Принцесса разыскивает горошину - Елена Яковлева

— Еще не вечер, — бодро ответствовал Димыч и, театрально хватаясь за голову, попытался привлечь на свою сторону широкую общественность в лице немногочисленных прохожих и зевак. — Граждане хорошие, что же это делается? Женщина рожает, а ее в роддом не пускают!

Общественность никак не отреагировала на Димычево заявление, но ряды сплотила. Видимо, в ожидании дальнейших событий.

Эх, была не была, решила я и заверещала так, что у самой уши заложило:

— Ой!.. Ой!.. Не могу! Умираю!!!

— Только не помирай, Надюха! — принялся умолять меня Димыч. Причем очень натурально. — Не покидай меня, любимая! А главное — шестерых наших старшеньких! Мне одному их ни в жисть не поднять!

— Надо же, у них еще шесть!.. А этот седьмой!.. — нестройно, но сочувственно вздохнула общественность.

— Шесть их у нас, кровинок! — всхлипнул вошедший в роль Димыч. — Две двойни и одна тройня. — Запнулся, но тут же поправился: — То есть двойня, тройня и еще один.

Идиот, считать не научился! Чуть все не испортил!

Я поняла, что толпа медленно, но верно созревает для бессмысленного и беспощадного русского бунта, и, пока Димыч снова чего-нибудь не перемудрил с нашим с ним многочисленным потомством, прибавила экспрессии, а именно душераздирающе застонала и заскрежетала зубами.

— Да что же это делается? — не выдержала наконец благонравная дама средних лет. — Совсем с ума посходили! Телевидение на них напустить надо. У кого есть телефон — звоните в «Останкино». Пусть снимут передачу.

Я завизжала еще громче, но охранники только глупо переглядывались и твердили свое: «Вызывайте «Скорую помощь». Нет, ну что за козлы, а? А если б я и правда рожала, типун мне на язык?

— А ну открывай ворота! — От сгрудившейся у проходной общественности отделился роскошный персонаж пролетарского вида. Точь-в-точь такой же, какие на Чугуновской трассе со сковородками стоят. А слышали бы вы, как шикарно он произнес слово «ворота» с ударением на последнем слоге! Просто расцеловала бы, если б не мой живот и его трехдневная щетина.

Охранники дрогнули и стали экстренно названивать начальству, в истерических интонациях докладывая обстановку:

— Тут женщина! Рожает! Что?.. Что?.. Да! Да! Да мы все по инструкции… А она рожает! Нет, мы у нее роды принимать не будем! И отвечать тоже… Тем более что этот у нее седьмой! У нее уже и так две двойни и одна тройня, не хватало только сиамских близнецов! Идите и сами тут с ними разбирайтесь! Что?.. Что?.. Да пошли вы все!

— Короче, идите сами, — прыщавый распахнул передо мной и Димычем ворота. — Вот так все прямо и прямо. Войдете в приемную и сразу рожайте. Пусть они там попрыгают, умники…

— Давно бы так, — одобрила несанкционированные действия охранников широкая и, как выяснилось в процессе борьбы, прогрессивная общественность. — А то совсем уже оборзели!

— Ну, спасибо, братки, — с чувством пожал всем руки Димыч, после чего мы наконец ступили в заветные огороженные бетонной стеной пределы.

— Ну что я тебе обещал? — тихо торжествовал Димыч.

Я тоже пребывала в эйфории. А потому обернулась и с пафосом пообещала растерянным держимордам у проходной:

— Ну ничего, вот рожу стране президента, тогда узнаете! Уж он-то в вашей богадельне в два счета порядок наведет!

— Ну ты и сказанула, Надюха! Президента она родит! — ухохатывался Димыч до самого приемного покоя.

Он хохотал, в то время как я потихоньку начала остывать. Дальше-то что делать, спрашивается? Вот вошли мы, а теперь как? Того и гляди персонал набежит. Не подушку же в самом деле мне им предъявлять?

Я так и сказала Димычу:

— А не рано ли ты радуешься, дружок? Как бы нам с тобой в милицию не загреметь!

— Не боись! — ухмыльнулся он. — Прорвемся, — и уверенно потянул на себя дверь с надписью «Приемный покой».

* * *

— Значит, это вы и есть? — строго посмотрела на нас с Димычем молодая, но очень серьезная докторша за стеклянным окошком, от которой повеяло чем-то до приторности знакомым. А именно корпоративным духом, по своим боевым характеристикам не уступающим дихлофосу.

— Может, и мы. А может, и нет, — безмятежно отозвался Димыч, шаря по стенам цепким взглядом домушника. — Смотря что вы имеете в виду.

