Жестяной самолетик (сборник) - Елена Яворская

— Значит так, Елизавета, — резко перешел на нудный официал Борька, — мероприятие наше, финансируется по нашей линии, а ты — лицо приглашенное — со всем, оцени, к тебе уважением приглашенное… Так что давай там без дискуссий и прочих революций, а?

— Как получится, — Лиска хищно оскалилась. — Ты ж, Борюсик, меня знаешь, я к тебе со всей душой. И облаиваю от души. Потому что ты, Борюсик, хоть и добрый человек, но чиновни-ик! Ладно, хоть не обидчивый.

— Да иди ты! — Семин неубедительно изобразил праведный гнев. — И не опаздывай, завтра в полвосьмого отправляемся.

— Не надейся! — привычно огрызнулась девчонка.

2

Депутат облсовета Николай Захарыч Зяпкин славился любовью к молодежи и умением облекать мысли в настолько причудливую форму, что они слету попадали в разряд местных афоризмов.

Вот и сейчас, стоя возле обшарпанного «Икаруса» в картинной позе трибуна, он напутствовал:

— Через несколько минут вы сядете в автобус, а вечером откроется слет, цель которого — сплотить вас, лучшую молодежь нашей области, идущую, так сказать, в авангарде. И потом вы понесете этот авангардизм в массы…

Зяпкин нес в массы что-то еще, но Лиска уже не слушала: юркнув за ближайшую березку и сжав ее в объятиях, девчонка рыдала от смеха. Еще до открытия слет начал оправдывать ее лучшие ожидания.

Однако же знакомых лиц было раз-два и обчелся. Ясно: Борюсик, боясь ударить в грязь лицом перед московскими «старшими товарищами», ради массовости набрал знакомых, малознакомых и едва знакомых покататься и бухнуть на халяву. Оказаться среди этой публики Лиске ну никак не хотелось, и она старалась не выпускать из поля зрения здоровенного бородача в поношенной стройотрядовской тужурке — команданте де Ла Варгаса. С ним не пропадешь, хоть горя и хватишь. При посадке в автобус исхитрилась устроиться рядышком с ним, да еще и место у окна занять. «Вот что значит жизненный опыт, его не пропь… тьфу, чур меня, чур!»

У Варгаса, в миру техуниверситетского доцента Владимира Федоровича Варгушина, было две любимых дорожных темы — Кубинская революция и торсионные поля. Про революцию Лиска слушала, навострив ушки. От команданте можно было услышать такое, чего ни в одной книжке не прочтешь. Даже если и выдумал — зато как складно выдумал. А когда речь заходила о полях, девчонка принималась с откровенно скучающим видом пялиться на обычные — те, что за окном, грустные и неухоженные поля аграрной столицы России… столицы — это ежели верить пропаганде, а не глазам своим.

А Варгас вещал, возвышая голос, водительская магнитола давно уже хрипела, силясь переорать прирожденного вождя и профессионального лектора. А понятных слов становилось все меньше и меньше… Ну, и расстояние до лагеря уменьшалось. И незадолго до полудня прокаленный июльским солнцем красный автобус вкатился под белую арочку, украшенную жестяным корабликом и надписью в стилизованных под волны завитушках — «Алые Паруса».

Лиска, романтик в душе и циник по осознанной необходимости, ухмыльнулась, завидев жестяной символ мечты.

Варгас тоже споткнулся посреди какой-то особо заумной фразы — и принялся вдохновенно вещать о носившей немецкую фамилию «русской звезде Че Гевары», не то Тане, не то Тамаре.

— Интересно, они сначала покормят или речи толкать будут? — озадачилась насущным Лиска, когда команданте совсем заврался… минуте, эдак, на третьей.

На четвертой минуте разом прибыли еще два автобуса — «скотовозик», навеявший Лиске воспоминания о детстве, и странный, как корабль пустыни, затерявшийся на среднерусских просторах, двухэтажный красавец неведомой марки. Ветерана дачных трасс пропустили вперед. Потом и заграничный внучок втиснулся под низковатую для него арочку. Из автобусов недружно выгрузились разношерстные туристы-«авангардисты» — и ну очень дружно принялись озираться в поисках определенности.

Определенность появилась на пятой минуте ожидания, воплотившись в образ худосочной тетушки административного вида, которая четко оттарабанила насчет размещения в стилистике «мальчики направо, девочки налево». Скептически оглядела толпу, подумала — и дважды ткнула перстом:

— Вам — сюда, а вам — туда.

И, сочтя свою миссию выполненной, чинно удалилась.

Борюсика видно не было. Колька мелькнул — и пропал, как мираж.

Пришлось Лиске, дабы потом не блуждать по лагерю на манер сказочной Машеньки, пристроиться в хвост жиденькой цепочки девчонок, бредущих по тропинке меж сосенок.

