Рунная магия - Джоанн Харрис

Но Локи атаковал первым. С усилием он вскочил на ноги и в то же время, собрав остатки чар, бросил Сол — теперь раскаленную добела головню — в рычащую тварь.

Кошка убежала. Локи смотрел вслед этой стремительной точке на шири ледника и слушал дерзкое мяуканье. Однако она убежала не так далеко, как ему бы хотелось, остановившись примерно в трех сотнях футов, где край ледника встречался с каменным карманом.

Там кошка и ждала неподвижно. Она чуяла кровь, тихо ворча от неутоленного голода, и, что куда важнее, чуяла слабость. Человек ранен. Скоро он снизит бдительность.

Кошка наблюдала, и, когда Локи вновь начал медленно и устало карабкаться к тускло-голубой расселине между Спящими, она последовала за ним, держась на расстоянии, но постепенно сокращая его по мере того, как ноги Локи спотыкались, а плечи горбились. Наконец он без чувств рухнул головой вперед на залитый лунным светом снег.

Лицо было глубоко замуровано и наполовину скрыто крошечными розочками белого инея. Но это, несомненно, было женское лицо, белое и подо льдом казавшееся отстраненным.

— Кто она? — спросила Мэдди.

Девочка сумела отскрести руками часть инея. Лед под ним был темным и прозрачным, как озерная вода. Подо льдом лежала женщина, тонкая, как меч, руки скрещены на груди, бледные короткие волосы веером морозных кристаллов рассыпались вокруг лица.

— Сама погляди, — предложил Шепчущий.

Мэдди бросила Беркану дрожащей рукой. Рунный свет выхватил все мерцание, все чары, все руны, вырезанные на поверхности ледяного блока, и сияние опалило глаза девочки.

Мэдди обнаружила, что вполне отчетливо видит сквозь этот свет женщину: от лица с высокими скулами и полными губами, типичными для северянок, веяло спокойствием и ледяной красотой. На ней были сапоги до колен и туника, подпоясанная на талии, с пояса свисал длинный белый нож.

Но самой удивительной была подпись женщины: морозная, пронзительно-голубая, как лед, крепко обвивающая тело в спящем узоре. Женщина была, несомненно, жива. Она сияла лишь чуть слабее, чем метка на ее правом бедре:

Рунная метка Иса, Лед.

Теперь Мэдди видела чары, которые окружали ледяной блок: сложную цепочку рун. Она сильно напоминала сеть, которой Локи пленил Шепчущего.

— Так он не солгал, — тихо произнесла Мэдди. — Есть и другие такие, как мы.

Она осознала, что боялась поверить в это. Теперь ей захотелось дико завопить от радости, от того, что она не одна.

Девочка удержалась, памятуя о ледяном каскаде над головой, но сжала кулаки в неистовом восторге. И теперь увидела, дальше по залу, другие ледяные блоки. Подпиравшие их колонны стояли в мерцающем зале как часовые. Семь блоков, вытянувшихся в одну линию, похожи на кровати с пологом, колонны украшены тающими сосульками, ложи укрыты морозными покрывалами.

— Кто они? — спросила Мэдди.

— Спящие, — ответил Шепчущий. — Но уже ненадолго.

Мэдди снова подумала о зале с огненной ямой.

— Это Локи сделал?

— Нет, — сказал оракул.

— А Одноглазый знает?

— О да! Он знает.

— Так почему он мне не говорил об этом?

— Я оракул, — возмутился Шепчущий, — а не чертов телепат!

Мэдди еще раз посмотрела на ледяную женщину.

— Кто она? — поинтересовалась девочка.

— Выясни у нее, — посоветовал Шепчущий.

— Как?

— Как обычно.

— В смысле… разбудить ее?

— Почему бы и нет? — произнес он. — Рано или поздно тебе придется сделать это.

Мэдди мучительно хотелось попробовать. Она помнила пророчество Шепчущего: пробудятся Семь Спящих и Громовержец вырвется из Нижнего мира. С другой стороны, она знала, что оракул уклончив, и ей не нравился его покровительственный тон.

— Ничего я не буду делать, — отрезала Мэдди, — если ты мне не расскажешь, кто они такие.

— Ваны, — сообщил Шепчущий. — Спрятались здесь после Рагнарёка. Тень Сурта накрыла миры, и асы пали один за другим. Побежденные ваны отступили и спрятались; собрав остатки чар, они сотворили эту наполовину гробницу, наполовину убежище, в надежде, что однажды пробудятся в новом мире, новом Асгарде.

— Новом Асгарде? — повторила Мэдди. — И что же?

