Жертвоприношения - Пьер Леметр

— Все в порядке?

Их взгляды встречаются в зеркале. Медсестра смотрит на часы, встроенные в спинку кровати, и улыбается. Пусть у нее какие угодно губы, но я никогда больше не смогу так улыбнуться, думает Анна.

— Все в порядке?

Что за вопрос? Анне не хочется разговаривать. Тем более с этой медсестрой. Не стоило уступать той медсестре, что помоложе. Нужно было уходить, она чувствует себя здесь в опасности. Вместе с тем Анна не может решиться уйти: «за» столько же, сколько и «против».

И потом — Камиль.

Стоит ей подумать о нем, как ее охватывает дрожь: он один, без подмоги, он ничего не может. А если и сможет, будет слишком поздно.

Улица Жамбье, 45. Комиссар Мишар незамедлительно отправляется туда. Это в Тринадцатом. Камиль будет на месте меньше чем через пятнадцать минут.

Облава принесла определенные плоды, пусть даже не те, что ожидались. Сербская община мобилизовалась для обретения спокойствия и соблюдения тайны, что необходимо ей для процветания, жизни или просто для выживания. Задействовав свои каналы, община изолировала от себя Равика — на счет раз, — и анонимный звонок сообщил о том, что на улице Жамбье найдено тело Душана. Камиль надеялся на живого Душана, получился мертвый.

При известии о прибытии полиции здание мгновенно опустело, даже кошки не осталось: допрашивать некого, свидетелей нет, никто ничего не видел и не слышал. Расследование в пустыне. Остались только дети — с ними нечего опасаться, зато можно многое узнать: по возвращении домой они расскажут все, что нужно. А пока что полицейские в форме не подпускают их к зданию, дети толпятся на тротуаре, бегают, смеются, переговариваются, для них, поскольку в школу они не ходят, двойное убийство вроде переменки.

На четвертом этаже, на пороге квартиры, сложив перед собой руки, как в церкви, стоит комиссар Мишар. Пока не прибудут эксперты из службы идентификации личности, она не впустит сюда ни Камиля, никого другого — бездоказательная и, очевидно, непродуктивная предосторожность: столько народу побывало в жилище этой девицы, что там наберут как минимум отпечатков пятьдесят плюс волосы и волоски разного происхождения. Будем ждать, хорошо, протокол есть протокол.

При появлении Камиля комиссар даже не удостаивает его взглядом, не оборачивается, она только входит в комнату и делает это очень осторожно, рассчитанно и внимательно. Камиль движется за ней шаг в шаг. В комнате царит тишина, каждый занят своим, составляется перечень обнаруженных улик.

Девица — наркотики и проституция — погибла первой. При виде ее, лежащей на животе и очень этим недовольной, можно предположить, что покрывало, стыдливо прикрывающее тело Равика, вытащили из-под нее, грубо откинув при этом к стенке. Было бы здесь одно ее тело, бледное, тысячи раз виданное-перевиданное, уже успевшее окоченеть, можно было бы и огород не городить: передоз или убийство — все они умирают приблизительно в одном положении, — но здесь еще один труп, и это совсем другая история.

Мишар короткими шажками подходит к телу и останавливается подальше от лужи крови, застывшей на грязном паркете. Лодыжка, куча костей, висящих на ноге на нескольких лоскутах кожи. Отрезана? Отделена? Камиль вынимает очки, опускается на корточки, изучает, ищет что-то на полу взглядом, находит несколько поодаль след от пули, потом снова возвращается к лодыжке, на костях — следы ножа, охотничьего. Камиль склоняется совсем низко, как индеец, высматривающий отпечатки ног приближающегося врага, и видит глубокую отметину от кончика ножа в паркете. Когда он выпрямляется, в голове у него складывается часть картины происшедшего. В порядке очереди: сначала лодыжка, затем пальцы.

Дивизионный комиссар записывает: пять пальцев. Цифра правильная, но порядок был иной: указательный палец здесь, большой — там, мизинец чуть подальше, — все отрублены на уровне второй фаланги. Обескровленная культя висит вдоль тела. Одеяло пропиталось черной кровью. Концом ручки комиссар Мишар приподнимает его. Появляется лицо Равика, по которому легко прочесть, что ему пришлось пережить.

Все закончилось пулей в шею.

— Ну и что? — спрашивает дивизионный комиссар Мишар.

Тон у нее почти радостный, она хочет хороших новостей.

— По моему мнению, — начинает Камиль, — эти типы вошли…

— Избавьте меня от ваших измышлений, майор, мы прекрасно видим, что случилось. Меня интересует другое: что делаете вы, майор, лично вы?

