Необитаемое сердце Северины - Нина Васина

– Да ведь я уже сказала! – рассердилась Северина и покраснела. – Ничего больше не хочу! Не интересно мне жить! Я ждала, когда стану взрослой, чтобы узнать что-то новое, счастливое... А теперь, что?

– Что?.. – растерялся батюшка.

– Ничего больше не будет. Я сама себе все делаю, понимаете? Как только мне что-то не понравится, я придумаю все, что захочу. Разве это – жизнь?..

– Это, конечно, не совсем жизнь... Но почему ты считаешь, что я тоже нахожусь в мире, – Евсюков обвел рукой вокруг себя, – который не настоящий, а...

– Он настоящий! – устало перебила его Северина. – Для вас и тех, кого вы в него заселили.

– Те – это кто?

– Варианты. Не знаю, как объяснить... Мне кажется, что люди живут сразу в нескольких временах и местах, потому что они всегда – чья-то выдумка.

– По логике, тогда и ты чья-то выдумка.

– Нет, я из полутьмы, я с детства выдумываю все, что мне нужно. А вы приехали зачем-то жить в полутьму. И ваша жизнь переменилась, правильно? И теперь вам хорошо. Тут, в глуши, после яркой Москвы. Может, вы тоже?..

– Нет! – покачал головой Евсюков. – Давай покончим с философией и мистикой. Просто скажи, чем я могу тебе помочь. Кстати, можно посмотреть твой паспорт?

Поколебавшись, Северина достала из рюкзака паспорт и протянула батюшке.

– Северина Оленьевна... – пробормотал Евсюков. – Как звали твоего отца?

– Не знаю, как его звали, – отбирает Северина паспорт. – Он был оленем. Я думаю, мама его... придумала. А что? Дева Мария тоже себе голубка придумала, только моя мама была не такой безгрешной.

– Ага!.. Оленем, значит... – кивнул батюшка, завис взглядом поверх головы Северины, потом встрепенулся: – На чем мы остановились?..

– На вашей помощи. Помогите найти моих крестных. Бугаев сказал, что должны быть записи в церковной книге за 1982 год.

– То есть ты не можешь найти кого-то из выдуманных тобой персонажей? – с хитринкой заметил батюшка.

– Они не мои, – серьезно ответила Северина. – Эти люди зачем-то окрестили меня, а крестика не оставили.

– А крестик тебе нужен, чтобы?.. – батюшка повертел перед девочкой указательным пальцем.

– Чтобы. Покончить. Со всем. Этим. – Сказала Северина со спокойствием уставшей сиделки.

Евсюков оживился и с озарением подался к девочке:

– Ты веруешь! Ты сама не осознаешь, а веруешь. В крест, в предназначение! В твоей головке много мусора, но привело тебя сюда желание осознать собственное предназначение!

– Да нет же, – устало заметила Северина. – Крестные и крестик – это единственное, что я не придумывала, они сами возникли, это не мое. Просто интересно, зачем незнакомые люди меня окрестили. Вдруг, я кому-то нужна... Хотелось бы знать, кому и зачем.

Батюшка длинно выдохнул и посмотрел на девочку с печалью.

– Мы с тобой общаемся, как глухонемой со слепым. Так дело не пойдет.

– А я вам очень благодарна. Что слушаете внимательно и не говорите о молитвах, воздержании, искуплении грехов.

– Да уж... Благодарить меня пока не за что. Ты пришла ко мне и сказала, что собираешься покончить с жизнью. Вот тебе мой совет. – Батюшка встал. – Умереть можно разными способами. Самый продолжительный, но интересный – это пожить в невыносимых условиях, ничего не придумывая.

– То есть, – грустно усмехнулась Северина, – стать чьей-то выдумкой.

– Не чьей-то, а Бога. Все под ним ходим. Живи, Северина! – заводясь, повысил голос батюшка. – Живи, и жизнь найдет способ тебя убить, уж не сомневайся, ты только пробуй все подряд. Все, что попадется!.. Это лучший способ умереть.

Северина, задержав дыхание, уставилась на батюшку снизу, приоткрыв рот.

– Пойдем! – он протянул девочке руку.

– Куда?.. – прошептала Северина.

– Посмотрим записи крестин за восемьдесят второй год.

Они вышли из комнаты друг за другом, петляя между завалами книг на полу, и Северина сзади Евсюкова вдруг сказала:

– Вы мне напомнили о коллайдере. Когда предложили интересный способ умереть.

– Да-да-да... – ответил уже невидимый за поворотом коридора батюшка. – И что у нас с коллайдером?..

– Можно попробовать сорвать его запуск, – буднично сказала Северина. – Мне это раньше в голову не приходило.

