Меч и Цепь - Джоэл Розенберг

— А это брат Раффа, мой сын Томен. Не обижайтесь на его молчание, Карл: он стесняется незнакомцев.

— Конечно, конечно, барон. Рад познакомиться с вами, Рафф. И с тобой, Томен.

— Не «барон» — Жерр, прошу вас. — Барон подхватил Томена на руки. — Это не официальный визит.

— Жерр.

Подошла женщина. Она тоже походила на Фурнаэля, только помоложе и в женском варианте: те же высокие скулы, только чуть сглаженные, и подбородок покруглей.

— Карл Куллинан, — проговорил барон, — моя кузина, жена, мать моих сыновей — Бералин, баронесса Фурнаэльская. — В голосе звучало чуть заметное раздражение. Или, возможно, гнев.

— Здравствуйте, Карл Куллинан. — Она взяла его руку в свои. В струящемся из дверей свете руки ее были красны и сухи; некоторые трещины на ладонях и пальцах открылись. — Надеюсь, вы простите, что я не приветствовала вас в своем доме.

— Конечно, госпожа. — Карл склонился к ее рукам. — Конечно.

А какого черта делать здесь баронессе?

— Ну и наконец, — продолжал барон, — тот юноша, что держит вашу лошадь. Брен Адахан, сын и наследник Вертума, барона Адахана, о коем я говорил. — Барон спустил Томена с рук и, шагнув вперед, положил ладонь на плечо Брена. — Рад видеть тебя, Брен. Как прошло десятидневье?

— Прекрасно, барон. — Брен вопросительно приподнял бровь и, не успел Карл кивнуть, принялся оглаживать и похлопывать Морковку. — Замечательная лошадь, Карл Куллинан. — Уверенной рукой он пробежал по ее загривку, похлопал по крупу, животу, осторожно коснулся левой задней бабки.

Все это время Морковка стояла, гордо вскинув голову, с трепещущими ноздрями, словно предлагая Брену попытаться найти в ней хоть малый изъян.

— Она пандатавэйка, да? Как ее зовут?

— Там я ее купил. А зовут ее Морковка, — отозвался Карл. — Вижу, ты любишь коней.

— Еще как! — Брен, русоволосый парнишка одних лет с Раффом, улыбнулся широко и бесхитростно. — У моего отца есть жеребец — хорошо бы их свести. Она развязана?

— Нет. У меня не было времени думать об этом. Мы были слишком заняты. — Самоубийственное воспоминание об Энди-Энди жаром обдало Карла. Боги, как же мне не хватает ее.Трудно представить ее себе беременной, с раздавшимся животом — но куда трудней сознавать, что не увидишь, не коснешься ее еще долгие месяцы. В самом лучшем случае.

Внутренним взором Карл почти видел ее — как она стоит, уперев руки в бедра, склонив голову и насмешливо улыбаясь. «Кто сказал, что быть героем легко?»

— Не могли бы мы поговорить — попозже, если будет время? — продолжал Брен. — Думаю, если свести Морковку с катардским пони…

— Ты забываешься, Брен. — Теплая улыбка Фурнаэля смягчила суровость тона. — Из-за тебя мой гость и я вынуждены стоять на холодном ветру. — Он содрогнулся, хотя легкий северный ветерок нес с собой только освежающую прохладу. — Расседлай и устрой лошадей, а потом приходи в дом.

Юноша повернулся к Карлу:

— Можно? Пожалуйста!

— Конечно. Привязывать ее не надо: если я в доме, она не уйдет.

— Само собой. — Брен понимающе кивнул, словно удивляясь, зачем говорить столь очевидные вещи.

Барон ввел Карла в хижину — небольшую, но прибранную. Каменный пол был чист и гладок; щели меж стенных досок заботливая рука аккуратно замазала свежей глиной. Сквозняк не тревожил веселого танца пламени в сложенном из камней очаге, над которым, пофыркивая, кипел металлический чайник.

