Принцесса разыскивает горошину - Елена Яковлева

Теперь что касается так называемых «сенсационных подробностей». Так вот, мы с Димычем зачитывались ими час кряду, не чураясь даже мелодекламации, после чего ошалело переглянулись.

— Ты че-нибудь поняла? — осведомился у меня Димыч.

— А ты? — отозвалась я.

— Ни шиша, — самокритично признался Димыч. — И потом. Кто такой этот Эс Брызжейкин? — заострил он мое внимание на фамилии автора публикации. — Ты про такого раньше слыхала?

— Брызжейкин? — Я закатила глаза. — Нет, никогда.

— Нет, но что он хотел сказать, этот Брызжейкин? — заклокотал Димыч. — Напустил туману, хоть в морду дай, а к чему — почему…

Да уж, по части напускания тумана Эс Брызжейкину точно равных не было, при том, что в этой области вся наша пресса сильно поднаторела в последнее время. Зачем он, к примеру, Мерилин Монро приплел, при том что она, насколько мне известно, в окошко не прыгала? Я уже молчу про то, что каждый абзац сенсационной статейки начинался одним и тем же многозначительным «как нам стало известно из конфиденциальных источников…» После чего шли пространные рассуждения на отвлеченные темы, экскурсы в историю и нравоучения, смысла в которых было ровно столько же, сколько зубов у канарейки.

— И все-таки эта Мерилин Монро меня смущает, — сделала я наконец заключение. — И заголовок тоже с подтекстом. Сдается мне, что папарацци на высшие эшелоны намекает.

— Думаешь? — Озабоченный Димыч взъерошил шевелюру.

— Ну точнее тебе только сам Эс Брызжейкин скажет, — развела я руками.

— А это идея! — радостно хлопнул себя по лбу Димыч. — Давай-ка мы его расспросим, а?

— Как это?

— Да очень просто, — не растерялся Димыч. — Элементарно позвоним ему и предложим очередную сенсацию из конфиденциальных источников. Еще как прискачет… Да-а, а звонить будешь ты. — Полез он было в карман за мобильным, но тут же отдернул руку. — Нет, лучше из автомата.

— А еще лучше, если ты сам и позвонишь, — возразила я.

— Нет, женщинам в таких делах доверия больше, — с серьезным видом заявил Димыч и отбуксировал меня к ближайшему автомату. Сам набрал один из напечатанных на последней странице еженедельника редакционных телефонов и сунул мне в руки трубку. — Проси, чтоб позвали Брызжейкина.

Я попросила. В трубке возникла короткая заминка и приглушенный смешок вдали: «Стасик у нас сегодня прямо нарасхват», и только после этого провода донесли до меня сдержанно-деловитое «слушаю».

— У меня для вас сенсация, — вздохнула я и покосилась на Димыча. Дескать, давай суфлируй.

— Какого рода? — ничуть не удивился Брызжейкин.

— Сенсационного, — ляпнула я в трубку.

— Это понятно, — прогнусавил Брызжейкин. — Намекните хотя бы, о чем.

— О том… Н-ну… На тему того, что сегодня напечатано в вашей газете… — А что, по-моему, я нашла достаточно обтекаемую, но вполне интригующую формулировку.

— Любопытно, очень любопытно… — задумчиво молвил папарацци. — Извините, не знаю, как ваше имя-отчество, а вы не могли бы прямо сейчас подъехать в редакцию?

— Подъехать? В редакцию? — повторила я специально для Димыча и замотала головой вслед за ним. — Нет, это исключено. Информация слишком конфиденциальная.

— Понимаю-понимаю, — пробормотал в трубку Брызжейкин. — А как насчет того, чтобы на нейтральной полосе?.. Где-нибудь в городе?

— В городе? — Я снова переадресовала Димычу вопрос борзописца из «Московских хроник». Димыч одобрил такое предложение, и мы с Брызжейкиным договорились встретиться на Пушкинской площади уже через час. А также условились о том, что я буду держать в руках последний номер его родного еженедельника, усердно пробавляющегося сенсациями.

* * *

Журналист Брызжейкин мне сразу не понравился. Буквально с первого взгляда. Еще до того, как я поняла, что это он и есть. Кстати, вам бы он тоже не показался. Маленький такой, плюгавенький, с толстыми, обтянутыми джинсами ляжками, лоснящимися волосами и синеватыми мокрыми губами. Вынырнул из метро, как черт из преисподней, подлетел ко мне на всех парах, оглядел, брезгливо наморщив нос, горбатый от очков, и выпалил:

— Заранее предупреждаю: больше сотни не дам!

— Сотни чего? — ответила я любезностью на любезность.

