Драмы и комедии - Афанасий Салынский

Л ю б а ш а (сразу преобразилась, ее покинула медлительность, голос стал чеканным и жестким). Алешка! Поднять отряд. Выйти навстречу да из колка ударить первыми. Слышите, мужики?! С бандитами будем драться, у которых нет ни чести, ни совести…

К у м  с  м а у з е р о м. А ты что, с комиссаром обкрутилась — перекрасилась? С красными ублюдками отдыхать нас устраиваешь? Братанья только недоставало… Хватай ее, мужики, — и в расход!

Любаша оглянулась. Двое-трое дружинников нерешительно двинулись к ней, но она, словно не замечая этого, вынула из кармана браунинг и выстрелила в кума, когда тот дрожащими пальцами вскрывал деревянную коробку своего маузера.

Л ю б а ш а. А те, кто не ушли к Петьке Тельнихину раньше, могут уйти теперь, благо что сам сюда пожаловал. Таких, как Звонарь да этот вот, и сам атаман Анненков приголубит. Алешка, веди отряд! Я не задержусь.

А л е ш к а  и  д р у ж и н н и к и  уходят.

О х а п к и н. Прощай, кум, сам ты наперед меня упокоился.

Уже с минуту лежавший с открытыми глазами, приподнимается Ивушкин, он видит Любашу и не верит, думая, что это сон.

И в у ш к и н. Люба?..

Л ю б а ш а. Гаврюша! (Склонилась над Ивушкиным, бережно притронулась к нему.)

И в у ш к и н. Откуда ты? Среди нас… одна… Ты — пришла?!

Л ю б а ш а. Я с отрядом, случайно…

И в у ш к и н. С тельнихинским отрядом? (Ожесточенно.) Иди, убью… и тебя и Тельнихина…

Л ю б а ш а (спешит объяснить). Ушла я от него, Гаврюша!

И в у ш к и н. Пусти! Ребята… что там за стрельба?!

О х а п к и н. Междоусобно палят, Гаврила Семеныч.

Л ю б а ш а. Это мои… мои бьются! Петька Тельнихин налетел… За мною по степи хороводит, отомстить хочет. Ушла я от него!

И в у ш к и н. Когда ушла?

Л ю б а ш а. Три дня тому… три дня… Тороплюсь я, милый, сразу все скажу. Спасибо, что письмо мне с шахтером своим прислал. Сколько дум передумала! Кружусь по степи, как волчиха подбитая, между теми и этими… Хорошо, люди верные со мной, такие же, как я, горемыки. Скажи мне: что ж мне делать теперь? Где же правда, Гаврюша?!

И в у ш к и н. А хочешь ли ты знать ее, правду?..

Л ю б а ш а. Хочу, хочу! Много раз я разговоры наши с тобой вспоминала… Слова твои обдумывала…

Слышны приближающиеся выстрелы.

Мне пора… Прощай! Если вернусь, договорим. (Уходит.)

Л и з а (Ивушкину). Лежи, лежи. (Понизив голос.) Да змеюке этой не больно доверяйся. Видишь, мечется как?

И в у ш к и н. Мы с тобой, Лиза, правду свою с материнским молоком открыли, а ей труднее. (Прислушивается.) У кого ж там у них пулемет?

Л и з а. Изведет она твою душу.

И в у ш к и н. Что ж, оттолкнуть ее?! Эх, Лиза… Ведь мы судьбу России в свои руки взяли. За каждого теперь в ответе… Хоть один шаг кто-то в нашу сторону шагнул — сделай два, три шага навстречу и тяни, тяни человека к нам.

Л и з а. Из-за тебя она красуется. С одной стороны, спасает, с другой — в позорную яму вгоняет.

И в у ш к и н (невнимательно, прислушиваясь к стрельбе). В какую такую яму?

Л и з а. А ты спроси попа. Вон сидит, сгорбился. Эй, батюшка-поп, как тебя… отвечай теперь: зачем комиссара венчал в беспамятстве?

О т е ц  В а с и л и с к (со страхом, прислушиваясь к перестрелке). Под угрозой оружия… Сам принял великий грех… Прости, ради господа, товарищ комиссар. Любовь Ферапонтовна в большом аффекте были…

Л и з а. Всей армии, всем коммунарам на посмешище!

И в у ш к и н. Дура… дура Любка… Зачем?!

О х а п к и н. А пальба слышнее…

И в у ш к и н (превозмогая боль и слабость, поднимается). Все, кто с оружием, давайте к окнам! Высаживай стекла, бойницы будут.

Совсем близко послышались крики, ржание коней. Быстро-быстро закрестился отец Василиск, Ивушкин, Лиза и раненые стреляют.

Л и з а (прицеливаясь). Пей, бандитская тварь… Эту не пьешь? (Перезаряжает карабин.) Пей другую! (Вскочила.) Ивушкин, это ты… Твой выстрел Петьку Тельнихина срезал! Так с коня и грохнулся. (Покачнулась вдруг и, с улыбкой еще, осела на пол.) Да, да… Твой выстрел… я видела…

Р а н е н ы е. Бегут! Ура-а!

