Охота на Лис (СИ) - Адамов Марк

— Ты… — Химера хотел назвать старика по имени, но оно ускользало как рыба на мелководье. — Чёрт.

Туман спустился с потолка и выдавил собой тени прошлого, что ждали своего выхода в углах камеры. Одна за другой растворились скорбные фигуры живых и мёртвых, а мрачные стены размывала белёсая пелена. Сквозь её толщу раздался стук закрытой двери, щёлкнул замок.

Химера уже не чувствовал ног, и онемение неумолимо проглатывало его тело. Когда оно добралось до шеи, он уже с трудом дышал, но всё ещё пытался сопротивляться. Варион хотел запомнить этот вечер и старика в растянутом дублете.

Как же его звали? Не слишком обычно для этих мест, но и не слишком диковинно.

«Ладаим? Нет, это же не он, о чём я? Старика звали… Его звали… Чёрт, о ком я вообще? Ко мне кто-то приходил? Я так хочу спать…».

Мысли пригвоздили Химеру к полу, и он уже почти растворился в них, когда где-то вдалеке вспыхнула искра. Уже на границе забытья он услышал голос, так похожий на его собственный:

«Силант. Его звали Силант».

Глава 12. Яблони

Ладаим вдохнул полной грудью и ощутил невероятный медовый аромат. Эти волны сладости исходили от старых яблонь, что раскинулись по обе стороны от него. Их толстые ветви уже покрылись аккуратными белыми цветками, означавшими приход весны.

Тивалиец улыбнулся. При всей остальной серости Басселя, только весной город становился выносимым. Причём весной поздней, когда последние крупицы мороза сдаются перед натиском приближающегося тепла. Когда оттаявшие деревья покрываются изумрудами листвы, а в округе пробиваются первые луговые цветы. О наступлении этой поры возвещают небесные глашатаи — певучие птицы, приятно разбавляющие беспрестанные стенания чаек над городом.

А вот лето уже казалось не таким сказочным временем. Бассельская природа словно испытывала местных жителей на прочность, ведь ледяные ветра сменялись сухой, удушающей жарой. Дожди шли редко и неохотно, да и их редкие потуги лишь поднимали пар от горячего камня мостовой. Летарцы считали Тивалию куда более жарким местом, но там ярость солнца смягчалась ласковой прохладой волн, набегавших на раскалённый берег. Бассель такой роскошью не обладал: при всём её величии, Сальмену едва ли было уместно сравнивать с простором Жемчужного моря.

Зато весной Ладаим наслаждался. Он стоял на колоде среди цветущих яблонь и впитывал всё более тёплые дуновения южного ветра. Его слух хватался то за гул роящихся вокруг пчёл, то за рокот далёкого грома. Такие дни были для него настоящим удовольствием.

Вот только Ладаим не помнил, как очутился в Яблонях, равно как и то, зачем он сюда явился. И почему вдруг стало тепло? Его уставшие ноги ещё помнили ледяные оковы, с которыми он боролся, пока шёл.

«А куда шёл-то?»

Память ответила рваными всполохами. Он видел тёмный коридор, бесконечные ступени и чью-то руку, что властно расположилась на плече. Коридор сменился снежной белизной, непорочность которой хранили ряды серых стволов без единого листа. Скорбный зимний пейзаж казался живым и недавним.

«Но нет же».

Стояла весна. Было тепло и ярко, ведь настала любимая пора Крысолова. Только ему отчего-то было нерадостно. Его глодало какое-то жгучее воспоминание, ухватиться за которое было сложно. Будто непослушный змей в ветренный день, оно рвалось прочь от Ладаима.

«Что это за чувство?»

Вина, боль, холод. А ещё нарастающее давление страха.

«И зачем я залез на колоду?»

Крысолов вздрогнул и оглянулся. Трое вороватых юнцов лет семнадцати жевали дурман вокруг него. Они бросали на тивалийца косые взгляды и над чём-то посмеивались. Наверное, над ним.

Четвёртый товарищ взобрался за крепкую яблоню и старательно вязал толстую верёвку к одной из ветвей, аккурат над Ладаимом. Зловещая петля болталась перед лицом Крысолова.

— Закончил? — спросил один из юнцов. Он демонстративно, но совсем не умело, держал старый охотничий нож. — Давай скорее, пока нас тут не спалили!

— Что происходит? — спросил Крысолов у ребят.

