Без лица - Мартина Коул

В комнату вошел ее муж Пити, низенький, с бычьей шеей, воняющий потом.

У него были голубые безжизненные глаза, которые, казалось, ничего не замечали, но при этом мозг его работал быстрее компьютера.

— Что ты наделала, Карен? — В его голосе слышался страх.

— О чем это ты? — цепенея, спросила она. «Неужели легавые уже за дверью?» — пронеслось у нее в голове.

Но еще до того как муж успел ответить, Карен услышала крики своей матери и громкий топот ног по ступенькам.

— Где она?

Дверь со стуком распахнулась, и в спальню ворвалась Рита Блэк, бешено вращая глазами.

— Ну я тебе сейчас задам, тварь!

Карен чувствовала, как страх поднимается в ней и сковывает все ее тело.

— Мама, что случилось?

Голос ее звучал неуверенно. Она понимала, что сейчас произойдет что-то ужасное. Ее брат Люк стоял позади матери и смотрел на Карен так, будто готов был убить ее.

Дрожа от ярости, он спросил:

— Ты проверила, не было ли кого в доме, прежде чем поджигать его?

Карен чувствовала, как силы покидают ее. Она опустилась на незаправленную кровать. Глаза ее расширились, кровь стучала в ушах.

— Ты подожгла парадную и заднюю двери, так? Не оставила путей для спасения? — Теперь говорила ее мать, с отвращением глядя на нее. — Ты идиотка! Луиза Картер была дома…

Карен как безумная затрясла головой.

— Не было ее там! Она каждый день ходит на кладбище. Там никого не было.

Кулак матери врезался в лицо Карен.

— Она была там, в доме.

— Нет. Ты ошибаешься, говорю тебе. Она каждый день ходит на кладбище. Я следила за ней. Кто тебе это сказал? Они врут!

Люк изо всех сил стукнул кулаком по двери, пробив в ней дыру. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на Карен.

— Это было в новостях, ты, сука, — заорал он. — Завтра ее перевозят в ожоговое отделение в «Биллерикей». Если она умрет, это стопроцентное обвинение в убийстве. И даже если она выживет, тебе светит по меньшей мере двенадцать лет.

Карен облизнула пересохшие губы. Глаза ее становились все шире и шире по мере того, как ужасная правда доходила до нее.

— Ой, мама.

— Я тебе покажу «ой, мама». Ты что, не могла все это так оставить? Тамара плачет как сумасшедшая. Она этого не хотела. Это все ты, бандитка! Ну что ж, теперь ты в полной заднице, девочка моя. Ты вляпалась, тебе и выкручиваться. Потому что на этот раз никто не будет тебя покрывать. С тобой слишком много проблем, все устали от тебя. Так что счастливого пути в Маргейт.

— Мама, пожалуйста…

— Отвали, Карен. Лучше сама сдайся полиции. Ты вся в покойного отца — он только на словах был крутой, но при этом не имел ни гроша. Он был таким психом, что вам и не снилось. Как я обрадовалась, когда он умер, когда я избавилась от него!

— Перестань, мама, — взмолился Люк, боготворивший отца.

— Нет. Я скажу все, что думаю. Я ненавижу свою жизнь, и я ненавижу вас всех. Бетани проститутка, а вы все ублюдки… чем мне похвастаться? Что хорошего дали мне мои дети и моя жизнь?! Ничего.

Тут Рита заплакала, и это поразило ее детей больше всего. Где та сильная женщина, которая боролась за них в школе, полиции, суде, с любым, кто осмеливался критиковать ее детей, которая навещала их в колониях для малолетних и в тюрьмах? Теперь перед ними стояла женщина, стыдившаяся собственной семьи, и это было шоком и одновременно унижением для них.

— Луиза Картер нормальная женщина. Скандалистка, но это ее право. Кто ты такая, чтобы отбирать у нее дом? У нее был нормальный дом, чистый, приличный дом. Не то что у меня. У меня никогда не могло быть ничего такого, потому что вы вечно все портили, гордились тем, что живете как свиньи. Все, теперь можете проваливать ко всем чертям. Я хочу, чтобы вы все ушли, а я жила спокойно в своем доме. Я хочу тишины и мира и не желаю вас больше видеть. Тамара может остаться, а вы все катитесь.

— Вот, значит, как обстоят дела? — угрожающе спросил Люк.

— Мне следовало вам это сказать намного раньше, сынок, — ответила Рита.

Люк сжал кулаки, и мать насмешливо посмотрела на него.

— Что ты собираешься делать, — и меня превратить в котлету? И меня хочешь сжечь? Вот ваш ответ на все. Насилие. Делайте что хотите, но чтобы ноги вашей здесь не было, сегодня же. Когда легавые постучат в мою дверь, а они придут, не сомневайтесь, я хочу, чтобы я могла им сказать, что не знаю, где вы находитесь.

