Разбитая наковальня - Данила Ромах

самые непоседы босиком, даже траву не пугая, ходили вокруг дома и слушали каждое слово, что здесь звучало. Стража, шумной брони лишённая, но шорохом неслышным себя выдавшая, сидела под полом между свай. И только пересчитав всех, лишь каждому присутствующему, включая Лаи, в глаза взглянув, мастерица ужаснулась. «Убийца безумный пересёк порог, и всякого он здесь погубит, как тех, кого до этого встречал», – мысль сдавила девушке и голову, и горло. Каруза испуг сей поймал и страшно ему обрадовался.

– А гостья ваша меня поняла, – обратился он к присутствующим, – никому не хочется жить так близко к одержимым тварям! Ваш дух, старейшина, как и у былой рабыни, чист. А к остальным у меня вопросы… – немилостью заскрипела рукоять меча в хватке.

– Каруза, скажи мне, – молвила Лаи едва дрожащим голосом. – Сколько лет сейчас императору?

– Глупости спросите! Он не старше дочери моей: и пяти лет нету чаду святому.

«Две сотни лет правит император Гон. Страшное творится в голове Каруза», – лишь крепче убедилась Игна.

– А коль так молод он, то всяко совету слова поперёк не давал, не велел казнить за их проступки и преступления.

«Голов совет лишился, как явили Гон дурные вести», – вновь мастерица поняла.

– Следи за языком, старейшина. За такие слова его лишиться – дело плёвое…

– Прости, глупость по старости будто сама вышла. Сколько деревень пало от твоей руки?

– С полдесятка, как проснулся.

– Только отошёл от сна векового – и за меч взялся! Герой! – язвила неприкрыто Лаи. – Пощадил ли ты хоть кого, о великий воин?

– Нет! – тона старейшины не чуя, похвалился Каруза. – Грязь тянулась вдоль границы и кровью была смыта!

– И даже единое дитя не пощадил?.. – одним вопросом Лаи сковала всех присутствующих в лёд.

– Нет! – вновь воскликнул воин. – Я не дам ни единому отпрыску тварей из Загоризонта остаться средь живых!

– Поняла тебя, – старуха чуть отвернулась, прогоняя слёзы, – тогда позволь нам наградить тебя за труды.

Лаи стол отодвинула в сторонку и подозвала жестом Каруза к себе. Приблизившись, воин припал на одно колено и потупился в пол. Но что-то в преисполненном лике воина изменилось, едва он разглядел меж досок черноту ружейных дул.

Пороха вспышка, залп громкий – и невероятная сила, разносящая всё на своём пути, встретила Каруза! Несколько пуль коснулись его черепа, рёбер и колена, хотя воину хватило прыти чуть выйти из-под четырёх огней.

– Демонопоклонничьи ублюдки! – заревел он, придерживая раненую голову.

Воин выхватил клинок из ножен. Ядовитая стужа сгустила вечерний воздух, небо стало чернее угля, загубив звёзды, и будто луны отвернулись от деревни. Дырами ржавыми зияющий, зубами нечеловеческими погрызенный, грязным отблеском крови присохшей говорил клин за своего хозяина: «Я есть смерть сотен, и за сотней я ещё приду». Рассёк Каруза мечом своим пол под ногами, и багрянец просочился сквозь доски. Один лишь вскрик донёсся снизу: короткий, болезненный, отчаяния полный. Без сомнений, то был Луба.

Каруза, не сбавляя меча от осевшей крови, бросился на старейшину. Галау встал поперёк и попытался задеть воина вилами, но Каруза поделил пополам сначала инструмент, а после – и его обладателя. Брат покойного с воплем вогнал топор мечнику в плечо, за что тут же головы лишился. Игна, будто очнувшись, всю силу духа своего в ноги пустила и с места сорвалась.

– Бузула, всех вон! – рявкнула она.

«Коль меч этот поганый из железа колдунского сделан, то отбить я его смогу, – подумала девушка быстрее ветра, – а коль нет, то пущай помру здесь, но не сбегу».

Встала Игна меж воином и старухой, всем телом заступилась она, руки над головой скрестив и чуть наклонившись. Мощь сковала члены от локтей до самых кончиков пальцев. Мастерица сжала кулаки и встретила своё мутное отражение в быстро приближающемся мече.

Звон громкий, бьющий по ушам и уходящий в грудь. Нечистая сила желала разрубить дух Игны, но тот выстоял. Клинок отпрыгнул в сторону, как от удара о камень, уводя за собой руки безумного воина. Кулаки мастерицы загудели, а Каруза, выражая неподдельное удивление, пошатнулся и сделал невольно шаг назад. Игна быстро вытянулась, скоро прыгнула к противнику, чтоб сократить расстояние: удар она наметила воину в зубы. Каруза, спохватившись, решил Игну пронзить, но девушка движением ладони свободной клинок от себя отвела и дала обидчику в нос с такой силой, что разбила напополам бы глыбу. Голова безумца выгнулась по сломанной шее. Мастерица схватила Каруза за плечи и выбросила из здания, ещё полного людей, на ночную улицу. Стены тонкие поддались крепкой воинской спине, сыра земля встретила Каруза, пару костей тому посчитав.

– Прочь с улицы, все прячьтесь по домам! – спрыгнув за безумцем, кричала Игна. – Не выходите, пока я не закончу!

Улица пустела, колокол деревенский – бед всех глашатай – звенел неутомимо. Порушив ожидания мастерицы о скорой победе, Каруза уже поднялся на ноги, отряхиваясь от пыли. Нос его даже не пустил крови, хотя и был вмят чуть ли не в череп. Он поддерживал собственную голову рукой, пальцами запутавшись в грязных волосах. Круглые пули, что разорвали плоть и въелись в потроха, нечистая сила вытолкнула обратно, стягивая раны быстрее всякого колдунства. «Воистину, не человек – тварь ядрёная», – удивилась Игна.

– Хорошо бьёшь, мастерица! – похвалил Каруза. – Однако никакого вреда не хватит, чтобы меня убить.

– Это лишь один удар из тысячи, что я тебе уготовила.

Они вновь сошлись. Каруза сделал полдесятка взмахов: лёгких и быстрых, одиночным хватом. Отбив скорые атаки, Игна ударила сначала в живот, а после, прибавив ещё кулак, – в челюсть. Та с хрустом отошла в сторону, высвобождая за собой град нечленораздельных ругательств. Воин еле удержал голову на месте. «След ударов моих так быстро не проходит, хоть силы в них едва ли столько же, сколько в ружье», – поняла мастерица и тут же запомнила.

Каруза, разметив клинку своему путь, хотел Игне голову снести. Меч уже коснулся шеи и едва пустил крови, как мастерица всю мощь человеческую плеснула по хребту, мышцы наполняя. Клин вновь отскочил, открыв Каруза для очередной Игниной атаки.

– Твой навык ковать колдуново железо тебя не убережёт, девчонка. Пущу тебе крови десяток раз – и в глазах твоих помутнеет. Ещё десять – и не сможешь устоять ты на ногах. А как рухнешь, то я добью тебя из милости своей безграничной.

– Твой клинок из колдунова железа тебя не убережёт, ублюдок. Сломаю тебе десяток костей – и взмахи меча твоего будут медлительны и предсказуемы. И уж тогда я доломаю и все остальные.

– Всё-таки глупости в тебе много! Умри!

Посредь пустой, будто вымершей, улицы