Молчаливая роза - Кейси Марс

После того как дверь его дома захлопнулась за Девон Джеймс, он несколько часов кряду думал о малыше. Ее разговоры о детях и доме повергли Стаффорда в глубокое уныние. Затем он стал думать о своей гостье. Она удивила его, отказавшись от предложенных денег, и если не считать, что ее вторжение могло представить опасность для Алекса, он был даже рад, что Девон отвергла отступное. Уважение и интерес к ней от этого только выросли.

К сожалению, одновременно росло и его физическое влечение. Десять раз за вечер он ловил себя на том, что мечтает овладеть ею, представляет обнаженной и пытается вообразить, как эта женщина будет реагировать на его ласки. Ответит ли буйным распутством или останется настороженной и сдержанной? Насколько опытна она в любви, многих ли мужчин узнала до него? Охотно ли согласится поучиться всяким фокусам или окажется стыдливой пуританкой, на которую так похожа?

И только беспокойство за судьбу сына и твердая решимость сорвать работу этой сочинительницы заставили его не выдать своих желаний.

Но какие бы чувства он к ней ни испытывал — а он сам пока еще не мог разобраться в них, — Джонатан был обязан положить конец ее абсурдным россказням о роде Стаффордов. Он не мог позволить себе подставить под удар собственного сына.

И сейчас Джонатан думал о том, как Алекс сидит в больнице в кресле на колесах, вместо того чтобы играть в парке с другими детьми… Долгие дни и ночи мальчик жил вне дома, не в родной семье, а в окружении врачей и медсестер. Да, по-иному поступить он не мог, и все же это было вопиюще ненормально…

Джонатан вздохнул, сидя в задней части огромной машины. Боже, как ему не хватало сына! Странно, но в этой ситуации Алекс вел себя мужественнее, чем его отец. Именно Алекс всегда поддерживал дух Джонатана, а не наоборот. Стаффорд подумал о стойкости малыша и улыбнулся — вырастет, будет настоящим мужчиной…

Довольно скоро они добрались до детской психоневрологической больницы. Он избрал эту весьма дорогую клинику и за ее солидную репутацию, и еще потому, что она находилась сравнительно недалеко от их дома.

— Жди меня здесь, Генри, — распорядился он, когда машина остановилась у обочины. — Вернусь через несколько минут.

Он вылез из машины, пересек тротуар и, толкнув тяжелую стеклянную дверь, вошел в вестибюль. Жизнь тут била ключом. Во всех направлениях сновали дети и родители; целеустремленно, с озабоченными лицами шагали врачи в белых халатах и медсестры. Джонатан не останавливаясь прошел мимо регистратуры, где склонилась над кипой бумаг молодая темноволосая сестра. Он и так знал, в какой палате лежит его сын, и не собирался там задерживаться.

Войдя туда, он обнаружил, что весело украшенная палата на двоих пуста, яркие одеяла на обеих кроватях скомканы, а окно за солнечно-желтыми занавесками приоткрыто и свежий ветерок гуляет по комнате.

Джонатан вышел из палаты и по коридору направился в игровую. На стенах просторного, хорошо проветриваемого помещения были изображены дети, резвящиеся на пляже. И всюду игрушки — самые разные, большие и маленькие, всех цветов и конструкций…

В комнате звенели детские голоса. Одни ребята возились на полу, устроив кучу-малу, другие рисовали, третьи, впившись глазами в экраны, играли в компьютерные игры. Некоторые из ребятишек заметили появление Джонатана, но тут же утратили к нему интерес и вернулись к своим забавам.

Обведя глазами комнату, Джонатан заметил Алекса. Мальчик сидел в углу, низко опустив черноволосую головку над столом-подносиком, прикрепленным к его креслу на колесах. Алекс рисовал цветными мелками в альбоме — Джонатан постоянно снабжал сына альбомами для рисования.

Подойдя ближе, Стаффорд нагнулся над плечом малыша и почувствовал прилив отцовской гордости. Умелыми штрихами Алекс очень похоже изобразил длинношерстного золотистого косматого щенка-пекинеса, которого приносили в клинику. Медперсонал использовал животных для детской психотерапии. Судя по тому, с каким радостным возбуждением Алекс рассказывал об этих зверюшках, замысел врачей полностью себя оправдывал.

— Привет, сынок! — мягко сказал Джонатан, обошел колесо со сверкающими нержавеющей сталью спицами и предстал перед глазами мальчика.

— Папа! — Алекс инстинктивно потянулся к отцу, и Джонатан нагнулся, чтобы мальчуган мог его обнять. Сердце сжалось в груди, комок застрял в горле, когда тонкие руки ребенка обвили его шею.

И так бывало всегда, хотя при мальчике Джонатан пытался не показать своего горя. Миг острой душевной боли быстро проходил, и Стаффорд тепло и нежно улыбался малышу.

— А я думал, что ты только завтра утром меня заберешь. — Тонкое лицо Алекса просветлело: он решил, что отец приехал за ним.

— Боюсь, до утра тебе действительно придется пробыть здесь… Понимаешь, я просто очень соскучился, проезжал тут рядом и не мог удержаться, чтобы не повидать тебя.

От вести, что его не берут домой, в глазах Алекса на секунду мелькнуло разочарование, но тут же исчезло. Теперь на его лице была только радость. Джонатан видел свою уменьшенную копию — та же смуглость, те же четко вылепленные природой скулы, черные волосы, изящный изгиб бровей. Но у Алекса еще были и ямочки на щеках, которыми Джонатана природа не наградила.

— Я рад, что ты приехал, папа. У меня был сегодня трудный день.

Поскольку и у самого Джонатана день выдался не из легких, улыбка его была несколько принужденной.

— Что случилось? Старая миссис Ливингстон допекла тебя?

— Нет, с ней нормально. Она сердилась, но это так, не в счет…

— С Рейли не поладили?

Рейли Джонсон был соседом Алекса по палате. Толстенький блондинчик, которого дети прозвали «Булочкой» за обжорство, набивал себе живот при любой возможности. Родители отправили его в больницу в надежде скорректировать непомерный аппетит сына, пока ребенок не разжирел до безобразия.

Алекс быстро помотал головой.

— Нет… Просто мне вдруг захотелось… ну, знаешь… чтобы все у меня было как надо. Чтобы я мог играть в баскетбол и вообще, как другие ребята…

У Джонатана опять что-то сжалось в груди.

— Я тебя понимаю, сынок. Но для того ты здесь и находишься, чтобы в один прекрасный день смог так же играть…

— И миссис Ливингстон тоже так говорит: надо лечиться, делать все, что велит доктор, и тогда ноги окрепнут. Но…

— Что «но»?

— Иногда я не верю ей.

Джонатан опять обнял его. Чаще всего настроение у Алекса было бодрым. Сын редко говорил о своем параличе и несчастном случае, послужившем его причиной. Но иногда присутствие других детей причиняло ему страдания. Он ужасно хотел играть вместе со всеми, но не мог. Однако в этом и заключалась стратегия врачей. Доктора надеялись вызвать у Алекса такое горячее стремление выздороветь, чтобы мальчик смог преодолеть все трудности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});