На распутье - Павел Дмитриев

Боя на Президиуме не получилось. Записка с приложениями от КГБ, Устинова, Сербина, просьбами Гагарина и Комарова, заключением Шокина, экономическим обоснованием Косыгина и прочими документами больше напоминала всесметающий на своем пути бульдозер. Дискуссия не продолжалась и десяти минут. Леонид Ильич не сказал ни слова, только кивнул в ходе голосования.

25 февраля 1966 года в «Правде» была опубликована статья – «Космос не спорт». Больше всего были недовольны в США, они разгонялись в очень узком диапазоне политического маневра, ради всего лишь одного достижения. Журналисты веселились, не обошлось без насмешливых статей типа «Soviet Union fizzled»[160] и карикатур. Но в NASA были обеспокоены не на шутку. Противник не просто отказался подходить к штанге, наоборот, он неожиданно попросил навесить на снаряд еше пару «блинов», отмахнувшись от меньшего веса как досадной мелочи.

На этом фоне Семичастный и Шелепин опять не удержались от провокации. Петр Воронов был еще раз обстоятельно допрошен по вопросу использования Луны в будущем, хотя его записках однозначно утверждалось отсутствие реальных проектов освоения спутника Земли как минимум до 2030–2050 года. Однако, в беседе выяснилось, что в фантастических фильмах и компьютерных играх[161] активно муссировалась тема использования гелия-3 в термоядерных реакциях и выплавки металлов при помощи солнечных электростанций.

Аккуратно обработанная с участием физиков дезинформация по планам промышленной добычи гелия-3 на Луне была слита комитетчиками своим североамериканским коллегам. Арифметика прожекта была проста. Ученые СССР, якобы, выдали прогноз, что содержание гелия-3 в реголите около одной десятой грамма на тонну. Это было завышение реальности раз в десять[162]. Но пока с Луны не доставлены образцы, говорить о таких вещах можно было только приблизительно.

В ходе гелий-дейтериевой реакции синтеза из грамма гелия-3 освобождается энергия, эквивалентная 15 тысячам тонн нефти (пять эшелонов цистерн). Причем сама реакция, на первый взгляд, имеет существенные преимущества по сравнению с уже используемой в «Токамаках» дейтериево-тритиевой, так как исходные вещества и продукты реакции нерадиоактивны.

Тут, конечно, имелись свои технические сложности. Но… существующую программу исследований термоядерных реакций начали не то чтобы сворачивать, просто начали снабжать ресурсами по остаточному принципу. Курировавший направление Лев Арцимович ходил сам не свой, но на вопросы лишь отмалчивался. Прошел слушок, что в каком-то особо засекреченном НИИ добились выдающихся успехов, на фоне которых все прочие работы оказались тупиковым направлением.

Переполох в ЦРУ и NASA получился знатный. Сохранить секретность там как всегда не смогли, и отголоски ученых споров выплеснулись на страницы газет. Разобраться подробно в сути обывателю было сложно, но уже через пару недель даже реднеки[163] поняли, что «Советы опять где-то в космосе обхитрили нашего Light-Bulb Lyndon[164]».

Нельзя сказать, что NASA игнорировало вариант постоянного лунного поселения. Считали, проектировали, еще раз проверяли и искали лазейки в законах природы. По всему выходило, что теоретически создать «колонию» из 3–5 человек на спутнике Земли возможно, но стоить это будет неимоверно дорого, а никакой финансовой отдачи не предвидится. Гелий-3 менял многое[165]. Ученые были осторожны в прогнозах, но политики начинали паниковать, и требовали новых исследований.

Непросто было и на противоположной стороне земного шара. Генерал-лейтенант Каманин, назначенный начальником Управления Космических Исследований, развил бешеную активность, и уже 17 марта выступил с докладом на Президиуме ЦК. Да так, что взгляды присутствующих поневоле обращались на Александра Николаевича.

Никто, даже сам Шелепин, не ожидал, что реальная ситуация настолько плоха. Нет, прямой обман или саботаж партийно-государственные руководители и в мыслях не планировали. Поставленная задача, безусловно, была выполнима… В теории, при идеальной, стопроцентной реализации планов и отсутствии крупных аварий. Но верить в это после мягкой посадки на Луну с восьмой попытки? Таких оптимистов в ЦК не наблюдалось, напротив, все присутствующие были практиками и прекрасно знали реалии отечественной промышленности.