Фурнаэль отстегнул меч, повесил на крюк и уселся на табурет у грубого стола, кивком предложив Карлу и остальным последовать его примеру. Табуретов осталось лишь три; Карл, Рафф и Томен уселись, а Бералин встала подле мужа, хмуро на него глядя.

Фурнаэль ухмыльнулся.

— Простите мою жену. Она этого не одобряет.

Та фыркнула.

— А с чего мне это одобрять? Это же сущая чепуха… возлюбленный мой супруг, — ядовито добавила она, выдержав паузу.

Барон обнял ее за талию и погладил бедро.

— Ты простишь меня. Как всегда.

— До следующей жатвы.

Рафф нахмурился; Фурнаэль заметил это и повернулся к юноше.

— Не начинайте — у нас гость. А тебе, мальчик мой, следует помнить, как должно вести себя. — Он знаком попросил у Карла прощения. — Семейная традиция: перед каждой жатвой сыновья барона три десятидневья живут и трудятся в поле вместе с рабами — так же тяжко, как те…

— Более тяжко, папа, — пискнул малыш Томен. — Рафф говорит, мы должны показать, что всех лучше.

— …едят то же, что едят рабы, носят ту же одежду. Узнают, так сказать, что почем — чтобы после не перегибать палку. Вертум считает это правильным, потому-то и прислал в этом году сына. Думаю, Брену это пойдет на пользу.

— Чушь, — возразила Бералин. — Тебе бы послушать своих сыновей. Когда Рафф станет бароном — он не будет заставлять детей проходить через это.

Фурнаэль фыркнул.

— То же говорил и я — в его годы. Карл, позже вы сможете пройтись по округе — и увидите, что эта хижина ничуть не лучше других. Мы хорошо обращаемся и с рабами, и с крепостными.

— Эта хижина хуже,— произнесла Бералин. — Ты послал людей выковырять из стен глину. Снова.

— И снова, и снова — всякий раз, когда ты будешь заделывать стены вместо мальчиков. Если Рафф и Томен сделают это сами — прекрасно. Я терплю, что ты живешь с ними, потому что надо же кому-то им готовить. Но не испытывай моего терпения. — Он вздохнул. — Карл, моя супруга думает, что, живя здесь с мальчиками, она шантажом вынудит меня отринуть семейные традиции.

— Жерр, вы хотели что-то обсудить? — Карл, втянутый в семейный спор, чувствовал себя не в своей тарелке.

— Хотел. — Фурнаэль облокотился о стол. — В Холтуне объявилась банда. Разбойники — сотни две-три — свили гнездо на склонах Эрштима. Они налетают ночью, прорываются сквозь идиотскую линию обороны холтумского… — Он осекся: вошел Брен.

Юноша грустно качнул головой.

— Прошу, не прерывайтесь из-за меня. Я не питаю иллюзий насчет князя Улдрена.

Фурнаэль благодарно улыбнулся.

— Бандиты забирают еду и женщин, убивают всякого, кто осмелится сопротивляться. За собой они оставляют сгоревшие фермы, скот с перерезанными глотками, потоптанные поля — как псы, что мочатся на кусок, который не в силах съесть. Наверное, им как-то попался караван с солью — с некоторых пор они просаливают за собой землю.

Он тряхнул головой.

— Я говорил об этом с Саммисом — его магия тут бессильна. Он мог бы, конечно, уничтожить сорняки и вредителей, как делает в моем баронстве, но соленая земля не сможет родить, будут в ней вредители или нет.

Если так пойдет дальше, Холтун окажется на грани голода. Западнее лежат содовые равнины; им придется обратиться на восток. Им придется вторгнуться в Бим — как нифиэнцам во время моего отца. Эти два друга, — он кивнул на Брена и Раффа, — станут кровными врагами. Причем не по традиции, а по факту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});