Семь камней радуги - Диана Удовиченко

– Я не стал будить вас рано, дал возможность выспаться, - сказал Гольдштейн.

– Тем не менее, нам пора выезжать, - ответила Виктория.

Ночные события как будто ничуть не отразились на девушке: она была как всегда свежа и собранна. Милана, похоже, тоже не сильно-то переживала из-за случившегося. У Макса же перед глазами все время стояла одна картина: монстры, раздирающие человеческую плоть. Какими бы ни были те наемники, они не заслуживали таких страшных похорон.

– Не думай об этом, - сказал Гольдштейн, - Впереди еще много страшного и незнакомого.

– Ну да, как в сказке: чем дальше, тем страшнее, - невесело усмехнулся Макс и тут же спросил:

– А почему вы не предвидели нападения?

– Я же и шел к тебе, чтобы предупредить, а тут ты в зеркало впялился! - оправдывался Лев Исаакович, - А вообще, я ведь далеко не всегда могу предвидеть будущее. Это я сразу вам говорю, чтобы не возникало недоразумений.

С улицы прибежал радостный Роки и потребовал свою порцию. Роза Яковлевна, почему-то проникшаяся к псу самыми нежными чувствами, поставила перед ним большую тарелку с вареной печенью и миску с молоком:

– Кушай, дорогой. Вы бы, Максим, собачку оставили. Нечего ему с вами по дорогам мотаться. Он вон какой милый и нежный!

"Милый и нежный" оторвал морду от миски. По обеим сторонам пасти стекали молочные струи:

– Спасибо тебе, добрая женщина! Далеко не каждый может оценить изысканную красоту бостон-терьера. Но я не могу остаться, мой долг быть рядом с хозяином.

После завтрака быстро собрались в дорогу. Макс закинул за плечи старый мешок, упаковал Роки в новый, более комфортабельный, и вышел во двор седлать Малыша. Он ласково погладил мощную шею жеребца, испытывая к нему благодарность за то, что унес от страшного карьера в целости и сохранности:

– Здравствуй, Черный Дьявол!

– Зови меня Малыш! - капризно потребовал вороной.

– Хорошо, Малыш так Малыш, - покладисто согласился Макс, - В конце концов, какая разница? Главное, что ты лучший конь на свете!

– Я знаю! - гордо объявил жеребец, но все же вид у него при этом был довольный.

Макс тяжело взгромоздился в седло. Сегодня у него это вышло немного ловчее. Милана и Виктория уже красовались в седлах. Ждали только Гольдштейна. Тот вышел из дома в сопровождении Розы Яковлевны, вытиравшей глаза белым платочком. За плечами у Льва Исааковича был большой дорожный мешок, в руках - тяжелый позвякивающий кошель величиной с небольшую диванную подушку.

– Все, Роза Яковлевна, хватит плакать! Что вы как девочка! - выговаривал Гольдштейн, - Денег я вам оставил, на месяц хватит. А там или я вернусь, или деньги уже никому не понадобятся.

Он привязал кошель к луке седла, закинул туда же походный шатер, подаренный Али Махмудом, и бодро вскочил на лошадь.

– Путешествие продолжается! Шоу маст гоу он! - весело прочирикала Милана, и всадники выехали со двора.

Через час Торговый город остался позади, и копыта лошадей весело зацокали по широкой дороге, ведущей на запад. Макс уже немного освоился в седле, хотя по-прежнему предпочел бы путешествовать с большим комфортом. Малыш, видимо, начавший привыкать к новому хозяину, вел себя вполне доброжелательно, так что Макс даже успевал оглядываться по сторонам, не рискуя вывалиться под копыта. Роки в заплечном мешке задремал и оглашал округу заливистым храпом.

На дороге то и дело встречались всадники и пешеходы, в сторону города проезжали кареты и груженые разным товаром телеги. Дорога огибала небольшие деревеньки и хуторки, на обочинах сидели крестьянки, продающие молоко, овощи и свежий хлеб. В середине дня путники остановились пообедать в придорожном трактире. Макс, проголодавшись, с аппетитом уплетал сочное жаркое, и не сразу почувствовал, что Виктория внимательно и изучающе смотрит на него. Он ответил ей вопросительным взглядом. Виктория задумчиво сказала:

– Ночью не было времени поговорить об этом. Я не понимаю, как у тебя получилось убить Серого.

– Он был моим ровесником, и опыта у него не было, - ответил Макс.

– Но ведь и у тебя нет опыта! - воскликнула девушка, - Ты вообще не должен уметь обращаться с мечом. Тебя никто этому не учил! А сын Серого странника обучался боевому искусству с детства.

– В чем ты меня обвиняешь? - Макс рассердился, - Лучше было позволить ему напасть на тебя со спины?

Виктория надолго задумалась, потом ответила:

– Пойми, я не виню тебя ни в чем, наоборот, пытаюсь понять, что с тобой происходит. Может быть, ты в опасности.

– Наверное, дело в моем даре, - предположил Макс.

– Нет, дар не имеет к этому никакого отношения, - неожиданно вмешался Гольдштейн, - Здесь что-то другое, но я не могу увидеть, что.

– Тогда, может, ты посмотришь его меч? - спросила Виктория, - Я могу только сказать, что в нем есть какая-то странная магия.

По просьбе Гольдштейна, Макс вынул меч из ножен и положил ему на колени. Тот прикоснулся к клинку пальцами и закрыл глаза. Через некоторое время его лицо исказила гримаса боли и страха. Словно находясь в трансе, он заговорил:

– Проклятие… Проклятие мертвых… Демон… Это оружие великого воина, его душа не успокоилась… Он высосет каждого, кто завладеет мечом…

Гольдштейн надолго замолчал. Казалось, он провалился в глубокий обморок. Макс, не выдержав ожидания, оттолкнул его пальцы от клинка и забрал меч. Тогда Лев Исаакович пришел в себя и лихорадочно прошептал:

– Избавься от меча, пока не поздно!

– Ну вот еще! - возмутился Макс, который привык к оружию и даже по-своему привязался к нему.

Отказаться от меча, который уже не в первый раз послужил верой и правдой, казалось ему верхом глупости и предательства. К тому же, подкупало то, что меч становился в бою как будто самостоятельным, и, несмотря на неопытность бойца, помогал одерживать победу.

– Он погубит тебя! - настаивал Гольдштейн.

– Да каким же образом? - Макс начинал терять терпение, - Вы сами говорили, что ваш дар проявляется не всегда. Вдруг вы на этот раз ошибаетесь?

– Я заметила, что ты всякий раз после боя чувствуешь слабость, - неожиданно вмешалась Виктория, - Не думаешь ли ты, что это действие меча?

Макс задумался. Действительно, после боя с Серым он был разбитым и усталым. Но кто, скажите, будет бодрым и цветущим, убив человека? Поэтому он огрызнулся:

– А что мне, скакать от радости надо было? Вокруг гора трупов, которые надо прятать, я убил молодого пацана - вот позитив-то! Это, может, тебе не в диковинку, а я, если помнишь, не являюсь великим воином!

– Это-то и пугает…- пробормотал Гольдштейн, - В любом случае, уже, судя по всему, поздно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});