Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии - авторов Коллектив

Хуан еще расхаживал по кругу, распевая свои песенки. Люди покатывались от смеха, но лицо Хуана было невозмутимо серьезным, как у заправского артиста.

Лам повернулся в сторону Дао и не утерпел, чтобы не крикнуть:

— Ну точно, наша Дао! Не иначе как про нее!..

В другой раз Дао не осталась бы в долгу и нашла, что ответить бригадиру Ламу, который вечно задирал ее. Но сегодня она была в благодушном настроении и готова была простить любую шутку. Ведь люди знали, что она работает не за страх, а за совесть. И она любила этих людей, с которыми ей вместе приходится трудиться, которые заботятся и о ней, и о ее счастье. И еще сегодня было так радостно у нее на душе: она любила свою трудную работу, любила эту землю, ставшую для нее родной, и это горное небо, такое близкое над головой. Пусть смеются! Она скоро выйдет замуж, у нее будут дети. И они вырастут здесь, в этом краю, они будут жить вместе с другими ребятишками, которые еще не родились, но которые будут им хорошими друзьями. Может, потом, через многие годы, ее дети поедут в Ханой учиться, но они все равно вернутся сюда. И будут жить и трудиться здесь. И появятся внуки. И одно поколение будет сменять другое…

Зуэ сидела на крышке молотилки и от радости болтала ногами, косички ее так и подпрыгивали на спине. Она даже не слышала слов песни, любуясь Хуаном. Но стоило ему повернуть голову в ее сторону и поглядеть на нее пристально, как она опускала голову и чувствовала, как горят у нее щеки и уши.

А Хуан продолжал свою песню:

О боги мои, милосердные боги!Молю, помогите супруге моей:Едва появилась она на пороге,Как счастье бежало от наших дверей.

Вот рис она варит, а он подгорает,Кунжут станет жарить, его подожжет,Жена все толстеет, а муж все тощает,Жена все жует, и жует, и жует.

* * *

Вот и кончилась уборка.

В субботу вечером в квартире супругов Лам, в общежитии для семейных, собралось полным-полно народу. Люди сидели на низких бамбуковых топчанах вокруг маленьких столиков. В плошках — всевозможные сладости: засахаренный арахис, кунжут, сваренный на меду, пирожные из рисовой муки, в чашечках дымится свежий ароматный чай.

Хуан сидит в дальнем углу и с удовольствием маленькими глоточками отхлебывает из чашечки водку, морщась и щуря глаза. Рядом с ним примостился Ло, тракторист, только сегодня прибывший в шестую бригаду, чтобы перепахать арахисовое поле и подготовить его под осеннюю посадку кукурузы. Все помещение наполнено клубами дыма, потому что мужчины курят, не переставая, одну сигарету за другой.

Кто-то предложил, чтобы жена бригадира Лама, Лыу, спела, ведь она раньше занималась в хоровом кружке. Но та уперлась и ни на какие уговоры не поддавалась. Потом Лыу все-таки спела две строчки из какой-то народной песни, а потом прыснула от смеха, и на том дело кончилось.

Как раз в это время появились Дао и Зуэ, они в нерешительности остановились в дверях. Бригадир, завидев гостей, оставил приготовление чая и бросился к ним, схватил за руки и потащил в комнату. Его поддержала и Лыу, приговаривая:

— Заходи, заходи, дорогая Дао! Придет время, и мы с Ламом надеемся заглянуть к тебе, посидеть у твоего семейного очага!

Дао была одета в зеленую рубаху, в которых обычно ходят кадровые работники; волосы на голове у нее были туго скручены в тяжелый пучок. На Зуэ была розовая кофточка с распахнутым воротом, и на спине болтались две тоненькие косички.

Дао уселась у самой стенки, с улыбкой оглядела всех присутствующих. Зуэ бросила взгляд в тот угол, где находился Хуан, и присела на край топчана, повернувшись спиной к юноше. Хозяйка дома заговорила с нею, но девушка так ничего и не поняла, о чем с нею говорят, — она чувствовала на своем затылке взгляд Хуана, его нежный, зовущий взгляд, и, кажется, даже слышала его слова, жаркий страстный шепот: «Дорогая, милая моя! Верь мне, верь в себя, верь в наше общее будущее… Наше счастье в наших руках. Ну, что с тобою? Почему ты так грустна?..» И Зуэ хотелось ответить: «Я не могу жить вдали от тебя!.. Не оставляй меня одну. Я столько пережила, я страшусь новых испытаний…»

Лыу глядела на девушку и, вдруг заметив, как та побледнела, в недоумении спросила:

— Что с тобою, тебе нехорошо?

Зуэ закрыла лицо руками и, рыдая, уткнулась в колени, затем резко выпрямилась.

— Мне лучше уйти, я и правда себя плохо чувствую.

