Хищники - Гарольд Роббинс

Кабаре в Клиши ориентировалось на гомосексуалистов, ту среду, в которой вращался Поль. Шоу немногим отличалось от монмартрского, только девушки были красивее и умнее. Они с удовольствием принимали от посетителей бокал шампанского, но о сексуальных услугах в этом респектабельном заведении не могло быть и речи. Второй свой клуб Поль Ренар назвал «Голубая нота». Поль первым стал заводить пластинки в антрактах между отделениями шоу. И приветствовал танцы под льющуюся из динамиков музыку. Мужчины могли танцевать с мужчинами, женщины — с женщинами, мужчины — с женщинами, каждый имел право на собственный выбор. И лишь когда в клуб стали приходить американские солдаты, работавшие на заводе «Ситроен», где ремонтировались джипы, Поль Ренар внес определенные изменения в жизнь «Голубой ноты». Большинство американцев понятия не имели, что здесь собираются голубые, поэтому Поль просто разделил зал надвое широким проходом, который шел от дверей к сцене. Геи занимали левую половину. Бисексуалы — правую. И Поль разрешал посетителям самим определяться с той половиной зала, в которой они хотели бы провести вечер. Сами видите, он проявлял ангельскую терпимость.

Я познакомился с Полем в начале декабря. Бадди и я первый раз получили увольнительную на уик-энд. Мы кружили на джипе по Парижу, заглядывая в разные бистро и бары. Прежде всего мы обнаружили, что все очень дорого. Везде работали девушки. В американцах они видели богатых и глупых дойных коров.

Глупых потому, что мы не умели говорить по-французски. В каждом баре, куда мы заглядывали, к нам подсаживались девушки, которые говорили по-английски, пусть и с милым акцентом. Но говорить они могли только о шампанском и сексе. Мы высмеивали официанта, подскакивающего к нашему столику с бутылкой шампанского, и просили пива. Разумеется, пиво нам приносили, но по цене шампанского. Даже за пачку сигарет с нас брали в пять раз больше, чем с французов.

Вторую половину дня мы провели на Елисейских полях, а к вечеру вернулись в Клиши. Вот тут я и достал письмо, которое Кэролайн написала Полю Ренару. К, счастью, она указала и адрес «Голубой ноты». В десять вечера мы подъехали к клубу. Швейцар сердечно приветствовал нас на английском и пообещал запарковать наш джип. Я дал ему тысячу франков и сказал, что не обижу при отъезде. Тысяча франков звучит солидно, но в пересчете она не тянула и на два американских доллара.

В зале я отдал письмо Кэролайн метрдотелю и попросил отнести его патрону. Мы же с Бадди прошли в бар и заказали два пива. Через десять минут к нам подбежал Поль. Я поздоровался с ним за руку и сказал ему, что Бадди — кузен Лероя.

Поль усадил нас за столик у сцены, рядом с центральным проходом. Мы ограничились пивом, а Поль заказал виски с содовой. Он живо интересовался, как идут дела у Кэролайн. Было видно, что он питает к ней самые теплые чувства. Мы узнали, что Лерой дал Полю четверть суммы, которую он уплатил за «Страсти Монмартра» и «Голубую ноту». Я рассказал, как удачно складывается у Кэролайн карьера художника-декоратора, и Поль искренне за нее порадовался. Рассказал я и об успехах Лероя, о том, что его ночной клуб — самый популярный в Детройте.

Поль покачал головой, вздохнул.

— Лерой — счастливчик. Ему повезло, что он может организовать мини-казино в своем клубе. Во Франции такое невозможно. Без лицензии открыть казино нельзя, а это под силу только очень богатым французам. Но я не жалуюсь, — добавил Поль. — Казино у меня нет, зато и нет нужды иметь дело с полицией.

Потом я выяснил, что полиция не докучала ему по той причине, что в число завсегдатаев клуба входили несколько высокопоставленных чиновников. Поль также не упомянул о том, что они, как и он, придерживались однополой любви.

Поль же познакомил нас с простыми правилами поведения в клубе. Девушки, выступавшие в шоу, с удовольствием раскручивали клиентов на шампанское, но сексуальных услуг не оказывали. Если кому-то хотелось чего-нибудь большего, чем легкий флирт с очаровательной артисткой, клиента отправляли на такси, за его счет, разумеется, в «Страсти Монмартра», где девушки никому ни в чем не отказывали.

— «Голубая нота» — это «Мулен Руж» в миниатюре. Здесь работают стриптизерши высшего класса, которые не просто раздеваются, а разыгрывают маленькие сценки. Между стриптиз-номерами у нас выступают клоуны, жонглеры, акробаты. И я не беру денег за вход, как это делается в «Мулен Руж», «Лидо», «Фоли-Бержер». Сев за столик, достаточно взять бутылку шампанского, чтобы насладиться нашим шоу. Если человек хочет постоять у стойки бара — пожалуйста. Два напитка, и никаких проблем. Каждый вечер у нас два представления. В одиннадцать и в час ночи. Потом танцы до пяти утра.