3

После заселения их все ж таки покормили. Повеселевшая Лиска долго озиралась, но знакомых не увидела вообще. Даже команданте, который только недавно с философическим видом расхаживал в ожидании чая за пределами большой беседки, приспособленной под летнюю столовую, и медитировал на одиноко растущую березку, вдруг исчез, как Летучий Голландец в Бермудском треугольнике. «Странное место», — опасливо поежилась Лиска.

А потом как-то сразу возникли знакомые всё лица: Стас, зануда, шахматист и компьютерный гений, три в одном, его подружка Настя, лирик и не капельки не физик, а с ними — Варгас, пропащая душа, лирик и физик… а стоило ему чуть-чуть принять на грудь, разделять ипостаси становилось не только опасно, но и вовсе невозможно. Судя по тому, что команданте, активно жестикулируя, как будто бы силясь рукой закрутить воздух в штопор, рассказывал о способе приготовления вкусной няки из тормозной жидкости с помощью обыкновенного лома, он таки уже успел (правда, ввиду того, что технологический процесс требовал времени, угощался доцент, скорее всего, тривиальной беленькой). Стас глядел недоверчиво, Настя — потрясенно. Нет, не такого эффекта ожидал неистовый препод, явно не такого! Присев на корточки, он принялся вычерчивать в пыли веточкой этапы означенного преобразования. Лиска заглянула ему через плечо, увидела какие-то непонятные, чуть ли не колдовские, символы и преувеличенно тяжко вздохнула, надеясь обратить на себя сочувственное внимание.

Поздороваться с вновь прибывшими и выяснить, на каком, собственно, ковре-самолете, в обход автобусного маршрута, они сюда прибыли, она так и не успела: прибежал запыхавшийся Коля и возгласил голосом мультяшного герольда:

— Все на торжественную часть!

Но его услышали далеко не все.

И тогда он, задрав подбородок, как будто бы в горн собирался затрубить, выкрикнул еще отчаяннее:

— Все на торжест… — и закономерно поперхнулся.

— Значит так, молодежь, дожевываем-допиваем — и айда за мной, сказки слушать, — спокойно объявил с порога беседки Максим Швецов.

И его услышали все.

Стоп! А он-то тут откуда? Лиска думала, что после того, как Макса пнули из комитета по делам молодежи, а заодно и из горсовета за прямо-таки маниакальную принципиальность и честность, несовместимую с присутствием в столь солидном присутственном месте (ниче так каламбурчик, да?), на подобные мероприятия он больше не ездец.

Хотя чего это она, в самом-то деле! Максим всегда появлялся там, куда не звали, и делал то, о чем не просили. В своей простодушной жажде справедливости, граничащей — о, да! — с максимализмом, он похож был на другого Максима, кинематографического, даже во внешности сквозило вполне уловимое сходство. «Крутится-вертится шар голубой…»

Лиска выделяла его из круга приятелей. Пожалуй, его, единственного из «молодежки», она могла уверенно назвать другом, несмотря на то, что он был старше в полтора раза, имел два высших образования (против одного незаконченного высшего у Лиски) и давным-давно обзавелся женой и сыном (на Лискином счету был только до обидного банальный школьный роман). И все же как-то сразу получилось, что они перешли на «ты», в то время как команданте, Максов ровесник, до сих пор в глаза именовался исключительно Владимиром Федоровичем, да и сам в общении сбивался с «ты» на «вы».

Макс здесь — уже легче. Будет, с кем словцом-другим перекинуться, когда прочий актив устанет от активного отдыха до полного отсутствия возможности держаться на ногах. В отличие и от Борюсика и от де Ла Врагаса, Макс свою норму знал, а Лиска не пила вовсе. Так что ее озадаченность по поводу нормального досуга вряд ли была излишней.

То ли воздух мегаполиса, то ли экологическая ситуация в целом, помноженная на политическую, то ли неусыпные заботы о будущем молодого поколения возымели фатальное значение для московских гостей, но выглядели авангардисты старше и печальнее, чем команданте де Ла Варгас с похмелья. Звукоусиливающая аппаратура изо всех сил старалась донести до сытых и вялых аборигенов тихую скороговорку скорее тетушки, нежели девушки, прилизанной-приглаженной, в широком, как с чужого плеча, зеленом платье. Ее грустноватый шепот сливался с шелестом березок на ветру, а она сама — с зеленью рощицы. Второй гость, колобок, втиснутый в пиджак не по размеру, заглядывая в бумажку и запинаясь, начал задвигать что-то насчет преемственности поколений. В кустах дзынькнуло и забулькало. Задние, ближайшие к кустам, ряды предвкушающе оживились.