И в у ш к и н (радостно). Лиза! (Оглянулся, увидел, что Лиза лежит, наклонился к ней.) Лиза?..

Л и з а. Смешно… Неужели так умирают? Очень не хочется…

Еще дрожащая от горячки боя, входит  Л ю б а ш а.

Л ю б а ш а. Эй, собирайтесь, все в мой обоз! (Увидела Ивушкина и Лизу, подбежала.)

Л и з а (из последних сил приподнялась, глядит на Любашу). Ух, паскуда, как я тебе завидую… (Упала на руки Ивушкина.)

Л ю б а ш а (сняла шапку). Отходит, сойка… Верная была.

Ивушкин молчит.

Гаврюша… Гаврюша! (В глубочайшей тревоге, быстро шагнула к нему.)

И в у ш к и н (гневно). Опозорила…

Л ю б а ш а. Миленький!..

И в у ш к и н. Я с другом прощаюсь, уйди, обвенчанная…

Л ю б а ш а. Прости, в сердцах наглупила…

Ивушкин молчит, гладит волосы холодеющей Лизы.

Тогда — прощай!

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Бескрайний, залитый весенним солнцем степной простор. Полевой стан коммуны. Та же избушка-землянка с красным флажком над крышей. И так же хлопочет возле котла над костром  А г а ф ь я. Появляется  А н ю т к а, дочка Охапкина.

А н ю т к а. Тетка Агафья! Ваши отсеялись! Идут уже…

А г а ф ь я. А как твои? Где батька-то?

А н ю т к а. Батька с Иваном здесь, к Ферапонту собираются. Сеялку он обещал нам продать. (Заглядывает в котел.) Что варишь?

А г а ф ь я. Щи.

А н ю т к а. Можно, я посмотрю, как вы есть будете?

А г а ф ь я. Что это тебе — представление?

А н ю т к а. Бабка Шелаболиха бает, быдто ваши, когда едят, перед каждой ложкой три раза «ура» скрикивают.

А г а ф ь я. Что ж, оставайся, послушай.

Появляются коммунары — И в у ш к и н,  Г о л ь ц о в,  К о к о р и н  и  С а м о й л о  П е т е л ь к и н.

И в у ш к и н. Ну, на этот раз соберем урожай, а?!

К о м м у н а р ы. Соберем!

И в у ш к и н. Анютка! Здравствуй!

А н ю т к а. Здравствуйте… товарищи…

А г а ф ь я (накрывает на стол). Все как было, когда начинали…

Ивушкин усаживает Анютку на то место, где когда-то сидела Лиза.

И в у ш к и н. Только нет кое-кого…

А г а ф ь я. Прибежала Анютка сюда, кричит, а у меня аж душа захолонула… Так же Лиза, помню, прибежала: «Агафья, отсеялись!» Звонкая была…

Коммунары едят. Анютка тоже ест и ожидает: будут ли они, как болтала бабка Шелаболиха, перед каждой ложкой «ура» скрикивать? Агафья с улыбкой наблюдает за нею. Появляется  А н и с и м  О х а п к и н.

О х а п к и н. Анютка! Анютка-а…

А н ю т к а. Здесь я.

О х а п к и н. Ишь куда вильнула… Отшабашили, соседи?

И в у ш к и н. Отшабашили, Анисим Федорович.

О х а п к и н. Место у вас бойкое, на дороге, не обойдешь.

И в у ш к и н. Садись с нами, Анисим Федорович!

О х а п к и н. Благодарствуем. (Присаживается.)

Самойло передает ему миску с едой.

Глянь, Петелькин! Ты в коммуне, Самойло?

С а м о й л о. Как видишь.

О х а п к и н. Так беспортошным на всю жисть и останешься.

С а м о й л о. А ежели коммуна разбогатеет?

О х а п к и н. Чудак! Одному — вернее. Разбогател — так уже все твое, Самойлово! Батраков нанял и живи-наживайся дальше.

С а м о й л о. Стало быть, я разбогатею, а другие хоть с сумой ходи?

О х а п к и н. Пускай и другие мужики богатеют, тебе-то что?

С а м о й л о. Так, значит, все богатыми и станут? Даже батраки? Какого ж лиха им тогда на меня работать?

О х а п к и н. Вестимо, бедные все ж таки будут, да ить…

С а м о й л о (перебивает). Бедных-то завсегда больше, чем богатых! Вот я, значит, разбогатею, а бедные в одночасье обозлятся да все у меня отберут?

О х а п к и н. А ты им по шее…

С а м о й л о. Это я-то — бедным?!

О х а п к и н. Дак ты уже будешь богатым.

С а м о й л о (с улыбкой косясь на Ивушкина). Сказка про белого бычка…

Охапкин, соображая, чешет затылок.

И в у ш к и н. А ты, Анисим Федорович, за коммуну или против?