Звезда заводской многотиражки 4 (СИ) - Фишер Саша

Дурацкая история, но, кажется, проктило. На лице бабы Зины появилось промежуточное выражение между сомнением и сочувствием.

— А чего тогда прятались-то, раз родственники? — подозрительно прищурилась она.

— Так разве мы прятались? — я снова удивленно похлопал глазами. — Я просто заходил в гости, когда было время. Я же не виноват, что нашлись люди, которые подумали черт знает что. Не транспарант же мне было над головой носить, как на демонстрации... С крупными буквами на красном фоне: «Я племянник Анны Аркадьевны, не подумайте чего!»

Баба Зина не выдержала и засмеялась. Смех у нее был жутковатый, как ворона каркает. Я поежился. Да уж, понимаю, почему Анна перед этой мегерой спасовала и растерялась.

Никаких извинений мы, конечно же, не дождались. Но было достаточно и того, что она поверила, что я ответственный комсомолец, правдоруб и активист.

Но вслух признавать свою неправоту и просить прощения такие женщины не умеют, конечно. Да и не очень-то и хотелось. Главное, чтобы она от Анны отстала. И Светке своей внушение сделала за чрезмерную фантазию и болтливость. Хотя последнее вряд ли поможет.

Почти забыл ведь про фотографии! Из-за этой дурацкой бабы Зины и сплетен, вспомнил только когда на пороге стоял.

— Кстати, Анна, а Мишка отдал тебе фотографии? — спросил я, держась за ручку двери.

— Ох... — лицо Анны залилось краской. — Я надеялась, что ты не вспомнишь...

— Ну вот еще! — я снова расстегнул пальто. — Немедленно показывай!

Анна встала. Медленно подошла к стенке и открыла дверцу. Достала из-под стопки постельного белья простой коричневый конверт. Отвернув лицо, протянула мне.

Это было... восхитительно! На фотографиях Анна смотрелась звездой старого Голливуда, только гораздо красивее. Она и в жизни была потрясающе красивой, но Мишка исхитрился сделать из нее настоящую богиню. Каждый кадр хотелось многократно увеличить и повесить на стену. Я даже забыл, что я все еще в пальто. Вот только...

— А где остальные? — спросил я, закончив листать стопку. На всех этих фото она была в одежде. Но я-то точно помнил, что Мишка на фотосессии уговорил ее эту самую одежду снять. Не может же быть, чтобы ни один из этих кадров не получился?!

— Мне ужасно стыдно... — Анна стояла ко мне спиной и смотрела в окно.

— Только не говори, что ты их порвала и выкинула! — возмутился я.

— Нет, не выкинула... — она низко наклонила голову. — Хотя надо бы, наверное. Это такие неприличные фотографии...

— Так это же отлично! — воскликнул я. — Ну давай уже, показывай! Я никуда не уйду, пока ты мне не покажешь.

Анна обняла себя руками и смущенно посмотрела на меня. Потом снова подошла к стенке и открыла другую дверцу. Этот конверт был спрятан между книгами. Он был тоньше первого.

— Понимаю, почему тебе хочется их спрятать... — медленно проговорил я, убирая фотокарточки обратно в конверт. Кровь от их просмотра забурлила совершенно бешено.

— Это так ужасно? — спросила она.

— О нет... — я поднялся и стянул внезапно начавшее мешать пальто. — Иди ко мне...

Я выскользнул из общаги в половину шестого. До утреннего аншлага, когда обитатели всей толпой потянутся на работу. Часть пути до дома я прошел пешком, потому что ждать троллейбуса на морозе — это было такое себе решение. Тихонько пробрался в квартиру. Открыл дверь, мысленно придумывая, что я скажу Даше. Снял в темноте пальто, потом замер, держа его в руках. И включил свет. Комната была пуста, постель заправлена. Даша дома не ночевала.

С минуту я постоял в неподвижности. Что-то случилось? Ее подловили подручные Игоря? Нужно срочно бежать в милицию и писать заявление?

Так, стоп. Не гони лошадей, Жан Михалыч! Она же предупредила, что может не прийти ночевать и останется у родителей.

