Женская месть - Эльмира Нетесова

— И в кого ты пошел такой шельмец и пройдоха? Нет в тебе надежности для баб! Скольким мозги замусолил обещаньями и посулами, — улыбался Захарий, ложась спать на свою скрипучую, жесткую койку.

— Дед! Ну, что ты полощешь меня в помоях как паршивого кота? При Аньке вступился, когда сами остались, снова прикипаешься. Я такой же, как ты! Бабам не базарю пустое. Ни единой не обещал жениться. Да, про любовь звенел. Но не брехал. На тот момент и впрямь любил без памяти. Но ненадолго, что поделаешь, моей вины в том нет, — признавался честно.

— Как так? Завладел, разлюбил и это порядочно? — удивлялся Захар.

— А сам как расставался с подругами?

— У меня их вовсе немного было. Одна, что самая первая, вскоре замуж вышла и отказалась со мной видеться. Мужика терять не захотела. Вторая уехала к брату насовсем на самый Север. Даже адрес не оставила. Хотя, зачем он мне? С третьей дольше всех дружили. И все бы хорошо, но Валька нас накрыла. Она к моему другу переметнулась вскорости. И теперь с ним любится, хотя у него жена и дети. Но никто в его дела не лезет, не позорят мужика. Так-то вот и живет с обоими. А у меня ни единой, — вздохнул сапожник тяжко.

— А ты их любил?

— Да хрен меня знает! Но нравились все, — признался человек.

— Все мы одинаковы, — рассмеялся Илья.

— Вот я с Люськой снюхался со зла. Она в мастерской приемщицей работала. На эту бабу никто внимания не обращал. Ну, корявая! Волосы дрыком, морда помятая, совсем за собой не смотрела. Ее и за бабу никто не держал. И она ни на кого не западала. Ну, тут я подвалил, пожалел женщину. Как раз на восьмое Марта, решил порадовать вниманием. Что думаешь? Люська мигом изменилась. За собою следить стала. Мое внимание по душе пришлось. Причесываться, краситься начала, чтоб мне приятно сделать. Даже одеваться начала путем. Ну, я уже не по бухой, а и по трезвой стал к ней сворачивать. Но жениться не мог, Валька на ту пору уже имелась. Я Люське так и брякнул, чтоб планов на меня не строила. И все ж она не отказалась встречаться. С год прошло, а может больше, вижу, на бабу смотрят наши мужики. А потом один, наш Сенечка, в гости к ней стал наведываться, да так и присох у моей зазнобы. Остался в мужиках, хозяином стал. Мог бы и я с ней остаться, да не рискнул расстаться с Валькой. А надо было! Люська баба хорошая, сердечная и заботливая. Я много раз пожалел, что расстался с нею. Куда лучше было бы уйти от своей, но тогда многого не знал. А ведь Люся была настоящим другом. Сглупил тогда. А когда понял, было уже поздно. Я насовсем потерял ее. Став женой другого, навсегда меня отшила, а я и теперь ее частенько вспоминаю, и не хватает этой бабы. Такую не всякий мужик заменит, — вздохнул человек с сожалением:

— Оно, конечно, другие тоже неплохими женщинами оказались, но слабее, до Люськи им далеко. Эта настоящий корефан. С нею ничто в жизни не страшно. Она помогала и выручала без просьб. Никогда не унизила и не обидела. Вот с такою без седин и морщин до старости дожил бы и ни одной подруги не завел бы, никогда не изменил бы ей.

— Наверно, ты ее любил, что до сих пор помнишь и жалеешь о ней. Я ни об одной такого не скажу, — признался Илья.

— Понимаешь, мы баб любим ни за постель, ни за смазливую рожицу и фигуру. А за надежность, верность ценим и заботу, тихое тепло, какое от них идет. Ведь вот многие зудят, что баб ценят за умение готовить, держать в порядке мужика и дом, правильно вести доход в семье. Но, если честно, любая, даже самая вкусная готовка встанет колом поперек горла, если при этом баба «пила». Я согласен на корку хлеба, только чтобы душу не терзали, не попрекали и не обзывали как бродячего пса.

— Да кто такое стерпит?

— Мой зять! Он много лет молчал. А теперь верх взял над всеми. Уж так вламывает, что все от него воют. Свое сранье забыли. А ведь ничего нового не придумал. Свое всем напомнил и правильно устроил. Ты понимаешь, я не предполагал, что и меня это ждет. Не вступался за зятя, считал, мол, сами разберутся. Вот и дождался. Его хоть из дома не выкидывали, как меня, зато теперь моя старая галоша примирения запросила. Домой зовет. А как вернусь? Для этого простить надо всех. Я же не смогу. Ну, хоть убей, не прощу!

— Понятное дело. Простить, значит, забыть! Но уж слишком много захотели! Ты знаешь, Захарий, у меня тоже с девчатами по-разному складывалось. Не случайно с иными быстро расстаюсь. И у меня не всегда главное — постель. С другими до этого не доходило. А отношения обрывал резко.

