Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке - Г. Джемаль

Поэтому третья группа должна тесно сомкнуться с теми фрагментами ум-мы, которые относятся к первому или второму случаю, с исламскими движениями Ближнего и Среднего Востока[114] и, в особенности, с контрэлитой из числа мусульман, проживающих на Западе. США, фактически, инвертирует эту идею, требуя от мусульманских национальных государств разгрома освободительных движений по всему исламскому миру, от Сомали до Моллукских островов, на основании связей с пресловутой «Аль-Каидой»[115].

Отсюда прямой вывод, что исламское государство на настоящий момент практически не существует как данность, но строится совместными усилиями многочисленных вооруженных джамаатов по всему миру, с одной стороны, и проживающих на Западе эмигрантов, с другой. Калим Сиддыки, сам эмигрант, вплотную подошел к этой идее.

Беседа третья (Москва, май 2003 г.)

Участвовали: Г. Джемаль, А. Ежова, А. Шмаков, А. Ястребов, М. Трефан, А. Кузнецов, А. Сахнин, К. Латухина, А. Эжаев

Очень интересно в плане исследования то, как формируется язык протеста. Большая часть наших работ посвящена исламским политическим мыслителям XX века. Среди них нет заслуживающих упоминания фигур, стоявших на консервативных позициях. Всякое мыслительное усилие связано с оппозицией, с преодолением, с глубоким дискомфортом по поводу наличного положения вещей и с поиском того метода и того языка, на котором несогласие может быть описано и эпистемологически, критериально само себе доказано как правомерное.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Сегодня у нас два сообщения, которые мы хотели бы заслушать. Первый — это выступление Насти по поводу текста, написанного Антоном о Калиме Сиддыки. Второй — материал Алексея на тему религиозных истоков русской революции. Но вначале Антон вкратце расскажет об основных идеях Калима Сиддыки.

АНТОН ШМАКОВ. В начале 90-х Сиддыки выдвинул идею non-territorial islamic state, поскольку привязанность к территории — это характеристика западной политической традиции.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Он потребовал новых методологий в логическом, научном мышлении, в социологии, в политологии, корректных с точки зрения ислама, то есть обновления всей суммы знаний о мире и о человеке, выработки эпистемологических критериев в рамках исламского мышления.

АНТОН ШМАКОВ. После Исламской революции в Иране он создал в Великобритании Мусульманский парламент, от имени которого он пытался координировать деятельность общин британских мусульман, чтобы направить ее в русло идеи о нетерриториальном государстве.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Речь идет о «сквозных присутствиях», как в «Марсианских хрониках» Брэдбери[116]. Там по Марсу ходят земляне и никого не видят, кроме себя. Лишь краем глаза они замечают скользящие тени...

АНТОН ШМАКОВ. Да, он как раз ставит вопрос о существовании общины во враждебном окружении.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Как совмещалось понятие об исламской революции, появлявшееся в его дискурсе, с фактором нетерриториального парагосударственного присутствия диаспоры на оккупированной территории?

АНТОН ШМАКОВ. Он делил всех носителей исламской идеи на три группы. Согласно Сиддыки, существует три вида агентов — личность, организация и государство. Переход от стадии организации к стадии государства, как раз и был, по его мнению, исламской революцией. В случае с нетерриториальным государством Мусульманский парламент должен способствовать созданию полноценного community.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. А что должно произойти в случае конфликта этого community с королевским домом, с социумом?

АНТОН ШМАКОВ. То же самое, что и в случае с территориальным государством. Когда произошла революция в Иране, сразу началась война.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. То есть исламское нетерриториальное государство, существующее сквозь и помимо британского общества, войдя в конфликт с институтами куфра, будет защищать себя и, соответственно, перейдет к контрнаступлению, чтобы вооруженным путем осуществить переворот или разгром противостоящих структур. Прямо Сиддыки об этом не говорит. И ситуация не должна быть построена таким образом, чтобы стать бунтом изолированной диаспоры, осуществившей самоструктуризацию и атаковавшей коренной социум. Это не будет революцией. Революцией это станет лишь в том случае, если между этим нетерриториальным государством и местным обществом возникнет некий переходный слой, который будет нуждаться в том, чтобы его привели, за него — при его поддержке — осуществили глобальное преобразование, активным инициатором которого будет эта диаспора. И внешний мир должен быть ей частично союзен. То есть у диаспоры с дружественной ей частью внешнего мира должны быть такие отношения, как у партии и пролетариата. Нетерриториальное государство становится революционной партией, в то время как возникает ведомый ею пролетариат, состоящий из местного населения.