– Прекрасная мысль! – опять на пределе громкости воскликнул остановившийся батюшка. – Эта мысль прекрасна своей невыполнимостью! Знаешь, почему? Потому что ты, создавая от отчаяния другую реальность, можешь представить себе все, что угодно, но только не устройство ускорителя элементарных частиц! Это... очень трудно.

Евсюков двинулся по переходу из нового здания церкви в старое, его слова приглушились, Северина еле их разбирала.

– Но если бы я задался такой целью, то пошел бы по пути неправильной настройки фазы... при запуске. Или занялся программным обеспечением. Это проще – сменить кое-что в программе... Для этого, правда, нужно работать на коллайдере. Кстати! Мой знакомый со студенческих лет, ты его видела... физик с большими перспективами... как раз занимается... Северина?.. Ты где? – Евсюков остановился в старом здании и огляделся.

Девочка вышла из темноты перехода и посмотрела на арочное окно церкви, поймав свет лицом. И Евсюков от такого зрелища впервые за время своей причастности к Богу неосмысленно перекрестился – рука сама все сделала.

* * *

Не в силах отделаться от странного ощущения тревоги после ухода девочки, Евсюков в середине лета решил съездить верхом в Полутьму. Немолодой жеребец Рыжик с неспешной покорностью повез его на себе лесом. На подъемах батюшка слезал на землю для облегчения скотинки и шел рядом, глубоко вдыхая терпкие запахи земли.

Выйдя по лесной просеке к Полутьме, на окраине деревни он встретил женщину с двумя маленькими детьми и собачонкой комнатной породы. Женщина сказала, что ее вывезли с внуками на лето, что она родственница покойной Марии Кукушкиной. Арину Петрову, которую все зовут Армией, она знает, но давно не видела, говорят, та в городе работает, то ли истопником при интернате, то ли завхозом. А Любава, дочка покойной Елены Каримовны, приезжала в апреле, они виделись.

К ним подошли еще две женщины лет пятидесяти, они приветливо поздоровались с батюшкой. Евсюков узнал, что Немец так и живет бобылем, а бывший председатель Бугаев зимой помер. Перед смертью «вызвал не вас, как полагается», а девчонку из интерната, дочку гулящей Варвары, ее Армия доставила.

Между женщинами завязался небольшой спор, стоит ли плохо отзываться о Варваре – известной акушерке, которая много добра людям сделала.

– А что Бугаев хотел от Северины?.. – успел внедриться в спор батюшка.

– Да кто знает, – заметила одна из женщин. – Он дочку Варвары никогда особо не привечал, а тут...

– Армия знает, – вступила другая женщина. – Она мне говорила, что Бугаев рассказал девочке о крестных. Северина не совсем сирота, крестные у нее есть то ли из Москвы, то ли из Ленинграда. И молодец, что побеспокоился. Может, девчонке и повезет – признают ее крестные, устроиться помогут. А то ведь сопьется она тут с Любавой.

Женщины попросили батюшку благословить детей. Евсюков положил ладони на головки двоих, что стояли рядом. Потом подождал, пока приведут еще двоих, постарше. А на лошади покататься не разрешил.

* * *

Через неделю он поехал на телеге с Михалычем на станцию. Оттуда – до Сурков – на автобусе. В паспортном столе милиции ему дали адрес Любавы Полутьмы, а где расположен интернат, он и так знал – пару раз привозил туда книжки. Евсюков решил начать с Любавы. Интернат никуда не денется. Напоследок внимательно окинул взглядом паспортистку – женщину лет тридцати, которая отличалась от посетителей и стражей правопорядка веселым открытым взглядом счастливого человека.

Любава минут пять пыталась понять, чего от нее хочет незнакомый мужик с бородой. Она стояла в проеме двери двухкомнатной хрущевки в ночной рубашке и неудержимо зевала, закрыв собой проход. Евсюков, отворачивая лицо от запаха перегара, пожалел, что не в рясе.

– Вы это... – приняла решение Любава, – вы подождите во дворике на скамейке. Мне неудобно вас приглашать в квартиру – не убрано. Я выйду, только оденусь.

Она оделась, причесалась и даже почистила зубы. Евсюков внимательно присмотрелся к присевшей рядом женщине. Если после запоя, с седыми прядями в волосах она так хороша собой, то как же эта женщина выглядела в молодости?.. Почему не устроила свою судьбу с такой внешностью? Любава заметила взгляды батюшки и грустно усмехнулась, подгадав его мысли:

– Мать замуж вышла, когда мне было пятнадцать. А я по натуре разрушительница. Уложила в постель сводного брата. А потом оказалось, что он в мачеху влюблен... В общем, и себе и ей жизнь поломала. Вы что про Севку хотите узнать?

– Это вы отдали девочку в интернат?

– А куда мне было ее девать? В Полутьме остались три с половиной старухи, зимой там все от мира отрезаны. Ребенку восемь лет было! – Любава повысила голос, заводясь.