Принцесса разыскивает горошину - Елена Яковлева

— А в-третьих, — с самой широкой улыбкой продолжил Димыч, — тебе так больше нравится.

— Чего несешь, полудурок? — Я чуть на шампур его не нанизала. Вместо сосиски. — Соображай хоть иногда!

Нет, но ляпнет же, барбос! И как у него только язык поворачивается? Мне, видите ли, так больше нравится! Ага, как же, всю жизнь мечтала ночевать на топчане чьей-то покойной прабабки и питаться полупротухшими сосисками! А также прощаться с жизнью при каждом шорохе… А впрочем, впрочем… Вынуждена признать, что все вышеперечисленное какое-никакое, а разнообразие.

В такой-то нервной обстановке у нас и прошел ужин. Я еще пару раз закидывала удочки насчет Димычевой сестрицы, а он отделывался шуточками да ухмылочками.

— Она тебя что, из квартиры выгнала? — добивалась я.

— Да мне там просто надоело, — это все, что выжал он из себя.

Негусто, прямо скажем. А я еще обязана доверять этому типу, хотя бы потому, что кому же еще? У меня же теперь ни мужа, ни подружки. Остается еще один вариант — милиция, — но как-то этот вариант меня не вдохновляет.

— Слушай, а ты в милицию не ходил? — пришло мне в голову поинтересоваться у Димыча.

— Зачем? — Он даже подавился.

— Хотя бы насчет Власты. Тем более что ты сомневаешься в ее самоубийстве.

— И что толку? — пожал плечами Димыч. — Сам-то я не ходил, но через сведущих людей интересовался. Так вот, никому это не нужно, чего-то там выяснять. У них конкретных убийств выше головы, а тут еще ищи доказательства, что жертве кто-то помог. Я решил сам во всем разобраться. А вот чего ты в милицию сразу не потопала, Я, честно признаться, сильно удивляюсь…

— Я? Сперва так испугалась, что даже не сообразила. А после подумала, поздно уже. Еще подозревать меня начнут, раз я сразу не заявила. И потом, представь, какие бы у них рожи стали после моего рассказа со всеми подробностями. Наверняка поинтересовались бы, не состою ли я на учете в психушке.

— Да уж, такой вариант очень даже не исключен, — согласился Димыч и протяжно зевнул, умиротворенно поглаживая собственный живот. — У меня, если честно, тоже такая мысль мелькала пару-тройку раз. Поначалу… А потом, когда немного попривык да пригляделся, понял: шиза у тебя вполне безобидная и исключительно на бытовой почве.

Нет, ну чья бы корова мычала, а? А кто на симпозиум защитников мухи цеце собирался? Пушкин?

Короче, я не выдержала и съездила ему по уху еще разок.

Димыч так и подпрыгнул:

— Эй, ты чего руки-то распускаешь? Чуть что, так сразу по уху! Слова не скажи! Мужика своего небось так же обхаживала? А потом еще расстраивается, что он налево завернул!

И верно, что-то я и правда разошлась. Сама себе удивляюсь. А главное, ведь никогда прежде не замечала в себе нездоровой тяги к рукоприкладству, даже в раннем детстве, в песочнице. Все с Лили началось. С той непродолжительной потасовки, в которой эта стерва понесла значительные потери в виде приличного клока волос.

— Извини, Димыч, — буркнула я, не поднимая глаз, — это все от нервов.

— Ладно, проехали, — милостиво отпустил он мои грехи и снова зевнул. — Давай-ка лучше спать, а то завтра дел по горло…

Мы затушили костер и разбрелись по своим углам. Я, как и накануне, устроилась на прабабкином топчане, для начала побрызгав вокруг себя дезодорантом. Но перебить запах затхлости мне все равно не удалось. Наверное, Димычу на веранде в этом смысле получше было. Зато, судя по доносящимся из-за тонкой фанерной перегородки характерным шлепкам и монотонному чертыханию, его сильно донимали комары.

Впрочем, очень скоро за стенкой послышалось размеренное посапывание. Вот что значит молодой здоровый организм. А я еще долго ворочалась с боку на бок на твердом топчане, так и сяк прикидывая, что делать со вновь обретенной свободой. Наверное, с той же проблемой сталкиваются сбежавшие из зоопарка дикие звери. С одной стороны, зов джунглей и прочее, с другой — пока сидишь в клетке, кусок мяса тебе завсегда обеспечен. Конечно, он не то чтобы очень свежий, и у смотрителя рожа мерзкая и пропойная, чего уж говорить про посетителей, этих идиотов, целыми днями торчащих у вольеров, как будто им заняться нечем! В общем, выбор зашибительный: или на воле лапу сосать с голодухи, или на цепи тухлятинкой пробавляться.

