Изумрудные зубки - Ольга Степнова

– Устраивает, – кивнула я. – Поедем.

Все, что он сказал, я поделила надвое. Все мужики кичатся своей независимостью, когда заводят романчик, все предупреждают, что «обязательства» не для них. Но каждая женщина абсолютно уверена, что именно на ней избранник сломает зубы, что именно от нее захочет стать зависимым и с удовольствием взвалит на себя бремя любых «обязательств». Только ей он будет делать подарки, полюбит только тех детей, которых она родит и только ту собаку, которую она приведет в их общий дом...

– Заткнись, Танюха! – сквозь слезы попросила Сычеву Таня, но та неслась со своими воспоминаниями, словно лыжник с горки.

– А потом был Ярославль. Я, девки, город совсем не помню. У нас такое закрутилось еще в поезде! Потом он пришел ко мне в гостиничный номер с коробкой конфет и бутылкой шампанского. Я засмеялась:

– А говорил, что не любишь делать подарки!

Он тоже захохотал:

– Ну, если для тебя это подарки, то я буду самым щедрым любовником в мире!

Мы не вылезали из номера сутки, забыли про школу, про детей-инвалидов, про статью, про газету, про...

– Заткнись! – Афанасьева стукнула кулаком по подушке.

– Мы, Танька, кстати, не только сексом с ним занимались. Мы о жизни с ним разговаривали. Он сказал, что у него замечательная жена: такая, какая ему и нужна – любящая, чуткая, понимающая, и, кстати, красивая. Глеб обещал меня с ней познакомить и заявил, что ни за какие коврижки не разведется с такой женой, потому что другую такую ду... Танька, я бы гордилась таким мужем! Все мужики гуляют, но не все при этом делают из жены культ.

– Знаете, девочки, я когда за Глеба замуж выходила, думала, вытащила счастливый билет. Я ведь до него даже ни с кем не встречалась! – Таня вытерла слезы руками и села, поджав к подбородку колени. Теперь она понеслась вниз по горе своих воспоминаний, как лыжник, который оттолкнулся и остановиться уже не может.

– Глеб был сыном приятельницы моей мамы. Наверное, я была полная дура, но почему-то искренне считала, что человек, с которым я могу связать свою судьбу, должен быть из окружения моей семьи.

У мамы был день рождения и она решила отпраздновать его на даче. Накрыла стол под открытым небом, позвала много гостей и среди них мать Глеба – Татьяну Сергеевну. Я весь день готовила, поэтому очень устала. Когда гости пришли и стали рассаживаться за стол, я пошла в дом, прилегла на диван и неожиданно заснула. Просыпаюсь, за окном песни орут. Моего отсутствия никто не заметил, даже мама! Обидно мне стало, грустно и одиноко. Как Золушка – работу по дому сделала, и на кухню проваливай. А веселиться мы без тебя будем. Присела я к окну открытому и стала на небо смотреть. Уже сумерки наступили, солнце зашло, жара спала. В воздухе такие ароматы стоят! Разнотравья, шашлыков, костра, вина... И тут я поняла, что к гостям мне совсем не хочется, что я наслаждаюсь своим одиночеством и мне нравится быть забытой всеми, несчастной Золушкой. Окно выходило на торец дома, а не на площадку, где сидели гости, поэтому я могла вволю наслаждаться своим одиночеством. Вдруг смотрю – дверь туалета, который находился недалеко от зарослей малины, как-то странно дергается, будто ее изнутри кто-то открыть пытается. Я сначала думала, почудилось мне, но дверь все сильнее и сильнее трясется, словно там истерика приключилась с кем-то.

Я через окно вылезла и пошла к туалету. Смотрю, а там вертушка, которая дверь снаружи закрывает, повернулась и заперла кого-то. Я ее повернула и дверь на себя дернула. А ее изнутри кто-то удерживает! Вот, думаю, что за черт там засел? Разозлилась, ка-ак дерну изо всех сил! Но дверь уже не держал никто. Я на грядку с морковкой улетела, на землю плюхнулась и сижу там с задранной юбкой. А на пороге уборной стоит черноволосый парень и улыбается.

– Вот мы и квиты, – говорит, – а то мне как-то несподручно одному дураком выглядеть. Уж не знаю, что за конструкция такая у этих удобств, что двери сами закрываются!

Я сижу на грядке, смотрю на него и чувствую, что разозлиться конкретно на этого парня совсем не могу! Таким он мне показался... героем моего романа. Я даже юбку одернуть забыла. Он руку мне протянул. Я думала, подняться мне хочет помочь и тоже ему руку подала, а он поцеловал ее и говорит:

– Глеб. Глеб Афанасьев. А вас, барышня-крестьянка, как зовут?

