Сезон гроз - Анджей Сапковский

– Риссберг решил, что меня надобно приструнить. Но как? Они верили в мою силу как гоэта и боялись моих демонов. И весьма опасались рассердить влюбленного в меня Ортолана. Так что решением должен был стать ты, ведьмак.

Геральт дышал неглубоко. И чувствовал нарастающий в нем оптимизм. Видел уже куда лучше, дрожь уходила. У него был иммунитет против большинства известных токсинов, яд белого скорпиона, для обычного смертного убийственный, исключением, к счастью, не являлся. Признаки, сперва явственные, с течением времени слабели и пропадали, организм ведьмака сумел, как оказалось, довольно быстро нейтрализовать яд. Дегерлунд не замечал этого – или же, в гордыне своей, не обращал внимания.

– Я узнал, что они желают натравить тебя на меня. Не стану скрывать, страх меня чуток пробрал, слыхал я о ведьмаках то да сё, а о тебе – в особенности. Я – что духу к Ортолану: спасай, мол, мастер мой любимый. Любимый мастер сперва меня отчитал и выругал, что это, дескать, куда как мерзко, убивать дровосеков, что это дурно и чтобы я это в последний раз. Но потом присоветовал, как тебя одурачить и заманить в ловушку. Как подловить, используя телепортационный символ – а его он уже давнехонько лично вытатуировал на моем мужественном торсе. Однако убивать тебя запретил. И не думай, что по доброте. Ему необходимы твои глаза. А именно: нуждается он в tapetum lucidum, слое ткани, что выстилает внутреннюю поверхность твоих глазных яблок, ткани, усиливающей и отражающей свет, попадающий на фоторецепторы, благодаря чему ты, подобно коту, видишь ночью и в темноте. Последняя idée fixe Ортолана – это дать человечеству возможность кошачьего зрения. Ради достижения столь высокой цели он готов привить к твоим tapetum lucidum какие-то мутации, над которыми нынче трудится, а tapetum для прививки следует брать от живого донора.

Геральт осторожно шевельнул пальцами и ладонью.

– Ортолан – маг высоконравственный и милосердный, после изъятия глазных яблок он, в своей безмерной доброте, намеревается подарить тебе жизнь. Полагает, что лучше быть слепцом, чем покойником, а еще безмерно боится причинить боль твоей любовнице, Йеннефер из Венгерберга, к которой он относится с большим – удивительно большим в его случае – пиететом. К тому же он, Ортолан, уже близок к открытию магической регенерационной формулы. Через пару-тройку лет ты, дескать, сможешь обратиться к нему, а он тебе глаза вернет. Ты рад? Нет? Ну и правильно. Что? Хочешь что-то сказать? Слушаю, говори.

Геральт сделал вид, будто с трудом шевелит губами. Впрочем, особо притворяться – что с трудом – не приходилось. Дегерлунд привстал с кресла, склонился к нему.

– Ничего не понимаю, – скривился. – Впрочем, мне и дела-то нет, что ты там желаешь сказать. Однако я хотел бы кое-что добавить. Знай, среди моих многочисленных талантов есть талант ясновиденья. И вижу я совершенно ясно, что когда Ортолан вернет тебе, ослепленному, свободу, Буэ и Бэнг будут уже ждать. И ты попадешь в лабораторию – тогда уж ко мне и надолго. Я проведу над тобой вивисекцию. Главным образом развлечения ради, хотя меня слегка интересует и то, что обнаружится у тебя внутри. Когда же завершу, сделаю то, что в терминологии мясников именуется разделкой туши. Останки твои я буду по кусочку высылать в Риссберг, предостерегая своих коллег, пусть увидят, что случается с моими врагами.

Геральт собрал все свои силы. Было их немного.

– Что же касается оной Йеннефер, – волшебник склонился еще ближе, ведьмак почувствовал его мятное дыхание, – то меня, в отличие от Ортолана, мысль о том, чтобы причинить ей страдания, радует безмерно. Потому я отчекрыжу тебе тот фрагмент, который она более всего ценила в тебе, и вышлю ей в Венгерб…

Геральт сложил пальцы в Знак и дотронулся до лица волшебника. Сорель Дегерлунд запнулся, осел на стул. Захрапел. Глаза закатились внутрь черепа, голова свесилась с плеч. Цепочка медальона выпала из безвольных пальцев.

Геральт вскочил – вернее, попытался вскочить, ибо единственное, что ему удалось, это выпасть из кресла на пол, головой к сапогам Дегерлунда. Перед самым носом лежал оброненный волшебником медальон. На золотом овале синел эмалированный дельфин nageant. Герб Керака. Не было времени удивляться и задумываться. Дегерлунд начал громко хрипеть, понятно было, что вот-вот проснется. Знак Сомнэ подействовал, но едва-едва и ненадолго, поскольку ведьмак был слишком ослаблен ядом.

Он поднялся, придерживаясь за стол, смел книги и свитки.