Каманин не пожалел черной краски, чтобы изгваздать мишинского монстра Н-1, тут не обошлось без личной антипатии. Впрочем, досталось и фтор-водородному чуду Челомея. Янгеля генерал-лейтенант на гражданский проект отдавать отказался, тем более никто на этом особо не настаивал. Выбирать было нечего, пилотируемая лунная программа СССР была в лучшем случае связана с запредельным риском для космонавтов. Причем настолько с «за-», что всерьез рассматривать согласие космонавтов даже на самоубийственный полет никто не стал.

При этом большая часть аргументов была очевидна на уровне средней школы[166]. Вытащенный из «предбанника» зала заседаний Президиума Челомей шел красными пятнами. Смертельно бледный Мишин смотрел в сторону, как нашкодивший студент.[167]

В маленьких квадратиках записок, мелькавших в руках членов Президиума во время докладов Каманина и начальников разнообразных КБ, не стесняясь материли конструкторов и осторожно хвалили Шелепина. Его провидение внушало уважение, всем было понятно, из какого неудобного положения он вытащил авторитет страны. Брежнев насупленно молчал на председательском месте. Никто не заострял внимания на его личном «вкладе» в случившееся, но Леонид Ильич не сомневался, стоит начать возражать всерьез, и за Александром Николаевичем «не заржавеет».

Ближе к ночи было принято секретное постановление Президиума ЦК КПСС.

1. Проекты Н-1, УР-700 свернуть полностью.

2. Товарища Мишина от должности начальника ОКБ-1 освободить, назначить начальником и главным конструктором Куйбышевского филиала ОКБ-1, он же серийный завод №1[168].

3. Ускорить разработку и запуск автоматической межпланетной станции, способной доставить на Землю образцы лунного грунта.

4. До конца 1966 года разработать и принять программу, имеющую целью строительство на Луне постоянной обитаемой базы к 1985 году.

* * *

— Это куда серьезнее, чем у нас в 37-ом, — Косыгин закончил читать очередную сводку событий в Китае, которую с осени прошлого года готовили по его просьбе сотрудники МИДа.

— Что-то еще запросить? — референт дожидался, когда Алексей Николаевич закончит просматривать короткий, на поллиста, текст.

— Да, пожалуй. Интересна реакция США на эти события. Индии тоже. Да и вообще в мире. Пусть подготовят аналитику.

Несмотря на предупреждения попаданца, Косыгин до последнего не верил, что Китай войдет в такой немыслимый штопор. Чжоу Эньлай и Дэн Сяопин производили впечатление очень грамотных и сильных политиков. Они занимали первые посты в Политбюро и за ними было подавляющее большинство членов ЦК КПК. И вот их лиц уже нет на плакатах… Живы ли? Кто знает, сведения из Поднебесной приходят очень скудные и противоречивые.

Премьер вытащил из ящика стола специальную «китайскую» папку, и аккуратно подшил в нее последние сведения. Прямо как сводки с фронтов, не иначе. В Пекине Мао Цзедун захватил власть поразительно быстро, и можно даже сказать, легко. Авторитет и харизма Великого Кормчего сделали свое дело. Но не во всех провинциях Китая перемены были восприняты с одобрением. Скорее наоборот, местное партийное руководство всеми силами пыталось не допустить бесчинств сорвавшихся с цепи Председателя хунвебинов и цзаофаней.

Особенно наглядно это было видно на примере Шанхая. Там только под новый год началась «атака на прессу». Свои же сотрудники-маоисты вытолкали остальных рабочих «Вэньхуй бао» взашей из цехов. После чего полностью разгромили редакцию, обвинив ее в проведении «реакционной буржуазной линии секретарей Шанхайского горкома партии Чэнь Писяня и Цао Дицю». Многих избили, а главного редактора юные погромщики попросту затоптали на мостовой.

Другие газеты не отстали от центральной и уже 3 января приступили к публикации материалов, посвященных «Культурной революции». Прошедшие захваты провозглашались подвигом, точнее, «революцией и бунтом», а «бунт, – как говорит Мао Цзедун, – дело правое».

Обрадованные развитием давно подготавливаемых событий, в родной город 4 января на «на усиление» прибыли революционные писатели Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань[169]. Уже на следующий день они организовали миллионный митинг, транслировавшийся по местному телевидению. В его ходе они призвали «полностью разгромить» горком партии и «вести борьбу» с его секретарями. Сотни кадровых работников Шанхайского горкома, Бюро ЦК КПК по Восточному Китаю и различных отделов городского правительства были подвергнуты критике.