Мне бы, девочки, еще тогда задуматься, когда он мне руку поцеловал, вместо того, чтобы поднять! Но мозг уже отключился. Я встала сама и представилась:

– Таня.

– Так зовут мою бабушку, так зовут мою маму, и я совершенно уверен, что так будут звать и мою жену. Хотите быть моей третьей Таней? Выйдете за меня замуж?

Я, девочки, чуть в морковку опять не упала. Я решила – это судьба, и сказала:

– Да.

Именно о такой любви я и мечтала, девочки, – чтобы с первого взгляда, чтобы одна на всю жизнь! Это потом я узнала, что он сын приятельницы моей мамы, что они сговорились нас познакомить и поженить, что Глеб был в курсе их планов. А тогда... тогда я решила, что всякое в жизни бывает, что любовь свою и в сортире можно найти.

– И где теперь эта любовь? – вздохнула Сычева.

– Любовь на месте! – твердо сказала Таня. – Держит в тисках мое сердце. Вот только объект подзатерялся, но мы найдем его, правда, Танюха? Найдем! Ведь живой он, чует мое сердце, живой! Не может с ним ничего плохого случиться...

– Ну да, такая дрянь, как наш Глеб в воде не утонет, в огне не сгорит. Я вот думаю соседей ваших по подъезду хорошенечко опросить. То, что они не расскажут милиции, они вполне могут выболтать мне. А еще Попелыхин этот в лепешку теперь расшибется, но диск наш распаролит! Мне кажется, что разгадка исчезновения Глеба лежит где-то рядом, совсем на поверхности, достаточно сделать один только верный шаг!

– Тань!

– Что?

– Можно я тебя спрошу?

– Спроси, чего уж! Какие теперь между нами тайны? Спим в одной кровати, слезами одну подушку мочим. Спроси!

– Что ты думаешь о... Флеке?

Сычева тихонько засмеялась.

– Танька, если честно, то я о нем не думаю. Мы классно повеселились, а думать о нем будешь ты, если оно тебе надо. Эй, вешалка, ты чего там затихла? Теперь твоя очередь рассказывать, как ты познакомилась с Глебом!

Татьяна задышала поглубже, притворяясь, что спит.

Никогда, ни за что на свете она не расскажет, как познакомилась с Глебом. Слишком неоригинальна ее история, слишком многим Глеб говорил слова, которые она считала только «своими».

– Спит, – шепотом сказала Таня.

– Дрыхнет, – подтвердила Сычева. – Ну и нервы у этих провинциалок! Ладно мы разговорами ей не мешаем, но комары, комары-то жужжат как сволочи!! И кусаются! – Она звонко хлопнула себя по плечу, потом по щеке. – Нет, завтра же куплю пылесос.

* * *

В общем, она оказалась дурой.

Опрос соседей в Афанасьевском доме ничего не дал. Перед Сычевой или закрывали двери, зло буркнув «достали», или, сделав стеклянные глаза повторяли: «Не, ничего не видели, ничего не знаем».

Бедные менты. Как они работают с таким крайне несознательным населением? Все очень боятся стать «свидетелем». Каждый в отдельности и все вместе жители этого дома показались Сычевой вязкой, аморфной массой, никак не желающей участвовать в процессе, называемом «расследование».

Она села на лавочку перед домом и закурила.

Деликатное осеннее солнце слегка припекло ей затылок. Мозги и так кипели от никчемных мыслей, а тут еще это чертово солнце вздумало греть ей голову. В раздражении Сычева стащила с себя пиджак и укрылась им с головой. Вид получился дурацкий, но ее это не волновало.

Она затянулась поглубже и подумала: как, чем дальше жить, если Глеб не вернется?!.

Афанасьева поломается-поломается, да в конце концов замутит роман со своим феем Флеком.

Вешалка еще так молода, что эта первая большая любовь выветрится из ее головы как легкий хмель от бокала шампанского.

А она?.. Как-то так получилось, что Глеб и работа заняли все место в ее жизни и в ее душе. Мать на старости лет повстречала вдруг большую любовь и укатила в Америку, продав квартиру и забрав все деньги с собой, у отца уже двадцать лет, как другая семья, старшая сестра... они с ней совершенно разные люди и им практически не о чем разговаривать. Только Глеб понимал ее, только с ним она могла быть сама собой.

Если его не будет, то и в сердце, и в жизни появится черная брешь, которую нечем будет заполнить.

Дрянные соседи. Мелкие, дурные людишки. Наверняка кто-то из них что-то видел, или что-нибудь слышал. Ведь нельзя бесшумно ударить человека и уволочь его из подъезда в машину!

Сычева закурила новую сигарету.

И тут появился он.

Возник, словно из-под земли. Соткался из воздуха.

Бедный мент. Оперуполномоченный старший лейтенант Карантаев. Черные джинсы, черная футболка, кожаная черная куртка – все рыночного происхождения.