Поспорь на меня (СИ) - Эн Вера

В кабину вернулся куривший на улице водитель, а это значило, что автобус сейчас отправится. Рома раздраженно пнул отколотый от тротуара дворником кусок снега и повернулся к автобусу спиной. Разговаривать с Сонькой в людном месте было не лучшей идеей.

— Рассказывай свое «серьезное», Бессонова, — вздохнул Рома. — Я весь внимание. Только поскорее: если я околею под твой треп от холода, проку от меня не будет.

Сонька на том конце провода хмыкнула.

— Девятое марта на дворе, Давыдов! — резонно заметила она. — Текут ручьи, поют грачи…

— Минус восемнадцать с утреца не хочешь? — усмехнулся Рома и услышал в ответ невеселое оханье. — То-то и оно. Так что пожалей меня, не отвлекайся: я и так уже один автобус упустил.

В трубке неожиданно повисла тишина, и Рома в ожидании переступил с ноги на ногу. Днем не особо потеплело, а он не рассчитывал на долгие прогулки.

— Сорокина не с тобой? — внезапно уточнила Сонька, и Рома удержался от шпильки о том, что с этого надо было начинать. Лишь подтвердил, что нет, не с ним, отчалила в тепле и уюте в салоне авто. Сонька резко выдохнула, чем снова озадачила, и продолжила так же жестко: — Тогда рассказывай про ее Олега. Кто, откуда, чем живет. Хочу знать всю его подноготную!

Рома хмыкнул: умела Сонька четко формулировать свои желания.

— Тебе зачем, Бессонова? — поинтересовался он, забыв о том, что не планировал растягивать разговор. — Жаждешь у подруги отбить? Так я не по этой части.

Сонька фыркнула — откровенно презрительно.

— Знаю я, по какой ты части, Давыдов! — заявила она. — Про вашу авантюру со спором Катюха мне рассказывала. Я, конечно, долго не верила, что училась с подобными психами, но от правды не убежишь. И теперь хочу понять, кто из вас двоих больший псих: Сорокина, решившая заполучить парня подобным способом, или ты, согласившийся ей в этом помочь. Не разочаровывай меня, Давыдов, скажи, что Катюха заставила тебя это сделать, а на самом деле ты адекватный и местами даже разумный человек, несмотря на демонстрируемую заторможенность.

Рома покачал головой. Выносить Сонькин словесный понос дольше пары минут ему обычно не удавалось. Но сейчас он должен был ее дослушать. Хотя бы потому, что ей не нравилась Катюхина идея со спором. И кажется, не нравился сам Карпонос.

— Адекватный и местами даже разумный, — согласился он. — И я предупреждал, что этот способ не сработает, но…

— Когда бы Сорокину это останавливало, — закончила за него Сонька и задумалась. Рома печально посмотрел вслед уехавшему автобусу, а потом еще более печально — в противоположную сторону, где на горизонте было девственно пусто. Засада. — Ладно, уже кое-что, — подытожила между тем Бессонова. — Теперь вернемся к Олегу. Катька, конечно, говорила мне о нем, но там сплошные дифирамбы и розовые единороги. А в натуре что? Уж ты-то не станешь приукрашивать его достоинства.

Рома сжал зубы, запирая рвущиеся на волю слова. Ох и много у него накопилось эпитетов в адрес Карпоноса, а озвучить их до сих пор было некому. Вот только подставлять Катюху он не хотел. Пусть сама разбирается со своим ухажером и своей подругой. А Рома с краю постоит.

— Зачем тебе, Бессонова? — снова спросил он. — Не думаешь, что Катя имеет право сама решать, с кем ей встречаться и по кому сохнуть? И твое мнение…

— Нет, не считаю! — снова отрезала Сонька. — Катерина в этих вопросах невинней младенца, ее любая сволочь обмануть сможет, кто потом ей разбитое сердце склеивать будет? Уж точно не ты, Давыдов! Будь я рядом, все об этом Олеге выведала бы, прежде чем Катерину ему доверить! А теперь вот приходится к разным болванам вроде тебя за помощью обращаться. Так ты мне поможешь, Давыдов? Или тебе плевать на Катюхину судьбу?

Роме было не плевать. Но он по-прежнему не доверял Соньке. Помнил ее эксперименты по приручению. И не хотел отдавать на опыты Катюху.