Кажется, он их знал. Знал, но не узнавал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Едрить тебя, что происходит, спрашиваешь? — залился хохотом парень с ножом. — Дуба дал?

— Я не понимаю…

— Понимать надо было раньше, — раздался голос с ветки. — Может, и долгов бы столько не накопил.

Петля уже ждала в своих объятиях шею тивалийца, но казнь прервало появление ещё одного паренька. Он оказался выше остальных, с непослушными чёрными патлами вокруг худого лица с выраженными скулами. Он не был заодно с убийцами: этого юношу Ладаим узнал сразу.

— Стойте! — закричал юный Варион и показал малолетним палачам увесистую сумку. — Я принёс! Всё, что он вам должен. принёс!

— Чего ещё? — толстяк в разорванной рубахе вышел навстречу незваному гостю.

— Вот, ваши деньги, — Химера потряс звонкой сумкой. — Я их вам возвращаю и забираю тивалийца, идёт?

— Не идёт, — главарь с ножом помотал бритой головой. — Воров нужно проучить, чтобы другие знали. И тебя проучу заодно: мы и сумку заберём, и тивалийца повесим, а тебе бока намнём. Вот и урок будет.

— Ну уж хренушки.

Толстяк уже протянул лапы, когда Варион выронил протянутый ему мешок. Из рукава выскользнул тонкий клинок и тут же оставил алый росчерк на обоих подбородках юнца. Товарищ поспешил на подмогу, но Химера вывернул его руку до хруста. Палач упал на колени. Сапог Химеры прилетел точно ему в нос. Клинок вошёл следом.

Главарь выставил нож. Он встречал молодого Лиса баррикадой из ругательств и бахвальств, но Варион не остановился. Тогда они перешли к попыткам уколоть друг друга не словами, но ножами. Юнец откровенно боялся своего противника и пятился всё дальше. Когда он был уже в паре шагов от колоды, Ладаим бросился на него сзади.

Тивалиец повис на плечах противника, захватил его руку. Химера воспользовался моментом и выбил нож. Свой же клинок он отправил под челюсть несостоявшегося палача.

О четвёртом они вспомнили, лишь когда тот попытался сбежать и рухнул с высоты двух саженей. Из вывернутой ноги паренька торчала окровавленная кость, а сам он зашёлся криком. Химера сделал шаг, чтобы оборвать его мучения, но остановился, когда Крысолов схватил его локоть.

— Не надо, — произнёс Ладаим. — Он и так одной ногой в Бездне.

— Второй ноги и не осталось, — Химера улыбнулся и вытер кинжал о рваную рубашку толстяка. — Но он видел наши лица, так что… Спокойной ночи, древолаз.

Друзья поспешили уйти подальше от побоища и остановились уже на другом конце Яблонь, откуда до городской стены оставалось не больше сотни шагов. Варион достал из-под плаща флягу и протянул товарищу. Крысолов жадно приложился к горлышку и впустил холодную воду в пересохшее горло. Сегодня он особенно рьяно хотел пить.

— Ты как меня нашёл? — спросил Ладаим, оторвавшись от фляги.

— А вот так, — Варион улыбнулся и слегка даже покраснел. — Чуйка сработала.

— Приют не обрадуется, если узнает, что мы режем малолеток по окрестностям.

— Они бы обрадовались ещё меньше, если бы ты дал повесить себя.

— Не думал, что до этого дойдёт. Нам же в петлю попадать точно нельзя, помнишь, как Коршун объяснял? — Крысолов нащупал камешек в поясной сумке. — Запахло виселицей — ешь красную руду.

— Вот тут я с ним не соглашусь. Пока я к тебе сегодня шёл, у меня одна мыслишка родилась, — Химера выдавил последние капли из фляги себе в рот. — Красная руда — для тех, кому и довериться некому. А мы друг друга вытащить можем из любой ямы. Как тебе моя идея? Если один из нас попадает на эшафот, второй помогает ему спастись. Ну, как я сегодня сделал. Сработало ведь!

— Ты же в курсе, что Коршун говорил не о малолетках, а о городской страже?

— Понимаю, но суть-то одна. Когда дело доходит до казни, они все одинаково уязвимы. Считают, что борьба закончилась, и тебе конец, потому и расслабляются. И тут — на тебе! Один спасает другого, и мы вместе уходим. Круто ведь?

— Возможно. Вселяет надежду, хотя бы.