«Что делает Камиль?» — думает Анна.

Медсестра ушла, они обменялись парой слов, Анна вела себя агрессивно, а та делала вид, будто не замечает ее резкости.

— Вам ничего не нужно?

Нет, ничего, качает головой Анна, мысли которой уже успели разбежаться. Каждый раз, когда она смотрится в зеркало, ее охватывает отчаяние, но запретить себе она не в силах. Анна снова и снова возвращается к зеркалу, ложится, снова встает. Теперь, когда у нее есть результаты рентгеновского обследования и компьютерная томография, она не может больше переносить эту палату. Все здесь ее угнетает.

Бежать. Решено.

В ней просыпаются рефлексы маленькой девочки, которая хочет убежать, спрятаться. Как будто ее изнасиловали — стыдно. Стыдно за то, какая она стала, именно этот стыд она только что увидела в зеркале.

«Что делает Камиль?» — думает она.

Дивизионный комиссар Мишар отступает, покидая комнату, и ставит ноги практически миллиметр в миллиметр туда же, куда она их ставила, входя. Как в классическом балете: они покидают сцену, теперь выход экспертов. Из-за своего зада Мишар вынуждена часть коридора протискиваться боком, наконец она останавливается на лестничной площадке. Оборачивается к Камилю, скрещивает руки на груди и улыбается. Давайте рассказывайте.

— Январский четверной налет, в котором участвовал Равик, был делом рук банды под предводительством Венсана Афнера.

Камиль указывает пальцем на комнату, ярко освещенную прожекторами экспертов из отдела идентификации личности, комиссар кивает: мол, знаем-знаем, но продолжайте.

— Банда вернулась к своей деятельности и вчера совершила налет на ювелирный магазин в пассаже Монье. Все прошло хорошо, но возникла одна проблема — там присутствовала покупательница Анна Форестье. Мне неизвестно, что она видела, кроме лиц налетчиков, но там что-то случилось. Мы продолжаем ее допрашивать, тем более что состояние раненой это теперь позволяет, но пока ситуация не ясна. Тем не менее что-то там произошло, так как Афнер продолжает ее разыскивать с намерением убить. И даже в больнице… — Камиль поднимает руки, — да, знаю! У нас нет никаких доказательств, что он туда наведывался!

— Судебный следователь просил реконструкцию налета?

После посещения пассажа Монье Камиль ни о чем не информировал Перейру. Он хочет сразу рассказать ему обо всем, но нужно собраться с силами.

— Пока нет, — заявляет Камиль уверенно. — Но, учитывая, какой оборот принимает история, как только свидетель будет в силах это сделать…

— А тут что? Приходили за долей Равика, чтобы облегчить ему жизнь?

— Приходили заставить его говорить, это точно. Насчет доли, возможно, конечно…

— Это дело ставит множество вопросов, майор Верховен, или по крайней мере один, вопрос вашего личного к нему отношения.

Камиль пытается улыбнуться, он уже, вероятно, все испробовал.

— Возможно, я несколько переусердствовал…

— «Переусердствовал»? Да вы нарушаете все правила, вы говорили, что организуете небольшую операцию, а на самом деле перевернули вверх дном весь Тринадцатый, Восемнадцатый, Девятнадцатый и половину Пятнадцатого округа, ничего ни у кого при этом не спрашивая. — Комиссару Мишар не чужда театральность. — Вы очевидным образом преступаете разрешение судебного следователя. — Это неминуемо должно было быть произнесено, но, как всегда, рановато. — И разрешение вышестоящих инстанций. Я так и не получила первые ваши рапорты, вы действуете как свободный электрон. Что вы себе позволяете, майор Верховен?

— Я делаю свою работу.

— Какую работу?

— «Защищать и служить». За-щи-щать!

Камиль отступает на несколько шагов, сейчас он бы вцепился ей в горло, да нельзя.

— Вы недооценили это дело, — произносит он. — Изувеченная женщина не главное. Налетчики — рецидивисты, на них уже висит одно убийство во время четверного разбойного нападения. Глава шайки Венсан Афнер настоящий профессионал, да и сербы, работающие с ним, не прохлаждаться сюда приехали. Я не знаю еще, почему Афнер хочет убить эту женщину, и хотя вы не желаете меня слушать, но я уверен, что он приходил в больницу с винтовкой. Если нашего свидетеля убьют, нам придется объясняться. И в первую очередь — вам!

— Согласна, эта женщина — свидетель неизмеримой стратегической важности, и, чтобы предупредить опасность, которую вы не можете нам доказать, вы обыскиваете в Париже всех, кто родился от Белграда до Сараева.