— Прорицание не точная наука. Исполнится рано или поздно. Хотя, возможно, не для твоего друга Одноглазого…

Мэдди быстро глянула на него.

— «Я вижу Генерала, стоящего одиноко»?

Шепчущий сухо улыбнулся.

— Так ты обратила внимание, — констатировал он. — Приятно, когда тебя ценят. А теперь разбуди Спящих, будь хорошей девочкой, и пророчество покатится как по маслу…

— Ну… — помедлила она. — Мне надо сперва поговорить с Одноглазым.

— Больно долго придется ждать, — сообщил Шепчущий, и цвета его засияли узором, который, как Мэдди успела узнать, означал самодовольство.

— Почему? — спросила она. — Что с ним случилось?

И Шепчущий рассказал ей об аресте Одноглазого, о битве с полицейскими и о том, что последовало.

— Сомнений нет, — добавил Шепчущий. Он был настроен на Генерала и знал его мысли, чувствовал все чары, которые тот бросал. — Он бился с ними, но их было слишком много, и он проиграл. Я бы знал, если бы он умер. Это значит, что его засадили в самое подходящее для заключения место, какое только нашли в вашей деревне…

— В кутузку, — предположила Мэдди.

— Скорее всего, — согласился Шепчущий. — Следует предположить, что тот, кто использовал на холме Слово, будет гореть желанием его допросить.

Глаза Мэдди в тревоге расширились.

— Они не сделают ему больно?

— Это вопрос?

— Ну разумеется! — воскликнула девочка.

Шепчущий ухмыльнулся.

— Тогда — да. Сделают. Они вытащат из него все, что он знает, до капельки, а после убьют. А когда убьют, отправятся за остальными. И не остановятся, пока не прикончат последнего из вас. Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство.

— Ой, — сказала Мэдди. Повисла долгая пауза. — Это… профессиональное мнение или настоящее пророчество?

— И то и другое, — сообщил Шепчущий. — Разве что, конечно, ты кое-что сделаешь.

— Но что я могу сделать? — в отчаянии спросила Мэдди.

Шепчущий засмеялся сухим неприятным смехом.

— Сделать? — повторил он. — Дорогуша, ты должна разбудить Спящих.

Согласно Книге Медитаций, существует девять элементарных состояний Духовного Блаженства.

Первое: молитва. Второе: воздержание. Третье: покаяние. Четвертое: отпущение. Пятое: жертвоприношение. Шестое: самоотречение. Седьмое: оценка. Восьмое: рассмотрение. Девятое: расследование.

По этой классификации Нат Парсон достиг седьмого элементарного состояния и готов был перейти к восьмому. Неплохо. Настолько неплохо, что он начал гадать, не позволят ли ему в скором времени перейти к промежуточным состояниям — а именно к Экзамену и Суду, — к которым он чувствовал себя более чем готовым.

Чужак виновен, сомнений нет. Нат Парсон уже оценил его как виновного во множестве обычных преступлений, таких как воровство, тунеядство, развращение и бродяжничество, — но подоплекой всего были смертельные обвинения: покушение на убийство должностного лица, тайный сговор, колдовство, махинации и, наиболее многообещающее, ересь.

Ересь. Это будет что-то, думал Нат Парсон. Обвинений в ереси в Мэлбри не предъявляли около полувека. Край Света — другое дело, он более цивилизован, более придирчив. В Универсальном городе часто вешали. Экзаменаторы были скоры на расправу с ересью, едва та поднимала свою уродливую голову. Они не отличались терпимостью ко всему сверхъестественному.

Одноглазый это знал, разумеется. Вообще-то он знал много такого, от чего у пастора отвисла бы челюсть, но, к разочарованию Ната, не проронил ни слова после своего ареста.

Что ж, ему придется открыть рот, свирепо думал Нат. В любом случае рунная метка, что пересекает испещренную шрамами пустую глазницу Одноглазого, говорит сама за себя.

Экзаменатору она, несомненно, о многом говорила. Если возня на холме оставила его равнодушным, то поимка Одноглазого почти взволновала его. Сначала он выказал раздражение из-за того, что был вызван с поста на холм, но как только увидел рунную метку и человека, высокомерно прислонившегося к внутренней стене кутузки, то мигом потерял большую часть своего былого равнодушия.

— Кто это? — задыхаясь, спросил он.

— Бродяга, — ответил Нат, радуясь, что наконец-то произвел впечатление на жителя Края Света.

До того все оставляло гостя равнодушным — и быстрый ум пастора, и угроза под холмом Красной Лошади, и даже стряпня Этельберты, которая славилась своим качеством до самого Хиндарфьялля и даже за ним.