельство, но что именно вы подразумеваете под этими выражениями? И истина, и красота для каждого своя, – заметил Филипп.

– Видите ли, – Долгорукий, очевидно, только и ждал вопроса, любого. – Если бы люди чаще задумывались о красоте, то не было бы этих глупых войн, раздоров. Взять хотя бы Италию. Все эти портики и колоннады, древние храмы, чумные столбы – настоящее произведение искусства! Работа столь тонкая, изящная. Вот скажите, разве, глядя на это, можно думать о жестокости? Убийствах? Кстати, мне рассказали про несчастного парнишку… Убит, да, и в таком чудесном месте…

Внутри у Нади все похолодело.

Звякнули приборы о тарелку, встал Иванов, шумно отодвинув стул. Ни на кого из присутствующих он по-прежнему старался не смотреть. Что-то неразборчиво пробормотал в качестве извинений и пулей выскочил из обеденной залы. К завтраку едва притронулся.

Надя заметила, как Андрей нахмурился. Кажется, магу это тоже показалось странным.

– Чувствительная натура, – прокомментировал Долгорукий, отхлебнув свой чай. – А вы, Надежда Ивановна, что так побледнели?

– Что же вы имели в виду, говоря об истине, ваше сиятельство? – напомнил Филипп, очевидно, желая отвлечь внимание от Нади, которая с благодарностью взглянула на мага. Баум едва заметно ей улыбнулся и снова повернулся к Долгорукому.

– Ах да! Истина. –