Демченко Оксана - Оксана Демченко

   - Чар, иди к нам! - закричал, перекрывая общий гомон, самый крупный и взрослый, Банвас. - Тебя уже никто не ожидал увидеть! Давай, рассказывай...

   - Вождь Даргуш указал, что я обязан выяснить все по поводу поджога, - выговорил Ичивари, роняя слова степенно и редко, совсем как велел отец. Мысленно сын Даргуша представлял зерна, ложащиеся в добрую пашню по одному, с должным уважением. - Возможно, мне понадобятся надежные помощники.

   - Во всем поселке таких только пятеро, это мы, - возликовал Банвас. - И бледным, и махигам велено до особого указания сидеть в своих домах. А мы бранд-команда и герои. Вождь разрешил нам в награду за успешное тушение ходить по улицам до утра и шуметь как угодно, и гордиться собой. Здорово, правда?

  Ичивари кивнул. И подумал: наверное, тишина показалась мучительной отцу, внезапно оказавшемуся наедине с отчаянием. Окровавленное перо - знак большой беды... Не позволяя себе отвлекаться на посторонние размышления, сын вождя сел на толстую жердь забора перед конюшней. Он заправил тонкий хвостик косицы с новыми перьями, улыбнулся Шеуле, молча благодаря за подарок - и решительно добыл лист бумаги. Покосившись на бранд-пажей и сохраняя важный вид, Ичивари подсунул края листа под два ремешка на жесткой стороне сумки, выбрал перо. Борцы с пожарами за это время освободили коня от назойливой опеки, добыли огонь и запалили такой факел - хоть зови вторую бранд-команду!

   - У бледных, как мне рассказывал дед, - начал Ичивари, осматривая кончик пера в рыжем факельном свете, - преступления случаются по пять раз на дню и ночами - вовсе постоянно.

   - Дикий народ, - согласился младший из пажей, подозрительно светлокожий для махига, - Магур и нам говорил: пожаров у них - страсть, как много. А еще...

   - Бледные составили надежный способ ловить хитрых злодеев, раз их много и искать приходится часто, - продолжил Ичивари. - Для ловли требуется навык. Ведут же поиск так: сначала осматривают место преступления. И записывают все. Потом опрашивают всех, кто что-то видел и слышал. И записывают. Дальше стучат во все ближние дома...

  Ичивари обреченно посмотрел на бумагу и перо. Пажи сочувственно завздыхали, но помощи в записывании не предложили, хотя Ичивари тайно надеялся на это.

   - Я начну записывать с ваших слов, - буркнул он. - Кто заметил пожар?

  В ответе сомневаться едва ли стоило. Тощий младший паж, дитя, родившееся загадочным образом у одинокой вдовы героя второй войны, стукнул себя кулаком в грудь и шагнул вперед. У бледных подобных ему называют 'ко всем бочкам затычка', - припомнил поговорку Ичивари. Ходить и стоять пацан не умеет - только бегает. Молчать тоже не умеет, и другим не дает, потому его обычно и...

   - Я сидел на вышке, меня отправили туда по жребию, - сообщил полукровка. - Гляжу: в окнах дедова дома мелькает свет. Я в крик. Пожар! Дед-то в лесу, а библиотека открыта только в светлое время. Мне не поверили, но я настоял. Мы взяли багры и бегом сюда. Уже дымом пахло! Окно разбито было, во: я ногу пропорол. Мы прикатили от конюшни бочку-поилку, приволокли лестницу, Ух, тут дымило уже прилично! Я шасть вверх, бац багром по крыше, потом шлеп...

   - Не спеши, я записываю, - потребовал Ичивари, едва дописавший со всеми сокращениями до 'разб. окн.'. К тому, что Магура 'своим дедом' привыкли звать почти все дети в поселке, он уже привык, хотя было время - ревновал и обижался, особенно по весне... - Сколько было времени, когда ты спустился с вышки?

