Рунная магия - Джоанн Харрис

— Ты имеешь в виду… добрый народец? — раздался голос из-за спины.

Это была Полоумная Нэн из Фоджес-Пост, возможно, единственная, подумал Нат, кто осмелился открыто сказать о фейри, да еще перед лицом экзаменатора, ни больше ни меньше.

— Называйте их по имени, госпожа, — посоветовал экзаменатор. — Разве может добро исходить из этого средоточия зла? Они — Горящие, дети Огня, и должны быть преданы огню, все до единого, пока Порядок не встанет над всем и мир не очистится от них навеки.

Толпа одобрительно загудела, но Нат заметил, что Полоумная Нэн не присоединилась к гулу, и еще кое-кому, похоже, было немного не по себе. Их легко понять, думал он. Даже в Крае Света силы, подобные тем, коими обладает экзаменатор, — явление редкое, честь, доверенная высшим и святейшим слоям духовенства. Торвал Бишоп не одобрил бы их; старикам вроде Торвала подобные вещи кажутся опасно близкими к магии — а она, разумеется, мерзость, — но Нат Парсон, который путешествовал и немного повидал мир, безошибочно отличал одно от другого.

— Но не детей, — не отставала Нэн. — Я хочу сказать, гоблины, добрый народец, — с ними все понятно, но настоящих-то детей мы ведь не собираемся вычищать, верно?

Экзаменатор вздохнул.

— Дети Огня — не дети.

— Ну и прекрасно, — с облегчением выдохнула Полоумная Нэн. — Потому как мы знаем Мэдди Смит с пеленок, и, хотя она была немножко дикой…

— Госпожа, судить — дело Ордена.

— Да, несомненно, но…

— Прошу вас, мисс Фей, — перебил ее Нат. — Это больше не дело общины. — Он немного выпятил грудь. — Это вопрос Закона и Порядка.

— Слово? — повторила Мэдди. — Хочешь сказать, оно существует?

— Ну разумеется, оно существует, — подтвердил Шепчущий. — А как еще, по-твоему, победили асов?

Мэдди никогда не читала Хорошую Книгу, хотя довольно хорошо знала «Бедствие» и «Покаяния» по воскресным проповедям Ната Парсона. Только Нату и горстке его подмастерьев (исключительно мальчиков) было позволено читать ее, да и то чтение было ограничено так называемыми открытыми главами: «Бедствие», «Покаяния», «Законы», «Списки», «Медитации» и «Обязанности».

Некоторые главы Книги были заперты серебряными замками, их дужки протыкали страницы насквозь, а ключ хранился на тонкой цепочке, которую Нат Парсон носил на шее. Проповеди никогда не читались по этим так называемым запертым главам, хотя Мэдди знала часть их названий от Одноглазого.

Там были Книга Аптекарей, посвященная медицине, Книга Выдумок с рассказами о Древнем веке, Книга Апокалипсиса, которая предсказывала последнюю Чистку, и, самое главное, Книга Слов, где перечислялись все дозволенные заговоры (или гимны, как предпочитал их называть Орден), которые особые, отобранные священники смогут использовать, когда настанет время Чистки.

Но в отличие от остальных запертых глав Книга Слов была закрыта на золотой замок, и это была единственная глава Книги, недоступная даже пастору. У него не было ключа от золотого замка, и, хотя он несколько раз пытался его взломать, ничего не получилось.

Если честно, в прошлый раз, когда он ковырялся в золотом замке шилом кожевника, замок предупреждающе засветился и изрядно раскалился, после чего Нату хватило осторожности оставить попытки. Он понял, что замок заговорен (вообще-то это здорово напоминало рунный наговор, который девчонка Смита наложила на двери церкви), и хотя он был разочарован, что начальство выказало ему так мало доверия, но не имел никакого желания оспаривать это решение.

Мэдди знала все это, потому что, когда ей было десять, Нат попросил ее снять замок, утверждая, будто потерял ключ и должен посоветоваться с Книгой о делах прихода.

Мэдди со злорадством отказалась. «Я думала, девочкам нельзя трогать Хорошую Книгу», — скромно промолвила она, наблюдая за пастором из-под опущенных ресниц.

Так и было. Нат заявил об этом накануне, всего за неделю до этого случая, когда заклеймил в своей проповеди дурную кровь, распущенность и недалекий ум всех женщин в целом. После этого он, разумеется, не мог более настаивать, так что Книга Слов осталась запертой.

В результате у Ната не прибавилось симпатии к Мэдди; более того, именно в тот миг неприязнь пастора превратилась в ненависть и он начал выискивать любую возможность оправдать официальный Экзамен для дерзкой, хитрой дочки Джеда Смита.

