Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Мотю долго избавляли от вшей, но даже после этого не положили спать вместе с Дуней. Девочка в бане распарилась, в груди у неё что-то отмякло и она начала хрипло кашлять. Катерина рекомендовала держать Матрену поближе к печи и отдельно ото всех.

На следующий день вся челядь Совиных пришла на двор Дорониных и ждала распоряжений. Василиса демонстративно удалилась, сказав, что их судьбу будет решать их боярышня Матрёна Саввишна.

Дуне даже не пришлось особо наставлять Мотю. Она расписала подруженьке по пунктам, что та должна требовать от своих людей, и почти ничего нового для неё не было.

Первое и основное: приведение дома и хозяйской Зорьки в порядок. Зорька не настоящий боевой конь, но боярин её выучил командам, седлал, когда шёл в поход, и замену ей найти будет трудно. Однако, кормить её надо по-особенному, а значит ей предстоит отработать свой корм. Поэтому второе: Дуня нанимает Зорьку и Юрко для перевозки брусчатки. Конюх Касим возмущался, говоря, что Зорька не приучена под телегу, но тут без вариантов: хочет жить — научится. Третье: две женщины, Мотя и жмущая к ней девочка-одногодка из детей челяди, идут учиться к ней вязать, а Павлушка остаётся при доме, предоставляет доступ водовозам к колодцу и берет за это небольшую плату. Пока это всё, что смогла сходу придумать Дуня для челяди Совиных и Моти с умирающим отцом.

Семён был свидетелем того, как отмытая, приосанившаяся Матрёна разговаривала со своими людьми и ловко раздавала указания. Её слушали внимательно и расходились приободрённые. Всем сказали, что надо делать, и даже голодные животы не стали помехой появившемуся энтузиазму.

Семён спросил разрешения у Моти проведать её отца. Он сам себе не смог бы объяснить, зачем. У них с Саввой была приличная разница в возрасте и раньше им не приходилось даже разговаривать.

Боярич зашёл в дом. Теперь в нём было тепло. Савву вчера обмыли, положили на лавки, покрытые шкурами, но он продолжал оставаться в беспамятстве. На столе стоял кувшин с водой и кусочек хлеба, а у иконы горела свечечка.

— Я велел размачивать хлеб и пытаться кормить боярина, — оправдываясь, заговорил вошедший Павлушка.

— Почему хозяин был грязен? — без злобы спросил Семен. — Понятно, что не умеете лечить, но держать тело в чистоте могли бы!

— Дык… не подумали, да и сами мы завшивели… всё как-то навалилось, изменилось, и мы пропадать стали… — невнятно забубнил воин.

Семён не осуждал. Он вспомнил, что когда свалился в яму в лесу и чуть не свернул себе шею, то его вытащили и поили два дня, дожидаясь, когда он придет в себя. Даже домой не отнесли. А когда он очнулся, то велел себе греть воду и стирать изгаженные портки. Тогда ему казалось нормальным, что два дня он лежал на ветках, ходил под себя, а ему только пить давали. Каждый холоп заточен на одно дело. Воин не умеет нянчиться, не обучен вести хозяйство. У всех свои обязанности и это упрощает жизнь, но…

Погруженный в свои мысли боярич вернулся во двор Дорониных, а там Дуня уже собиралась в Кремль. Ей показалось, что княжич скучает по ней! Семён усмехнулся, но мысли вновь вернулись к Совиным.

Как же так получилось, что брат Семёна, взрослый муж, не смог особо ничем помочь своему товарищу? Сильный, умный, родовитый — и оказался бесполезным? Хозяйка дома тоже ничего лучше не придумала, как бросить всех, устроив паломничество и уведя с собой ключницу. Да и Еремей Доронин проявил готовность поддержать, но не взваливать на себя чужое ярмо. А Дунька без сомнений сунула свой нос и разгребла проблемы Совиных, не вешая на себя это ярмо. Она даже лекарке не платила, а угостила её творожными завитушками и та осталась довольна. Вот тебе и смешная девчонка!

Семён сопроводил Дуняшу в Кремль, долго ждал её там и всё вспоминал, чему стал свидетелем за прошедшее время в качестве дядьки-телохранителя. И неожиданно оказалось, что всего лишь сопровождая её и наблюдая за ней, он увидел и узнал больше, чем когда его учили охотиться и быть воином.