— Долларов, конечно, — продемонстрировал он чисто московскую широту. С бульдожьей хваткой в придачу. — И то только в том случае, если ваши сведения меня заинтересуют.

— Заинтересуют, не беспокойтесь, — заверила я его и на всякий случай уточнила. — Кстати, а вы точно Брызжейкин из «Московских хроник»?

— Могу удостоверение показать, если сомневаетесь, — этот препротивный коротышка не без усилий вытащил из кармана трещащих на ляжках штанов какую-то замызганную ксиву.

Я ее внимательнейшим образом изучила, поворчав для острастки, что не очень-то он и похож на пучеглазого типа с фотографии. А кроме того, печать на удостоверении не слишком разборчивая и как бы даже смазанная.

— Да я это, я! Только снимок десятилетней давности, вот и все, — раздраженно пробурчал Брызжейкин, засовывая свои «корочки» обратно в карман. И зря, между прочим, потому что я твердо решила на нем вдоволь выспаться.

— А уши? — осведомилась я с несокрушимой упертостью старого кадровика из отставных вояк.

— А что уши?

— Ну, и где они? Что-то на фотографии они не наблюдаются…

— Как это? — опешил Брызжейкин, снова извлек свою ксиву и ткнулся в нее носом. — Да это же… Да просто у меня прическа другая была… Уши волосами закрыты!

— М-да? — Я изобразила глубокое раздумье. И уже хотела было пройтись по всем его прочим физиономическим особенностям, но заметила, что изнемогающий от нетерпения Димыч подает мне условные знаки с противоположной стороны площади. — Ладно, так и быть, поверю вам на слово. Только это… Желательно все-таки, чтобы вы продемонстрировали серьезность своих намерений.

— Как это? — бедный папарацци был близок к истерике.

— Деньги… Деньги у вас при себе?

— О господи! — Он даже за сердце схватился. — Я же сказал, что заплачу. Если то, что вы мне расскажете, будет по меньшей мере содержать элемент правдоподобия.

Эк куда хватил! Правдоподобие ему, видите ли, подавай, и желательно по сходной цене. А гарантий опять-таки никаких, как с той алчной медсестрой из акушерской клиники, которой я в самом начале этой истории отвалила кровные Маоистовы сто баксов, при том, что просила она — ни много ни мало — тысячу. Хорошо еще, что таких сумасшедших денег при мне не могло быть по определению. Впрочем, если бы я приняла предложение еще живой на тот момент Инессы, на манер Брызжейкина с ходу объявившей, на что я могу рассчитывать, еще неизвестно, как обернулось бы все дело.

— Ладно, будет вам правдоподобие, — твердо заявила я. — Только баксы вперед!

— Вы меня прямо поражаете, мадам! Торгуетесь, как на одесском привозе! — возопил Брызжейкин и театрально повернулся к бронзовому Пушкину. Как бы в свидетели призывая.

Здрасьте, приехали! Оказывается, я его поражаю. Надо же, какой идеалист выискался! На московских-то просторах и в самый разгар расцвета рыночных отношений!

— И зря вы так поражаетесь! — упорно гнула я свою линию, ни минуты не сомневаясь в собственной убедительности. — А то что получается, я вам свою сенсацию, а вы мне — я это уже и без вас знаю, и ручкой сделаете? Нет, так не пойдет.

— Ну вы и штучка! — восхитился Брызжейкин. — А что, если получится наоборот? Вы возьмете мои денежки — и только я вас и видел! И потом, уважаемая… Что ж вы так на этих баксах зациклились? А как насчет идейных мотивов?

Во запел соловей! Я тоже невольно покосилась на Пушкина и порадовалась тому, что кудри у классика бронзовые, а то бы, наверное, дыбом встали от таких-то речей. Как у Димыча, который буквально рвал и метал, а также нервно бил землю копытами возле подземного перехода.

— Ладно, — все-таки дошел до нужной кондиции Брызжейкин. — Предлагаю: фифти-фифти: Половину вы получите до того, как доведете до моего сведения свою замечательную сенсацию, а остальное — по обстоятельствам. Идет?

— Идет, — согласилась я исключительно из соображений человеколюбия. Только пожалела я не Брызжейкина, а измочаленного бездействием Димыча. — Гоните свои баксы.

— Но не здесь же, — завертел башкой Брызжейкин, — давайте хоть отойдем куда-нибудь в сторонку. Хотя бы по бульвару прогуляемся.

— По бульвару так по бульвару, — кивнула я, довольная тем, что он сам предложил мне то, о чем мы заранее условились с Димычем.

И мы с Брызжейкиным нырнули в подземный переход. А потом прогулочным шагом потопали вниз по бульвару. Прямо как старые добрые приятели. И пока я высматривала свободную и достаточно уединенную скамейку, Брызжейкин даже насвистывать начал.