Лам сунул ей в ладошку пару конфеток и пошутил:

— Ты, может, думаешь, мы тебя будем тоже заставлять петь, не бойся…

А глаза Хуана все смотрели на нее, будто умоляя: «Зачем ты уходишь, посиди с нами. Ведь совсем еще рано…» И она понимала его просящий взгляд, его слова, которые, казалось, сковывали ее волю, не давая сдвинуться с места. Щеки девушки пылали ярким румянцем, ей неудержимо хотелось крикнуть на всю комнату: «Я сижу здесь одна уже столько времени, а ты даже слова мне не сказал! За что ты на меня сердишься?..» Но слишком много народу вокруг, чтобы позволить подобное откровение, и Зуэ, низко опустив голову, опять пролепетала:

— Простите меня, друзья, но мне лучше уйти домой.

Никто вокруг слова не промолвил, но многие про себя подумали: «Такая хорошая пара, а вот что-то не ладится у них…» И комната опять наполнилась веселым шумом, опять со всех сторон посыпались шутки.

Тракторист Ло поглядел на Дао и громко спросил:

— Слушай, а ты все держишь клятву?

— Какую клятву? — вызывающе спросила Дао, и вокруг все так и покатились от смеха.

— Ну, клятву на всю жизнь!.. — елейным голосом добавил Ло.

Тут в разговор вмешалась Лыу, которая тоже любила пошутить:

— Дорогой Ло, когда ты в следующий раз соберешься справиться у нашей Дао о ее самочувствии, у нее уже будет ребенок!

Дао даже зарделась от смущения, а Ло, отхлебнув чаю, заметил:

— Ах, так, ну, эта история мне уже известна. Все правильно! Этот друг мне говорил, что сразу же после сбора арахиса, не так ли?

Когда женщина снова выходит замуж, то не принято тянуть с этим делом. Ведь испытывать чувства вроде бы уже и ни к чему. Но сразу после уборки арахиса? Что это вдруг за спешка?

Кажется, совсем недавно пришла Дао в эти края, совсем недавно сеяли арахис, а сегодня уже закончили уборку, и урожай выдался богатым. Уже начали перепахивать поля под кукурузу. И вроде бы не так давно она встретилась с бывшим младшим лейтенантом, да и разговор у них был вроде бы самый пустяковый, так — ни о чем!.. А сегодня уже говорят о свадьбе, решается ее судьба. Навсегда уходят в прошлое тяжкие дни ее жизни! И та искра надежды, которая все-таки мерцала где-то далеко перед нею, — неужели ей суждено разгореться в пламя?!

Дао с благодарностью посмотрела на людей, сидевших вокруг. Она знает, эти люди могут и пошутить, и позубоскалить, и все же без них не было бы у нее счастья.

Она украдкой посмотрела на Хуана, который сидел, мрачно покуривая сигарету.

«Милый, милый Хуан! — говорит ее доверчивый, ласковый взгляд. — Я знаю, что Зуэ счастливее меня, потому что у нее будет такой муж, как ты. Я лучше знаю тебя, лучше понимаю тебя, чем она. Но я не ревную, нет. Девочка имеет право на счастье, она ведь любит тебя!.. Вот так-то. Будь смелее, дорогой!..»

Перевод с вьетнамского А. Скрыжинской

Нгуен Нгок

Партийный работник, военный корреспондент, ныне — один из руководителей Союза писателей Вьетнама — таковы служебные и биографические данные писателя Нгуен Нгока (псевдоним — Нгуен Чунг Тхань), родившегося в 1932 году. Судьба армейского пропагандиста занесла его в горные и приморские районы страны, населенные многочисленными народностями.

Вьетнам — многонациональная страна. Ее населяют лоло, мео, зао, нунги, тай, май, лао, тхо, эде, седанг, тям, кхмеры и другие народности. Колонизаторы играли на этой национальной дробности, сталкивая одну народность с другой, культивируя узкий национальный провинциализм и шовинизм различного пошиба. В ряде случаев благодаря коварной тактике «разделяй и властвуй* колониальным властям удавалось, хотя, и ненадолго, разжечь вражду между отдельными народностями, а потом воспользоваться этим для вмешательства в их дела путем «миротворческих миссий». При этом в ход пускались и прямой шантаж, и подкупы. Ставка делалась на отсталость: грамотных людей в этих районах были единицы.

Преобразующий ветер революции властно вторгся и в эти районы. Посланец революции, офицер Народной армии Нгуен Нгок превосходно понимал свою задачу: надо было приобщить малые народности к общей борьбе, убедить их в том, что они являются полноправными гражданами единого Вьетнама. Командир подразделения Народной армии жил среди этих людей, заглядывал в их бедные хижины, беседовал с ними. Его приглашали на праздничные торжества, на свадьбы. Старики рассказывали ему легенды о далеком прошлом своего племени, о нравах и традициях, неизвестных в столице. Он внимательно слушал. Затем наступал его черед, и он, поднявшись с циновки, говорил о международном положении, о преступлениях колонизаторов, о героических подвигах вьетнамских бойцов.