   - Тень старосты секвой легла на... - начал было полукровка, всегда старавшийся показать свой опыт в лесных делах, но уловил хмурость сына вождя и осекся. - Ох, прости. Полдевятого. Как раз на университете часы отбили 'бдынь', когда я свалился с вышки. Ну, значит, я бац багром и...

   - В каких окнах тебе почудился свет тогда, при взгляде с вышки?

   - Не знаю... Ага... В разбитом и вон том, в выгоревших, короче. Точно. Слушай дальше.

   - Кто-то был на конюшне?

   - Кобылы, - подмигнул неугомонный свидетель. - Они не спали, а конюх спал. Мы бочку выкатили, так он даже храпеть тише не стал! Хотя всем известно: махиги не храпят, только бледные...

   - Кто был на улице?

   - Отправьте этого болтуна снова на вышку, - низким рассерженным голосом велел Банвас. - Он что, один будет рассказывать за всех нас? И привирать, как распоследний бледный злодей. Мы ему сперва ничуть не поверили, он по три раза в ночь кричит 'пожар', если ему скучно. В общем, он нас довел, и мы погнали его всей командой... даже багры похватали сгоряча. Чар, ты же знаешь: он кого угодно доведет. Значит, про полдевятого я не помню, может, он упал нам на головы именно в это время. Но без четверти часы били, это я приметил, когда мы уже выгребали тлеющие книги прямо в окна, как раз он и он бросали и накрывали тканью. Я и он полы ломали, три доски подгорели до сердцевины, я решил не рисковать перекрытиями. Что еще? Когда мы только-только прибежали оттуда по улице, никого здесь не было. Потом я не могу сказать точно, как бочку подтащили, я уже был в доме и не высовывался. Сперва дверь пришлось ломать: замок на ней снаружи, он был цел. Без четверти тут толпа набралась, я уже ломал полы и ходил к окну, выбрасывал доски, так что всех стоявших внизу помню, дай сам запишу.

   - Пиши, - охотно согласился Ичивари. - Кто нашел огниво?

   - Я. Сейчас допишу, пойдем наверх и покажу, где в точности оно лежало.

   - А камень? Вот этот, гляди.

   - Вообще не понимаю, почему он важен. В углу валялся, его вождь подобрал и унес, вместе с огнивом.

  Банвас закончил записывать, старательно поставил жирную, похожую на кляксу, точку. Точнее, сперва он уронил кляксу, а после скруглил её для красоты. И вызвался нести сумку: точка никак не желала сохнуть...

  Сменив пожароопасный факел на маленькую тусклую лампу, вся группа миновала грубо взломанную дверь и затопала по темной лестнице. Ичивари хмурился, нащупывал пальцами края ступеней и пытался вспомнить, какие именно книги хранились в выгоревших комнатах. Было бы ужасно утратить даже малую часть записей, собранных дедом. Того бледного старика, что делал их, не стало весной. Хоронили его всем поселком, и даже вождь пришел, и положил перо и плетеный знак духов, тем признав: не всегда оттенок кожи решает, велико ли уважение к человеку. Малышня еще и теперь иногда хлюпает носами, вспоминая любимого учителя письма и счета, и на его холме всегда есть цветы... Нет, те записи хранятся на первом этаже, в дальних комнатах. На втором книги стали расставлять не так давно, когда нехотя признали: дед Магур всерьез ушел и в дом не вернется. Три стены сплошь закрыли полками. Свалили на них не разобранное и не самое важное. Старые, неточные карты, первые из составленных махигами - есть новее, и прежние хороши лишь для примера: раньше мы вон как делали. Что еще было в комнате? Тонкие стопочки листков, грубо и неумело сшитых ремешками и нитками: их приносили ученики малого университета. Раз дед ценит слова старых, каждый счел необходимым расспросить своих и записать для общего блага их слова. В коробках на полу, возле полок, лежали такие же каракули детворы дальних поселков. Возле стола копилась всякая всячина, что находилась в работе. Сам Ичивари и еще семь учеников большого университета хотя бы час в день уделяли сортировке завалов. Вносили записи в единый каталог - это слово вспомнил кто-то из бледных, и оно на новой земле сохранило прежний смысл.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});