Глава 20

КТО СПИТ С ОТКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ

— Вставай, ехать пора, — бесцеремонно растолкал меня Димыч в совсем уже несусветную рань. Только-только рассветать начало.

— Уже? — Я с трудом приподнялась на прабабкином топчанчике, плохо соображая спросонья. — Что, нас опять застукали?

— Кто? — пробурчал Димыч, почесывая живот и не хуже меня давясь зевками.

— Кто-кто, киллеры, кто же еще… — Я снова свернулась калачиком на прабабкином одре.

— Ты что, не слышала? Вставай, говорю! — Димыч стащил с меня тоненькое жаккардовое одеяльце.

Я села, по-турецки поджав под себя ноги, и пожаловалась на систематический недосып, а в ответ услышала отвратительно бодрое ржание:

— Ничего, на том свете выспишься!

— Три типуна тебе! — пожелала я Димычу и, недовольно покряхтывая, побрела во двор умываться у колодца. А через минуту и Димыч ко мне присоединился.

Вода была прямо ледяная. Поэтому я ограничилась тем, что немного побрызгала себе в лицо, зябко поеживаясь и звонко постукивая зубами. Зато Димыч плескался, как морж. Даже майку снял.

— Ты, я смотрю, у нас просто атлет! — заметила я, оглядывая его очень даже нехилую фактуру. Сначала довольно рассеянно, а потом, уж простите меня, старую, и с некоторым, гм-гм, спортивным интересом. И что на меня вдруг нашло? А с другой стороны, если б на Димычевом месте оказалась, к примеру, длинноногая нимфетка, а на моем — мужская особь в возрасте с четырнадцати до девяноста девяти лет от роду, было бы ровно то же самое. Да еще хорошо, если б дело только взглядами и обошлось. А то ведь знаете, как оно бывает…

— Эй, Надюха, ты что, опять заснула? — Димыч помахал ладонью перед моим носом, разом разрубив нить моих не слишком целомудренных размышлений. Совсем как тот некстати затрезвонивший мобильник, который оборвал сладкие эротические грезы рекламной тетки, с устатку задремавшей в метро. — Ну ты, мать, даешь! Первый раз такое вижу, чтоб живой человек спал с открытыми глазами!

— А может, я зомби! — огрызнулась я.

— Ладно, зомби, по коням! — скомандовал Димыч, запрыгивая в свою ржавую колымагу.

— Надо же, какой командир выискался, — пробормотала я сквозь зубы и забралась на заднее сиденье в надежде хотя б еще немножко покемарить дорогой. Размечталась, одним словом, только ничего у меня не вышло.

И вовсе не Димыч был тому помехой. И даже не его мобильник. А банальная «девятка» цвета мокрый асфальт, выскочившая из-за поворота в районе маленького магазинчика, в котором мы намедни покупали сосиски. И хотя поначалу она вела себя скромно и уважительно держалась позади на расстоянии шести корпусов, Димыч сразу задергался.

— Ох, не нравится мне этот эскорт, — заерзал он на сиденье. — Еще и стекла тонированные, черт бы их побрал…

— Ну мало ли… — пробормотала я, однако же на всякий случай втянула голову в плечи, — едут себе люди по своим делам… Может, свернут сейчас…

Однако, как показали дальнейшие события, «девятка» сворачивать и не собиралась и даже, наоборот, прибавила скорости, едва мы выехали на довольно глуховатое, пролегающее через лесок шоссе. Димыч тоже нажал на газ изо всей дури, но добился лишь подозрительного тарахтения под капотом, отдаленно напоминающего камнепад в Гималаях.

— Машину водить когда-нибудь пробовала? — крикнул он мне через плечо.

— Сто раз, — фыркнула я. — А что?

— Тогда лезь сюда! — с немалым трудом переорал он грохот под капотом и, не переставая крутить баранку, сдвинулся вправо, примерно наполовину освободив водительское сиденье.

— Как это? — Признаться, я растерялась.

— Молча! — сделал свирепое лицо Димыч.

— Тогда хотя бы спинку опусти! — проворчала я, упершись головой в потолок салона.

Димыч чертыхнулся и пошарил левой рукой под сиденьем:

— Не опускается, так лезь! Быстрей!

— Да что в этом катафалке вообще работает! — скрипнула я зубами и, поминая недобрым словом ближайшую Димычеву родню, стала протискиваться к баранке, а для этого, к вашему сведению, мне нужно было сделать настоящий акробатический этюд. А вместо заслуженных аплодисментов довольствоваться комментариями этого наглого московского босяка.

— Корова!.. — шипел он гремучей змеей. — Да пропихивай ты уже наконец свою сахарницу!

— Куда?! — не оставалась я в долгу. — Ты сначала свою убери!

Как бы там ни было, а на переднее сиденье я перевалилась и, естественно, вниз головой, отчего Димыч окончательно взбесился.