АНАСТАСИЯ ЕЖОВА. Цели и задачи, которые поставил Сиддыки, напомнили мне задачи нашей группы. Он привлекает внимание к проблеме того, что мусульмане, занимающиеся общественными науками, пытаются придать исламский колорит явлениям, которые исламу чужды. Сиддыки заявляет, что «исламский социализм» и «исламский капитализм» не имеют права на существование, поскольку существует ряд положений ислама, входящих с этими идеями в противоречие. Он призывает мусульман к сотрудничеству в развитии собственной методологии, основанной на Сунне. В отличие от Кутба, который полагал, что для мусульман приемлемы лишь достижения западной экспериментальной науки, а основания всех гуманитарных дисциплин уже заложены в фикхе[117], Сиддыки осознал необходимость также противостоять западной политологии и социологии, а эти науки не сводятся к правовой сфере. Он говорит, что занимающиеся общественными науками мусульмане как ученые существуют вне своей веры. Поэтому Сиддыки считал необходимым разработать основы собственно исламской политологии и социологии, доказывающей преимущество собственных ценностей.

Интересен раздел, посвященный Ирану. Как отметил Антон в своей работе, специфика иранской Конституции — это акцент на социальных правах. Конституция Сиддыки больше нацелена на защиту гражданских и политических прав.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. То есть он продолжает различать права мусульманского так называемого «гражданского общества» и права аппарата, который уже сформировался в этом обществе.

АНАСТАСИЯ ЕЖОВА. Меня поразил его призыв к отмене смертной казни. Невозможно представить себе мусульманское право без смертной казни.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Нет, речь идет о казни, не соответствующей шариату, — например, смерти на электрическом стуле или сожжении заживо. Хотя в джафаритском мазхабе[118] сожжение может быть приговором судьи в исключительном случае за гомосексуализм. А расстрел разрешен, потому что это разновидность побития камнями.

АНАСТАСИЯ ЕЖОВА. На мой взгляд, очень важно, что Сиддыки, будучи суннитом, выступает за преодоление разногласий между суннитами и шиитами. До него к этому призывали шиитские политические теоретики — Хомейни, Шариати...

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Сближение существующих косных форм невозможно, но можно создать третью, в которой будет рациональное зерно предыдущих. Необходимо просто выйти из клерикальных фиксаций. Ведь иранские клерикалы саботируют установку Хомейни на сближение, они не заинтересованы в этом, в «размывании» их непосредственного контроля, в утрате корпоративного авторитета. Вот в салафитском[119] движении есть ядро, являющееся основой этой воли, этой новой платформы. И прежде всего сам суннизм не однороден — не только по фикху, по мазхабам, но и по наличию подходов, по динамике интеллектуальной интерпретации ислама. Салафитский глубинный подход относится к шиизму с позитивным вниманием. А есть и подход воинствующего омейядства, столь распространенный среди иракских баасистов. Я, например, с удивлением услышал в Багдаде от офицера спецслужб, что Муавийя — пятый «праведный халиф».

АРТУР ЯСТРЕБОВ. Не будет ли камнем преткновения концепция имамата?

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Я убежден в том, что та часть этой концепции, которая опирается на ранний шиизм и на точки зрения первых имамов, в значительной степени — плод позднейших разработок, ретроспективно приписанных. Поскольку я участвовал в конференции по шейху Муфиду[120], я могу сказать, что действительным кодификатором концепции имамата стал шейх Муфид со своими ахбаритскими[121] учениками. Он начал формулировать философию имамата, которую потом шлифовали, шлифовали...А шейх Муфид появился уже после исчезновения Двенадцатого имама. Все, что приписывается первым имамам как позиция, подтверждающая эту философию, — натянуто задним числом. Саму идею имамата следует фундаментально переосмыслить. И суфийские неоплатонические гностические влияния должны быть жестко выведены за скобки.