— Ну, вы те самые, без направления, — уточнила докторша.

— Да, если для вас это так важно, — немедленно полез в бутылку Димыч. — Бухгалтерию устроили, понимаешь, а люди, выходит, пусть на улице рожают? Как кошки!

— Успокойтесь, — вспыхнула молодая докторша. — И подождите вон там минуточку, — показала она на кресла под фикусом. — За вашей женой сейчас придут.

— Минуточку… Знаем мы эту минуточку… — желчно забормотал Димыч, постепенно оттесняя меня от стеклянного окошка в сторону длинного и безлюдного коридора.

— Может, не стоит? — струхнула я в последнюю секунду.

— Стоит, еще как стоит, — пробурчал Димыч, поочередно приоткрывая выходящие в коридор двери. И то, что за ними просматривалось, вполне укладывалось в стандарт больничной палаты улучшенной комфортности. Правда, пациенток в них не наблюдалось.

— Вот гады! — прокомментировал этот факт Димыч. — Направление требуют, а у самих все палаты пустые!

— А если у них ремонт? — предположила я. — Возможно, они со стафилококком борются… Или с хламидиозом…

— Ничего, сейчас выясним, — многозначительно молвил Димыч, увлекая меня к лифту и нажимая на кнопку вызова. Только лифта мы так и не дождались, потому что в приемном покое началась интенсивная беготня, сопровождаемая озабоченными возгласами:

— Где эта беременная? Куда она подевалась?

— Так! Сматываемся! — выпалил Димыч. Мы схватились за руки и рванули к лестнице.

У меня нет слов, чтобы описать, каково это — скакать вверх по ступенькам с привязанной к животу подушкой, а потому вам придется целиком и полностью положиться на собственное воображение. Лишь об одном прошу, не жмитесь, дайте ему разгуляться вволю. Тем паче что даже и тогда вам не постичь всей гаммы переживаемых мною на тот момент чувств.

— Все, не могу, — пыхтела я на последнем издыхании.

— Потерпи, недолго осталось, — подталкивал меня сзади Димыч.

Однако до второго этажа мы все-таки добрались, и уже там я изложила Димычу свой решительный ультиматум:

— Все, отвязывай эту подушку, иначе я и шагу дальше не сделаю!

— Ну хорошо, хорошо, — процедил он сквозь зубы, просунул голову в ближайшую дверь, повертел этой самой головою и распорядился: — Сюда!

И мы очутились в небольшой светлой комнате вполне офисного типа. Со всеми необходимыми причиндалами в виде двухтумбового стола с телефонами и компьютером. Вот только шкафчик там был не конторский, а медицинский, со стеклянными дверцами, завешанными крахмальными белыми занавесками и с картонными табличками с надписями «список А» и «список Б».

К этому-то шкафчику я и прислонилась, задрала Софии блузон и сурово потребовала у Димыча:

— Ну-ка отвязывай!

— Хорошо, раз уж тебе так приспичило, — проворчал он и занялся моим разрешением от бремени…

Я же от нечего делать стала внимательно изучать окружающую обстановку и очень удачно заметила халаты на вешалке.

— Димыч, смотри, — подтолкнула я своего компаньона по отчаянным приключениям.

Он обернулся и сказал, что халаты нам очень даже кстати.

В них мы и принарядились, когда Димыч отвязал от меня подушку, и потопали дальше, озираясь, как астронавты на Марсе, и вздрагивая при каждом шорохе.

Впрочем, и этот коридор оказался пустым. И просторные палаты, больше смахивающие на очень даже приличные гостиничные номера, тоже.

— Вымерли они тут, что ли? — почесал за ухом Димыч. — От этого… хламидиоза…

Так мы дошли до конца коридора и уже собирались подниматься на третий этаж, когда на одной из дверей я вдруг увидела табличку «Главный врач профессор Худобеднов Борис Ростиславович». И я застыла перед ней, как витязь на распутье.

В принципе, ничего особенного в ней не было. Действительно, что тут такого? Раз есть больница, то должен быть и главный врач. Единственное, что резало глаз, так это его редкая фамилия…

— Пошли, пошли… — стал тянуть меня от двери Димыч.

Но мы бы все равно не успели смыться вовремя. Поскольку как раз таки по лестнице навстречу нам шумно спускалась целая толпа белых халатов, наперебой вопящих:

— Где эта беременная? Да где же она?!

А больше прочих разорялась возглавляющая процессию рыжая особа, при виде которой меня бросило и в жар, и в холод одновременно. А все потому что это была Лили!

Глава 24

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ИЛИ ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

— Ну, и где эта беременная? Покажите мне ее! — снова воинственно гаркнула Лили, выворачиваясь из-за угла.