— Почему ты считаешь, что он разобьет ей сердце? — решил все же подстелить соломку Рома. — Может, он души в ней не чает и будет всю жизнь на руках носить…

— Тип, заметивший Катюху после спора на нее? — резонно фыркнула Бессонова и наверняка закатила глаза — это она умела мастерски. Рома хотел к ней присоединиться. — Не смеши мои тапочки, Давыдов! Это Сорокина в своей первой влюбленности может ничего не замечать, но ты-то должен понимать элементарные вещи. В лучшем случае этот Олег бросит ее, как только выиграет спор. А в худшем — попользуется по полной, а потом избавится, когда пользы от ее родственника больше не будет. Ты же не желаешь Катюхе такого будущего, Давыдов? Искренне на это надеюсь и уповаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нет, Рома не желал. Он всеми фибрами души жаждал отвадить Карпоноса от Катюхи. Куда сильнее, чем Бессонова. Но все же не хотел ставить свои интересы выше Катиных. Она-то ведь своего Олега любит.

— Сонь, ты напрасно, на самом деле, поднимаешь бучу, — примирительно проговорил он. — Спор спором, но к Катюхе он со всей душой. Цветы дарит, в театры приглашает. Пусть развлечется, а там видно будет.

К остановке наконец подъехал следующий автобус. Рома с надеждой глянул на замолчавшую трубку: может, Бессонова разочаровалась в нем и сейчас отключится? Он очень хотел в тепло. И домой.

— Слушай, Давыдов, выключай клоуна и давай поговорим откровенно, — наконец проговорила Сонька, и Рома мысленно чертыхнулся. Минус восемнадцать, угу. А он в кроссовках. — Я действительно беспокоюсь за Катерину и хочу понимать, есть ли у меня для того повод. Я готова смириться и со спором, и с полугодовым игнорежем: в конце концов, влюбиться можно и в давно знакомого человека, если появится повод. Но на сердце у меня неспокойно, и я объясню тебе почему. Катерину в последнее время слишком часто предавали. Отец, внезапно появившийся в ее жизни и, как оказалось, вовсе ее не хотевший. Мать, простившая его и, по сути, предпочетшая его Катюхе. Брат, забравший у нее последнее родительское внимание. Я, бросившая ее в столь трудный момент совсем одну. У нее не осталось рядом близких людей, которым она могла бы доверять. А быть одному очень, очень сложно, Давыдов. Тут цепляешься за любые крохи тепла и придумываешь себе то, чего на самом деле нет, лишь бы не сломаться. Есть у меня подозрение, что Олег стал тем самым объектом Катюхиной нежности, которую ей не на кого больше тратить. Она придумала его себе и влюбилась в собственные же фантазии. И хорошо, если этот самый Олег хоть сколько-нибудь им соответствует. Дай бог, чтобы он разглядел Катерину и оценил ее по достоинству. Но что-то мне подсказывает, что все будет иначе. И вот с таким предательством она уже не справится.

В новый автобус набирался новый народ, но Рома больше на него не смотрел. В груди стреляло такой острой жалостью к Катюхе, что собственные неудобства отошли в сторону. Он-то и не знал, что у нее такие неприятности. Думал, обычное непонимание с родителями: у кого не бывает? А получалось, что она совсем не из вредности грызлась с отцом и грустила по прежним временам. И искала, как сказала Сонька, хоть какое-то утешение.

Вот только не от Карпоноса ей было его ждать. Этот не оценит, нет. Он уже ни черта не ценил.

— Что предлагаешь? — прямо спросил у Бессоновой Рома: время упражнений в остроумии ушло безвозвратно.

Сонька на другом конце провода невесело вздохнула.

— Ром, поверь, у меня нет потребности рассорить Катерину с ее Олегом, — еще раз объяснила она. — Лишь защитить ее от возможного разочарования, если он вдруг это замыслил. Можешь считать это данью совести: а она у меня есть, как ни странно. Потому я и хочу понять, что Олег за человек и чего от него ждать. К сожалению, из тех обрывочных сведений между Катюхиными восторгами у меня возникли определенные подозрения на его счет. Развеешь? Или мы все-таки в одном окопе?

Рома прошелся по пустой остановке. Он не знал, каким образом Бессонова рассчитывала «защищать» Катю от произвола Карпоноса. Зато отлично представлял, что может сделать сам. Хотя бы попытаться, чтобы потом не кусать локти. Катюха заслуживала того, чтобы за нее побороться. Пусть даже ничего не выгорит, она хотя бы будет знать, что у нее есть настоящий друг. Который не даст ей остаться одной. Что бы ни случилось.