— Да разве у тебя кроме постели имеются иные отношения с бабами? — удивился Захарий, приподнялся в койке на локте.

— Ну, ты даешь, дед! Ни одним низом живу, еще и голова на плечах имеется, думать не разучился.

— О чем?

— Так получилось, что той «телке» я поверил. Прикинулась наивной простухой из деревни. Все на свою судьбу жаловалась, на бедную родню, старых и больных родителей, какие ничем не могут помочь, а только от нее деньги ждут. Ну, я и развесил лопухи, жалко стало деревенскую. Затащил ее в столовку, покормил, так что пузо затрещало. Поволок в парк погулять. Ну, так-то до ночи базлали. Я пальцем к ней не прикоснулся, пожалел глупую. Отпустил нетронутой. На второй день так же. Она все плачется, жалуется, что на работе мало платят. Ну, хоть к себе ее бери. Вот только одно насторожило, при плохой жизни такую толстую задницу не заимеешь. Ну, я ее опять в парк приволок. Усадил на скамейку, поглаживаю девку всюду. Она не дергается, я и осмелел. Полез во все места. Ну, потом и овладел. Она уже давно не девушкой оказалась. Я и спросил, с кем же отметилась. Баба в ответ, мол, какая тебе разница? Давай скажи, куда меня жить поведешь, ведь я теперь твоею женой стала. Я ей у виска покрутил, мол, таких жен у меня полные штаны. А эта мне в ответ:

— Коли не хочешь неприятностей, веди к себе покуда я согласная. Иначе за совращение несовершеннолетней отвечать будешь. Я от нее хотел слинять, так вцепилась в руку, предупредила, что кричать будет, испозорит, сдаст ментам. Короче, отслюнить пришлось кругленькую сумму. Она же знала, где живу и работаю. Поверишь, через неделю появилась в комнатуху и снова на «бабки» расколоть хотела. Опять под шантажом. Я своим ребятам в стенку стукнул. Ну, мы ее все вместе турнули. И тоже пригрозили в другой раз сдать в милицию за проституцию. Я ее потом встречал в городе. Ты знаешь, а ведь ей и впрямь пятнадцать лет. И она многих на том наколола. Вот и малолетка! Они с рождения распутные! Кому же верить? Теперь хоть паспорт спрашивай прежде чем в постель с нею лечь! — возмущался Илья.

— Не-ет, мне такие не попадались. Случалось нарываться на проституток, но расставались тихо, без базара и обид.

— А мне не везло. Вот одну закадрил, она пивом торговала. Думал, как все, дешевка! Цапнул за задницу, она чуть все зубы не вышибла. Уж я перед ней стелился, извинялся, как последний лопух!

— А чего не слинял?

— На меня все прохожие бабы насели, целой кучей, свалили на асфальт, чуть не размазали как клопа. Я уже задыхаться стал. Еще бы! На меня пяток старух навалилось. И дергают за достопримечательности. Я всего один раз ущипнул, а меня с час терзали. Ладно, в грязи и в пыли изваляли, так чуть с корнем хрен не вырвали. Да еще опозорили на весь город. Хорошо, что милиция подоспела, выручили ребята. У меня те старухи уже пуговицы пообрывали, брюки по швам затрещали. Спроси, что им надо было от меня, ведь их словом не задел. Та, пивная продавщица, как увидела, каким я вылез из- под старух, мигом простила от жалости. Хорошо, что милиция меня до дома довезла. В таком виде и со стоянии сам не добрался бы. Зато теперь ни одну заразу не жалею и не помогаю никакой из них. И мимо той продавщицы не хожу. Не могу простить лярве!

— А когда-нибудь выручали бабы?

— Было! Когда с зоны вышел. В тот день я к тебе пришел. А до того у твоей калитки сидел. Холодно было. Я уже вовсе окоченел. Тут глянул, баба идет, с полной сумкой хлеба, он еще теплый и такой от него запах, аж голова закружилась. Я с самого утра в тот день не жрал. И, хотя стыдно было, все же насмелился и попросил хлеба. Женщина остановилась, отломила, подала и сказала:

— Ешь на здоровье, мил человек…

— Я проглотил тот хлеб мигом. И оглянулся на твои окна. Они улыбались мне. В них горел свет. Я поверил, что ты не прогонишь, как Аня не отказала в хлебе. Она не запомнила или не узнала, а я ее никогда не забуду. Пока есть на земле такие бабы, мужики не перемрут. Она тогда погладила меня по щеке, а ладонь была такая теплая, как у мамки, давно-давно в детстве. Жаль, что таких женщин на земле все меньше становится, — вздохнул человек.

— Анка сама исстрадалась, потому не разучилась сочувствовать. Сытые голодного никогда не поймут и не помогут. Последнее из зубов вырвут. Это точно. Мне на другой день как я сюда возвернулся, именно Анюта пожрать принесла, пусть не ахти чего, ну, что сама имела. Ты помнишь, мы вместе поели тогда. Уж очень кстати, ведь у меня в тот день и на хлеб не имелось. Это уж потом разжились. Люди не скупились, всего принесли.