Сколько раз он удивлялся за это время? Сколько испытал новых эмоций и осуждал себя за то, думая, что это недостойно воина. А теперь у него появились сомнения даже по поводу того, каким должен быть достойный воин и что он обязан уметь делать.

Семён замер от настолько крамольных мыслей. Авторитет серьёзных братьев вдруг покачнулся и не казался больше незыблемым. Их гордый вид, давящая сила и жёсткий взгляд перекрыла озорная Дунькина улыбка и внимательный взгляд голубых глаз.

Глава 14

— Опасная работа у нашего боярина-батюшки, — вздыхала Василиса, вернувшаяся из приказа, куда бегала, чтобы приложить кусок мяса к глазу боярина.

Дуня фыркнула прямо в кружку и отпрянула от брызг: деду на заседании в думе подбили глаз, и он вызвал ключницу, чтобы та «что-то сделала». Сама же Дуняша без дела не сидела и успела испечь солёные палочки. Точнее, сначала это были крошечные крендельки, но ей быстро надоела возня с лепкой и крендельки превратились в палочки. Но на этом она не успокоилась и велела Даринке с подружкой на скорую руку сшить маленькие мешочки.

— Сложу в них угощение, чтобы было культурно! — пояснила Дуня и услышала, как девки прыснули от смеха.

Кухарка хотела было сказать, что ключница будет в ярости от бесполезной траты полотна, но Дуня угрожающе потрясла пальцем и пояснила девицам, чтобы шили из обрезков. Дав поручение, она помчалась проверить, как скручивают нить соседские челядинки. А когда вернулась Василиса, то ей было не до траты обрезков на придумки боярышни, которые неизвестно когда ещё пригодились бы.

Зато у Дуни вся испечённая соломка была расфасована в мешочки и наружу торчали только вершинки, чтобы удобно было вытаскивать за них.

— Я в Кремль! — важно сообщила она и упорхнула.

Василиса недовольно поджала губы, видя, как боярышня садится в возок, а боярич Семён с Гришкой выезжают следом.

— Вот будет нам всем от боярыни, когда она вернётся, — проворчала ключница, заранее чувствуя головную боль от одного только взгляда Милославы. Но пусть боярыня сама разбирается, как у Дуняшки вместо наставницы оказался дядька, и та по всему городу катается, когда вздумает!

Евдокия ехала и пыталась составить план действий. Как-то незаметно у неё образовалось много хлопот, а реализовать всё стало сложно. Челядинки Совиных оказались не приучены к прядению и рукоделию. Теоретически женщины умели это делать, но профессиональных мастериц среди них не было. Только Мотя ловко управлялась с пряжей и быстро сообразила, как вязать. За ней смогла угнаться девочка-челядинка, с которой боярышня сдружилась в период беды.

Василиса, как только вернулась от боярина-батюшки, посмотрела, ладится ли работа у новобранцев в вязальном деле — и без церемоний спровадила одну из баб в помощь кухарке, другую поставила стирать бельё.

— Эти тебе только нить испортят, — пояснила она Дуне, и та не стала спорить.

Надо было сразу приставить их к делу попроще, но Совиным был жизненно необходим заработок, а на стирке и чистке овощей не заработаешь. Вот Дуня и понадеялась, что женщины хоть как-то освоят вязание, но крючок постоянно выпадал у них из рук, а сами они никак не могли запомнить, куда его поворачивать и что тянуть. Пока Мотя смотрела на них и проговаривала, что делать, то у них что-то получалось, но стоило ей заняться своей работой, то женщины путались, пугались, начинали плакать и просить привычную им работу.

Ключница напоила Дуню ягодным взваром, прежде чем она умчалась в Кремль. И сейчас боярышня ехала, гоняя мысли по кругу, стараясь придумать, чем теперь жить Совиным. Её сердце тронула беда соседей, но было ещё что-то такое в глазах Моти, что не давало покоя.

Белобрысая подруженька очень внимательно слушала всё, что говорила Дуня и беспрекословно выполняла все её наставления. Но не это удивительно, а то, что Мотя верила Дуне. Верила так, что даже страшно было. Наверное, эта вера образовалась из-за того, что взрослые вдруг оказались не такими сильными и надежными, как ей думалось, но Дуня теперь боялась обмануть доверие Моти.