Лёшка-"студент" - Александр Каменский-Мальцев

Черный вместе с высоким стулом, на котором сидел у изголовья больного, отодвинулся от каталки и расслабился. Он несколько раз глубоко вздохнул и потянулся к телефону.

Через несколько минут каталку с больным увезли и принесли горячий свежий кофе.

— А манипулировать с капельницей совсем и не нужно! — сказал Ковалев. — Я сам могу замедлить или ускорить работу сердца.

— А как вы это делаете?

— Руками.

Пальцы врача подрагивали. Ковалев прекрасно понимал, с каким напряжением проходят такие сеансы. Даже он страшно уставал после внушения, а Черный был обычным человеком…

— И как вы останавливаете сердце? — спросил врач.

— Я подношу руку к груди и, если мне надо замедлить ритм, успокоить его, то вожу руками над грудью медленно, а если мне надо ускорить, то начинаю быстро делать руками круги.

— А что вы при этом думаете?

— То, что делаю! Об ускорении или замедлении…

— Так это то же самое внушение!

— Нет. Я уверен в этом. Может, и работает здесь мысль, но не так, как обычное внушение. Дело в том, что я ощущаю тепло, если есть контакт с сердцем, и не чувствую, если контакта нет.

— А может, это тепло кожи? Вашей или пациента…

— Может. Но как вы объясните, что такое же тепло иногда идет от цветка, от дерева, да от всего, что имеет биологическое происхождение?

Черный пожал плечами, похоже, эта тема не очень интересовала его.

— Объясните, а для чего мы кодируем этих людей? — спросил Ковалев, наливая себе кофе.

Черный вздрогнул и посмотрел на телекамеру.

— Только не говорите, что для предотвращения смерти при следующем инфаркте! Я ведь знаю, что те трое, которых привозили ночью, даже не были больны!.. Все симптомы были вызваны искусственно.

— Этого я вам не могу сказать…

— Если бы я знал их имена и места работы, нетрудно было бы установить и причину кодирования, ведь так?.. А я могу это сделать. Они случайно не шпионы?

— Алексей, вам лучше не спрашивать.

Врач опять не смотрел в глаза Ковалева. Он насторожился и был готов в любую минуту встать и уйти.

Против внушения или гипноза, что почти одно и то же, давно были выработаны меры противодействия, но благодаря силе Ковалева ни один человек не мог устоять, если бы Лешка поставил себе цель во что бы то ни стало подавить волю противника. В то же время тренированный человек, знающий методику противодействия, мог сопротивляться Ковалеву несколько минут и имел шанс хотя бы покинуть комнату или вызвать подмогу. Все это знал Черный, знал и Ковалев.

— Я и не спрашиваю, — Ковалев посмотрел на руки врача, нервно перебиравшие листочки бумаги на столе, и устало добавил: — но я понимаю, что чем больше появляется людей, закодированных с моей помощью, тем меньше у меня шансов когда-либо выйти на свободу! Кстати, вы в таком же положении…

Черный не ответил. Он испуганно посмотрел на телекамеру и отвернулся.

— Или вы думаете, что это не так? — с усмешкой спросил Ковалев. — И к вам приставят особую охрану, будут сопровождать в отпуск к морю вместе с супругой, возить в театр, охранять в ресторане?..

— Перестаньте! — резко сказал врач.

— Не нравится? Мы с вами привязываем людей к какой-то тайне и, судя по всему, привязываем на всю оставшуюся жизнь. Неужели вы не понимаете, что тем самым мы приковываем и себя?!

Врач резко встал, чуть не опрокинув на пол чашку с недопитым кофе, и нажал на кнопку вызова охраны. Над дверью зажегся красный огонек, показывающий срабатывание автоматики замка, и одновременно зажглись красные огоньки на телекамерах. Огонек над дверью означал и запрещение Ковалеву всяких движений.

Однажды, ради озорства, Ковалев нарушил это правило и попытался пройти к двери. При первом же шаге завыла сирена, а из скрытых в стене отверстий в комнату ударили струи газа. Ковалев сразу потерял сознание и очнулся через несколько часов в своей камере, а голова его разрывалась от дикой боли. Со временем он узнал, что все помещения, предназначенные для него, оборудованы такими системами, в том числе и двор его тюрьмы, довольно обширный, где они теперь иногда гуляли вместе с сыном и Верой.

Жена с малышом могли в любое время поехать в город, в их распоряжение была предоставлена машина с водителем. Вообще после того, как Ковалев с Черным начали регулярно кодировать чем-то неуловимо похожих друг на друга мужчин, он вместе с семьей получил довольно много благ. Их отлично кормили, по Костиным заказам привозили игрушки, детские книги и многое другое. Вера постепенно привыкла к такой жизни, но Ковалев все больше начинал задумываться над своей дальнейшей судьбой. И перспективы его не радовали…

— Леша, примерь.