«У родителей ли?» — ехидно спросил внутренний голос. В общем-то, Даша из девушек не особенно строгих правил. Может у нее еще кто-то есть. Как-то она вчера излишне волновалась, когда отпрашивалась...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А с другой стороны — ну и что? Даже если и так... Она свободная девушка, кроме того, должна же она как-то устраивать свою личную жизнь. Я же не предложил ей руку и сердце. Обдумывал этот вариант вполне серьезно, но промолчал ведь. А Даше уже двадцать три. Для Советского Союза этих лет она практически старая дева. И наверняка этот факт в кулуарах уже активно обсуждают...

Я тряхнул головой, отгоняя весь этот набор идиотских мыслей пополам с подозрениями и опасениями.

Завтрак, в общем. Позавтракать и на работу. И панику буду разводить, если Даши там не окажется.

Я провел ревизию среди своих продуктовых запасов. Подсохшая половинка батона, яйца, сливочное масло, полпачки черного чая. Жутко хотелось кофе, но достать нормальный мне никак не удавалось. Попробовал индийский растворимый кофе недавно, но он оказался жуткой гадостью. Похоже, придется устроить забег по гастрономам Новокиневска, может мне повезет, и получится найти зерновой, как в прошлый раз. Или на рынок съездить, там больше шансов.

Я порезал батон, взбил в тарелке пару яиц, и включил свою термоядерную спиральную плитку. Сливочное масло зашкворчало и растеклось по сковородке желто-белой лужицей. Я обмакнул первый кусок батона в яичной массе... Потом второй... Приготовление завтрака — это была моя медитация. Выбор продуктов, из которых его можно готовить, был невелик, но что уж есть. В конце концов, французские гренки — это в любом случае здорово вкусно. Тем более, что советские батоны даже в своем подсохшем виде были ну никак не похожи на поролон. Когда-то давно, в своем родном двадцать первом веке, я довольно довольно иронично относился к утверждению всяких ностальгирующих пенсионеров о том, что в СССР еда была вкуснее. Но вот сейчас...

Я подхватил лопаточкой подрумянившуюся гренку и перевернул. Вторую. Третью... Черт его знает. Может это такие игры подсознания. Человек же — скотина такая. Ему хочется быть счастливым в любое время. И вот сейчас, втягивая носом аппетитный запах поджаренного батона с яйцами, я ощущал, как возмущенно бурлит мой желудок, требуя, чтобы я немедленно, прямо со сковороды, схватил эту божественную пищу и сунул себе в рот. Обжигаясь, но при этом разве что не похрюкивая от удовольствия...

Чуть не опоздал на работу. Как-то расслабился, открыл вчерашнюю «Комсомолку», подумал, что времени у меня еще много. А когда спохватился, было уже без пятнадцати девять, так что до завода пришлось бегом бежать. Бросив немытую тарелку и кружку в раковину.

— Мельников, девять-ноль-ноль, — насмешливо сказала Даша, делая пометку в журнале учета. Ах да, точно... Она же на этой неделе дежурная по редакции! Однако самого главного редактора на месте не было. И Эдика не было. Зато был Семен.

— О, здорово, Сеня! — я обрадовался ему, как родному. Не снимая пальто подошел и крепко пожал ему руку. — А не боишься, что ЭсЭс тебя тут застанет и устроит сцену?

— Не застанет! — Семер помотал головой. — Я его только что видел, он в служебной машине директора куда-то уехал.

— Без директора? — хмыкнул я.

— Да нет, с ним... — насупился Семен. — И с Эдиком... Слушайте, что он с ним сделал? Я его тут на днях встретил, хотел посочувствовать, что он, ну... это... ходит теперь стриженный. А он мне нотацию прочитал. Мол, в моем возрасте уже пора понимать, когда надо взрослеть и переставть быть обалдуем. Это я что ли обалдуй, да? Я, между прочим, сегодня по делу зашел. В субботу наша команда по баскетболу с командой моторного играет. Мишку я уже позвал, надо еще чтобы кто-то из вас тоже пришел.

— Так вроде ты же спортивные статьи пишешь, зачем кому-то из нас твои строчки отбирать? — Даша усмехнулась и подмигнула.

— Так поболеть же! — обиделся Семен. — Это вообще-то городское первенство!

Снова болезненно захотелось, чтобы все стало «как раньше». Когда редактором была Антонина Иосифовна. Кстати, надо не забыть ей позвонить в четверг...