Карен молча плакала, сидя на кровати.

— Посмотрите на нее, она плачет! — сказала Рита и всплеснула руками.

— Еще бы ей не плакать после всего, что ты тут наговорила, мамуля.

Рита повернулась к сыну, лицо ее ничего не выражало.

— Карен плачет потому, что ее посадят, и надолго. Раньше надо было плакать и оставить спички дома. Она избила Марию, этого ей показалось мало. Как и все вы, она просто не знает, когда следует остановиться.

Рита растолкала их, вышла из комнаты и не спеша стала спускаться по ступенькам. Ей показалось, что ее неуклюжее тело вдруг стало легче, она не чувствовала себя так хорошо уже много лет. Наконец она от всех от них избавится, и эта мысль приносила ей облегчение. В гостиной она обняла свою внучку Тамару.

— Только ты и я, девочка. Хоть что-то хорошее вышло из всего этого дерьма.

К дому подъехала машина, и голубой луч обшарил стены гостиной. Набрав побольше воздуха, Рита пошла открывать дверь. Полиция была настороже, зная, на что способна семейка Блэков. Стоило им появиться на пороге, и мать становилась просто невменяемой. Но на этот раз она лишь печально посмотрела на них и сказала:

— Она наверху, офицер.

* * *

Мария сидела одна в своей комнате. Новости о пожаре потрясли ее. Она чувствовала свою вину, но никак не могла взять в толк, почему должны пострадать ее близкие. Было ясно, что это дело рук Блэков. Кроме них некому. У Марии не было слез. Мать убила в ней все чувства по отношению к себе.

Но эта боль… боль от ожогов невыносима. Она своими глазами видела такое в тюрьме, и это был не просто какой-то там ожог. Одна из женщин отбывала наказание за убийство собственного ребенка. Ей за это плеснули в лицо кипятком. Мария хорошо помнила ее душераздирающий крик. Охранникам понадобилась целая вечность, чтобы добраться до нее, так как женщины встали стеной и не пускали их. В конце концов пришлось пустить в ход дубинки. Мария закрыла глаза, но воспоминание не уходило. Женщина была совсем молодой, лет двадцати пяти, и довольно красивой. Она призналась Марии, что в день смерти своего ребенка ничего не соображала, будучи под действием алкоголя и наркотиков.

Марию снова затошнило, но в желудке у нее уже ничего не осталось. Она думала о том, как со всем этим сейчас справляются Люси и отец. Она стала невольной причиной всего плохого, что случилось с ее семьей. Отвернется ли папа от нее теперь? Если он отвернется, она не станет его винить.

Карен Блэк, должно быть, чувствует себя на седьмом небе от содеянного. Мария много таких повидала в тюрьме — женщин, у которых насилие в крови и которые этим гордятся.

Мария открыла сумку и достала упаковку валиума. Алан оставил лекарство в своем офисе, она сначала хотела выкинуть его, но потом передумала и взяла себе. Таблетки были большой дозировки, она вытряхнула две на ладонь и уставилась на них. Маленькие желтые дарители счастья. По крайней мере, они помогут ей уснуть. Но она знала, что это как алкоголь, и если она примет их, то перед тем, как отключиться, испытает наслаждение, а здесь-то и таится опасность. Она проглотила их не запивая. Лежа в ожидании их магического действия, Мария почувствовала, как предательская слеза ползет по щеке. Бедная мать. Как же она сейчас страдает. И как ужасно она должна сейчас выглядеть. В новостях сказали, что пострадавшая проведет в больнице много месяцев — у нее обожжено семьдесят процентов кожи, главным образом лицо, руки и спина, — и что волосы ее выгорели, а одежда вплавилась в тело.

Внезапно Мария почувствовала прилив блаженства. Таблетки начали действовать. Ей казалось, будто она лежит на толстом мягком матрасе и утопает в нем. По рукам и ногам разливалась приятная тяжесть, мозг заволакивал туман. Она хорошо помнила это ощущение и жаждала забытья, потому что так трудно выносить мучительное чувство вины. Она и собственную дочь сделала несчастной. Если бы она не привела Патрика Коннора в жизнь Тиффани, ее дочь могла бы сейчас работать в каком-нибудь супермаркете или офисе секретарем, в общем, вести нормальную жизнь.

Ее последние мысли перед тем, как заснуть, были о матери и о той боли, которую та сейчас испытывает.

* * *

Сьюзен Трантор уже была в курсе всего. Кевин прошел в гостиную, он выглядел как умалишенный. Его первые слова привели ее в замешательство.

— Я ушел от нее, Сью. Наконец все кончено.

— Как это ушел?