— Готов поспорить, Лерой был бы в восторге от вашего клуба, — заметил Бадди.

— Oui[30]. Он похож на клуб Лероя в Детройте?

Бадди хотел уже ответить, но я опередил его.

— В определенной степени. Вы оба предоставляете вашим посетителям больше услуг, чем они ожидают получить.

Поль улыбнулся.

— Я хочу, чтобы вы посмотрели первое шоу. Тогда мне хватит времени, чтобы заказать вам на обед антрекоты с жареной картошкой.

Я ответил улыбкой.

— Ужасно хочется есть. Премного вам благодарен. Бадди рассмеялся.

— Я тоже голоден, но мне хотелось бы познакомиться с симпатичной девушкой. Поль кивнул.

— После обеда и шоу мой личный шофер отвезет вас на Монмартр, где вы познакомитесь с одной из моих красавиц. Сегодня вы мой гость. Все за счет заведения. — Поль посмотрел на меня. — А вы? Составите компанию Бадди?

— Мне тут очень нравится, — ответил я. — После обеда побуду здесь, а потом вернусь в казарму.

ГЛАВА 2

За день до Рождества я получил подарок. От Толстой Риты и ее брата Эдди. Прямоугольную, длинную, в два фута, картонную коробку, обклеенную бумажной лентой. Мы с Бадди долго смотрели на коробку, гадая, что в ней лежит.

Неожиданно Бадди рассмеялся.

— Я думаю, Толстая Рита поймала твоего дядю Гарри, отрезала ему член и сделала из него чучело.

— Ты рехнулся, Бадди, — засмеялся и я. — Посмотри на штемпель. Посылка отправлена из Калифорнии.

— Тогда что же это? — вопросил Бадди. К тому времени к нам подошли и другие солдаты. Догадки посыпались как из рога изобилия. Но лишь один солдат, работавший в кулинарии в Бруклине, нашел правильный ответ.

— Это салями. Я уверен.

— Может, вскроешь коробку? — спросил меня Бадди.

— Даже не знаю. Не лучше ли подождать до Рождества?

— Как скажешь, — пожал плечами Бадди. — Подарок-то твой.

— Давай я вскрою коробку, — предложил бруклинец Сэмми. — Если это салями, мы все съедим по кусочку. — Он наклонился к коробке и принюхался. — Запах чувствуется даже через картон.

— Хорошо, — кивнул я. — Ты, похоже, в этом дока. Открывай.

Сэмми повернулся к Бадди.

— Одолжи мне свой нож.

Получив нож, Сэмми в несколько секунд расправился с коробкой и, достав палку кошерного салями, поднял ее над головой.

— Настоящее кошерное салями! — объявил он.

Бадди всмотрелся в салями.

— Может, это все-таки член твоего дяди Гарри? Очень уж морщинистая палка. — Тут Бадди расхохотался. — Отличный подарок. Запах стоит на всю казарму.

Сэмми повернулся к нему. — Если вы добудете две дюжины яиц и полфунта масла, я сварганю вам омлет, какого вы никогда не пробовали.

Бадди кивнул.

— Яйца и масло я достану, но тебе придется добавить пару луковиц. И французские батоны тоже за тобой.

— Будет исполнено, — вытянулся в струнку Сэмми. — Плита в казарме есть. Так что отобедаем завтра на славу.

Я переводил взгляд с одного на другого.

— Что это вы задумали? Между прочим, это мой рождественский подарок.

Сэмми рассмеялся и сунул салями под мышку.

— Его тебе прислали на Хануку[31], а не на Рождество. — Он отрезал кусочек салями и протянул мне. — Попробуй. Вкус божественный. Во Франции такого днем с огнем не найти.

Я с трудом разжевал салями. Твердая, как камень. Я кивнул Сэмми.

— Готовь омлет. В чистом виде это есть невозможно.

«Голубая нота» стала моим вторым домом. С Полем мы быстро сдружились. В уик-энд, получая увольнительную, я обязательно шел в кино и, внимательно вслушиваясь в диалоги актеров, понемногу начал понимать французский.

После кино я отправлялся в ресторан и пытался заказать обед на французском. Мне все больше нравились французские вина. К февралю я стал завсегдатаем «Голубой ноты» и уже мог разговаривать с девушками на ломаном французском.

Как-то в «Голубой ноте» появился Бадди. В два часа ночи он возник около моего столика, который в клубе уже называли «американским». На Бадди просто лица не было. Он сел и вскинул на меня глаза.

— Ты один?

Я молча посмотрел на него. Бадди не хуже меня видел, что за столиком никого нет.

— Да.