— Но у пастора не было Слова, — возразила Мэдди. — Только экзаменатор может…

Она осеклась и уставилась на Шепчущего.

— Экзаменатор? — недоверчиво пробормотала она. — Он позвал экзаменаторов?

«Миром правят не короли, а историки». Эту пословицу часто повторял Одноглазый, но даже Мэдди не понимала, насколько она верна.

Орден экзаменаторов был основан пятьсот лет назад, в отделе записей Великого университета Края Света. Там все и должно было произойти, разумеется. Край Света всегда был центром мира. Он был финансовой столицей и резиденцией короля. Там находились парламент и огромный собор Святого Сепуке. Ходили слухи, что в подземельях отдела записей расположена библиотека с более чем десятью тысячами томов: стихов и научных трудов, исторических книг и рукописей, к которым имеют доступ только серьезные ученые — профессора, магистры и другие старшие сотрудники.

В те дни экзаменаторы были простыми служащими университета. Они были обычными мирянами, и их экзаменационные процедуры состояли лишь из письменных тестов. Но после Бедствия и в последовавшее смутное время университет оставался символом Порядка. Постепенно его влияние росло. Писались истории, делались выводы, опасные книги прятались. И потихонечку, осторожно власть сменила хозяина. Теперь она принадлежала не королям или воителям, а отделу записей и небольшой клике историков, ученых и богословов, которые назначили себя единственными летописцами Бедствия.

Хорошая Книга стала вершиной их трудов: история мира с его едва не состоявшимся разрушением силами Хаоса, каталоги мирового знания, науки, философии и медицины, список заповедей, гарантирующих, что в будущем Порядок обязательно восторжествует.

Так зарождался Орден. Его члены — не вполне священники, не вполне ученые, хотя обладающие чертами и тех и других, — с годами становились все более могущественными. К концу первого столетия после Бедствия они распространили свое влияние далеко за стены университета, в мир за ними. Они контролировали образование и следили, чтобы грамотными были только священники, члены Ордена и их подмастерья. Понятие «Университет» разрослось, стало «Универсальным городом». Шли годы, люди забыли, что когда-то книги и учеба были доступны всем, и начали верить, что все всегда было так, как сейчас.

С тех пор Орден рос и рос. Король красовался на монетах, но сколько их чеканить — решал Орден; Орден управлял парламентом, армия и полиция тоже находились в его ведении. Орден был несметно богат, он обладал привилегией захватывать землю и собственность всех, уличенных в нарушении Закона. Он постоянно набирал новых членов, в основном из духовенства, а также и студентов, начиная с тринадцати лет. Эти подмастерья, которые отказывались от своих имен и отрекались от семей, часто превращались в наиболее рьяных сторонников Ордена и неустанно карабкались вверх по служебной лестнице в надежде, что однажды их сочтут достойными получить ключ от Книги Слов.

Все слышали о том, как один подмастерье донес Ордену, что его отец не посещает молитвы, как какую-то старуху подвергли Чистке за то, что она украсила колодец желаний или завела кошку.

Край Света, конечно, привык к этому; но если бы кто-нибудь сказал Мэдди Смит, что житель Мэлбри — пусть даже такой тщеславный и тупой, как Нат Парсон, — намеренно привлечет внимание экзаменаторов, она бы никогда этому не поверила.

Через два часа коридор расширился, тусклый свет слабо отразился от покрытых слюдой стен. Кислый запах погреба, наполняющий подземелья холма, больше нисколько не беспокоил Мэдди. Вообще-то сейчас, когда она об этом задумалась, ей показалось, что воздух стал приятнее, чем прежде, хотя заметно похолодало.

— Мы приближаемся к Спящим, — отметила она.

— Ага, мисс, — согласился Сахарок, который нервничал все сильнее и сильнее по мере того, как они продвигались к своей цели. — Недолго осталось. Ну ладно, я свое дело сделал, и если никто не против…

Но взгляд Мэдди упал на что-то, на светящуюся точку, слишком бледную, чтобы оказаться пламенем костра, и слишком яркую, чтобы быть отражением на камне.

— Да это же дневной свет! — Ее лицо просияло.

Сахарок поразмыслил, не поправить ли ее слова, затем пожал плечами.

— Это Спящие, мисс, — тихо произнес он.

И в этот миг его отвага окончательно истощилась. Он многое мог вынести, но с него довольно. Для всякого гоблина настает время собирать остатки смелости и бежать. Сахарок-и-кулёк повернулся и припустил.