Ковалев оторвался от телевизора и повернулся к Вере, державшей в руках только что законченный свитер. Она вязала его больше месяца, и это занятие ей очень нравилось. Лешка натянул свитер.

— Хорошо, — отметила она, — вот бы тебя в нем к маме привезти!..

У Лешки сразу испортилось настроение. Он молча стянул обнову и вернулся в кресло.

— Мог бы и поблагодарить… — обиженно сказала Вера.

— Спасибо… — Лешка встал, поцеловал Веру и снова вернулся в кресло.

Костя смотрел на родителей из своего угла с игрушками. Он был не по возрасту наблюдателен и отмечал все, что происходило между ними, вмешиваясь в их разговоры иногда так точно, что предотвращал готовую вспыхнуть ссору, без чего, при всей любви этих двух непохожих друг на друга людей, в гнетущей обстановке тюрьмы все-таки не обходилось.

— Папа! — сказал Костя. — Это где?

Он показал на телевизор. На экране по городу с обыкновенными многоэтажными домами ходили люди.

Ковалев потянулся к телевизору и прибавил звук.

— Наш цементный завод… — вещал с экрана смуглый мужчина, — обеспечивает цементом половину Армении…

— Армения, — сказал Ковалев, — это там, где Кавказские горы.

— Он скоро умрет, — звонко объявил Костя.

— Что?!! — Ковалев повернулся к сыну.

— Он скоро умрет, — серьезно повторил малыш, глядя на экран, — его домом убьет.

— Ну, Ковалев!.. — с гневом и одновременно растерянно сказала Вера. — Это твои фантазии! Это ты его все пытаешь, что он там чувствует!..

— Помолчи! — прикрикнул Ковалев. — Откуда ты это взял? — он смотрел на сына.

— Я знаю, — ответил мальчик, — там земля начнет трястись, там люди надоели земле, и она их дома разрушит…

Ковалев встал, подошел к малышу и присел перед ним на корточки.

— Ты это точно знаешь?

— Да. И в Чернобыле тоже земля… Это ей надоело.

— Так по-твоему, земля — живая?

— Конечно! — Костя говорил так, как будто объяснял туповатым родителям само собой разумеющееся. — Там, где люди убивают друг друга или собираются убивать, или если растения душат своими заводами, там земля болеет и начинает сердиться. Ведь ты тоже кашляешь, когда простываешь!..

— А как ты понял, что будет землетрясение?

— Это видно. Там плохо все…

— А скоро это будет?

— Я не знаю… Это знает земля.

— Так ты и с ней разговариваешь?

— Как с тобой? — уточнил малыш.

— Да. Или как с котом?

Костя на минуту задумался, серьезно глядя на отца.

— Нет. Она не умеет так. Она болеет…

— Так не умеет потому, что болеет…

— Нет. Она с другими планетами разговаривает. По-другому.

— А ты и это слышишь?

— Я чувствую.

Вера со страхом смотрела на мужа с сыном, которые так хорошо понимали друг друга. Она видела, что оба совершенно серьезны и что их странный разговор — не бред шизофреника. Слишком много чудесного и необъяснимого произошло на ее глазах всего за несколько лет, и она не вмешивалась в разговор.

— А как ты думаешь, есть у земли то, что мы называем головой? Чем она думает?

Костя опять задумался.

— Она вся голова, — наконец ответил мальчик, — она думает там, где плохо!

— Там, где ей больно? — пытался понять Ковалев.

— Да.

Ковалев встал, посмотрел на телевизор, на встревоженно закусившую губу Веру и подошел к телефону.

— Папа, давай порисуем, — предложил Костя.

Ковалев, как будто не расслышав, смотрел на экран, где опять показывали дома в окружении гор, белеющих снежными вершинами.

— Фантазии это! — сказала Вера. — Это он придумывает…

Ковалев снял трубку.

— Соедините меня с Каверзневым. Срочно.

Через минуту на том конце провода ответил подполковник.

— Алексей Владимирович, вы должны приехать сюда. У меня для вас есть срочные новости.

— А до понедельника отложить нельзя?

— Нет. Очень важно. Это связано с большим несчастьем.

— Хорошо, выезжаю.

Каверзнев с Ковалевым сидели в комнате, служившей супругам спальней. Из открытой двери доносились звуки музыки из мультфильма — любимого зрелища Кости после компьютерных игр, появившихся в комнате Ковалевых несколько дней назад.