В комнату ворвался Паштор. Геральт даже не пытался использовать Знак. Схватил со стола оправленный в кожу и бронзу гримуар, рубанул им горбуна по горлу. Паштор с размаху уселся на пол, выпустил арбалесту. Ведьмак рубанул снова. И повторил бы опять, но инкунабула выскользнула из одеревеневших пальцев. Он схватил стоявший на книгах графин и разбил об голову Паштора. Горбун, хоть был залит кровью и красным вином, не сдавался. Он бросился на Геральта, даже не стряхнув с век стеклянного крошева.

– Буэээ! – орал, хватая Геральта за колени. – Бэееенг! Ко мне! Ко мн…

Геральт ухватил со стола еще гримуар: тяжелый, инкрустированный фрагментами человеческого черепа. Ударил горбуна так, что от оправы отлетели куски костей.

Дегерлунд захрипел, пытаясь вскинуть руку. Геральт понял, что тот желает наложить заклятие. Приближавшееся громыханье тяжелых ног свидетельствовало: Бэнг и Буэ уже на подходе. Паштор вставал с пола, шарил руками вокруг себя, искал арбалесту.

Геральт увидал на столе свой меч, схватил его. Покачнулся, едва не упал. Сцапал Дегерлунда за воротник, приложил ему клинок к глотке.

– Твой символ! – крикнул ему в ухо. – Телепортируй нас отсюда!

Буэ и Бэнг, вооруженные, столкнулись в дверях и завязли в них, застряли. Ни один и не думал о том, чтобы уступить другому. Фрамуга трещала.

– Телепортируй нас! – Геральт схватил Дегерлунда за волосы, запрокинул ему голову назад. – Давай! А то глотку перережу!

Буэ и Бэнг выпали из двери купно с фрамугой. Паштор подхватил арбалесту, вскинул…

Дегерлунд дрожащей рукой распахнул рубаху, выкрикивая заклинание, но прежде чем их охватила тьма, вырвался из хватки ведьмака и оттолкнул его. Геральт ухватил чародея за кружевной манжет и попытался притянуть поближе, но в этот момент портал сработал и все ощущения, в том числе осязание, исчезли. Он почувствовал, как некая стихийная сила всасывает его, дергает им и крутит, словно водоворот. Холод парализовал. На миг. Один из длиннейших и мерзнейших мигов в его жизни.

Он ударился о землю, аж гул пошел. Упал навзничь.

Открыл глаза. Вокруг царила черная тьма, непроглядный мрак. Я ослеп, подумалось. Лишился зрения?

Но нет. Просто-напросто, стояла темная ночь. Его – как учено назвал это Дегерлунд – tapetum lucidum начал действовать, уловил весь свет, какой только возможно было уловить. Через миг-другой ведьмак уже распознавал вокруг абрисы каких-то коряг, стволов да кустарника.

А над головой, когда тучи рассеялись, увидел звезды.

Интерлюдия

Назавтра

Следовало признать: строители из Финдетанна знали толк в своем ремесле и не ленились. И хотя Шевлов уже пару раз видел их за работой, он продолжал с интересом наблюдать, как устанавливают очередной копёр. Три соединенные балки составляли «козлы», к торцу которых было подвешено колесо. Через колесо перебрасывали веревку, а к той прилаживали массивную окованную колоду, которую строители промеж собой именовали «бабой». Ритмично покрикивая, они тянули за веревку, поднимая «бабу» к самому верху «козел», после чего отпускали. «Баба» с разгону рушилась на привоткнутый в ямку столп, вбивая его глубоко в землю. Хватало трех, самое большее четырех ударов «бабы», чтобы столп встал, как влитой. Строители мигом разбирали копёр и грузили части в повозку, а тем временем один из них поднимался по лестнице и прибивал к столпу эмалированную бляху с гербом Редании – серебряным орлом на красном поле.

При содействии Шевлова и его вольного отряда – как и при содействии копров с их обслугой – провинция Приречье, входившая в состав королевства Редании, увеличила нынче свою территорию. И увеличила изрядно.

Мастер строителей подошел, отирая шапкой пот со лба. Взопрел, хотя только и делал, что обкладывал всех «матюгами». Шевлов знал, о чем мастер спросит, поскольку это повторялось вновь и вновь.

– Следующий – где?

– Покажу. – Шевлов развернул коня. – Давайте за мной.

Возчики стеганули волов, машинерия строителей сонно двинулась хребтом взгорья, по земле, несколько размокшей после вчерашней грозы. Вскорости они оказались подле очередного столпа, украшенного черной бляхой с нарисованной лилией. Столп уже лежал, оттянутый в кусты, отряд Шевлова успел об этом позаботиться. Вот так побеждает прогресс, подумал Шевлов, вот так берет верх техническая мысль. Установленный вручную темерийский столп выдергивается и выбрасывается за пару минут. Вбитый копром столп реданский так просто из земли не выдернуть.