Люди города Ура - Игорь Дьяконов

В заключение этой главы следует заметить, что, хотя, по обычаю времени, письма адресовались не получателю, а некоему писцу, который «скажет» получателю содержание послания, тем не менее семья Эйанацира и подобные ей отнюдь не были чужды грамотности (что видно, например, и из последнего процитированного документа) и даже религиозной литературы: вероятно, именно в этом доме, а не в «школе», как указано в UE VII, был найден отрывок из гимна храмам Шумера (U.16529, UET VI, 1,111); поданным Вулли, «кузнец» ШуНингиззида, похороненный в доме рядом с литейной мастерской, хранил у себя учебный текст — шумеро-вавилонскую грамматику. Мы далее приведем и другие свидетельства того, что представление о монополии жречества на грамоту в странах древнего Востока является не более как обычным в историографии перенесением знакомых из средневековья условий на древность, и что клинопись при всей своей сложности была сравнительно широко распространена в разных слоях светского населения; лишь среди женщин грамоте знали, по-видимому, действительно почти одни только жрицы, и то не все.

Глава V ШКОЛА И НАУКА

Дом № 1 по «Широкой улице», выходивший боковой стеной также на «Складскую улицу», принадлежал, по Вулли, некоему ИгмильСину.[230] Так это или нет — сейчас установить трудно.

Вход в дом с перекрестка «Карфэкс сквер» — против столба, на продолжении «Патерностер роу», сразу, как минуешь выход из узкой «Складской улицы» и едва повернешь на «Широкую»; по другую сторону столба открывался «Церковный переулок». У самого угла был вход в сени (1), а оттуда во дворик (2). По мнению Вулли, видимо недостаточно доказанному, владелец позже пробил с «Широкой» другой вход прямо во внутренний дворик (2). С улицы теперь сюда вели вниз четыре ступеньки. Дворик имел около 20 кв. м. Шарпэн предполагает, что «дворик» был крытым залом, но это не представляется нам вероятным.

Слева со двора (2) был вход в кладовку или каморку для рабов или, может быть, кухню (4), вместе с закутком (3) занимавшую 10 кв. м, и в помещение (6) на другой половине дома. Кроме того, со двора (2) помимо проема в закуток (4–3) была дверь еще в нужник (5); ход на соседнюю с ним лестницу во второе жилье был заложен, а вместо того проложен другой: из сеней (1), минуя дворик (2), шел ход в помещения (6 и 7, 11–12 кв. м), возможно, служебного назначения; из второй комнаты вдоль задней стороны двора вел круговой коридор (9), может быть соединявшийся с каморкой (4). Из узкого Г-образного помещения (7) был ход на главный культовый двор (8);[231] вероятно, в том же помещении (7) была и лестница или две лестницы, которые вели на второй, обитаемый этаж, где комнаты, вероятно, располагались по две стороны двора, над помещениями (6) и (1), а также (3) и (4). Если считать, что надстройка нависала над культовым двором, то во втором жилье могли быть комнаты также над помещением (7) и коридором (9), но это менее вероятно.

44. «Складская улица» на участке АН («школа» помещалась за углом справа). Реконструкция по археологическим данным.

Вулли считал, что в этом доме была школа, или, по-шумерски, «э-дуба» — é-dub-(b)a. Это можно было заключить из того, что здесь, а также, по-видимому, на улице вокруг дома[232] было найдено множество учебных и ученических текстов, а также текстов литературных — религиозных и дидактических, которые, как хорошо известно специалистам, служили учебными пособиями.

Однако интерпретация Вулли дома на «Широкой улице, 1» как школы не без основания оспаривается; веские аргументы против нее приведены Шарпэном. Выясняется, что найденные школьные таблички не упали с полок, как думал раскопщик, а по меньшей мере свалились со второго этажа и были использованы для забутовки пола новым владельцем, которому и принадлежал описанный нами только что дом. Однако то обстоятельство, что для забутовки были использованы именно таблички школьной библиотеки, указывает на то, что где-то поблизости, и скорее всего на этом самом месте, раньше действительно была школа. Нет причин представлять себе учеников занимающимися на тесном дворе (2), как думал Вулли, — они скорее всего занимались на свету (клинопись для чтения требует яркого косого освещения), а это значит, на галерейке не сохранившегося второго этажа, а может быть, даже на плоской крыше.

Исходя из своих находок на участке ЕМ (см. далее, гл. VIII), Шарпэн склонен вообще отрицать саму реконструкцию типа шумерской школы, восходящую к С. Н. Крамеру, как школы светской и общедоступной; он считает, что в старовавилонской Ларсе, как и в Вавилонии среднего периода (после 1600-х годов до н. э.), преподавание велось жрецами и при этом в частном порядке. Шарпэн основывает свои выводы на изучении школы в доме «Тихая улица, 7» (участок ЕМ). Однако мнение Шарпэна о частном характере и этой школы никоим образом нельзя считать доказанным, а главное, мы не можем отвергать ясные свидетельства текстов, специально создававшихся для старовавилонской школы и давших основание для реконструкции С. Н. Крамера, которой мы и будем следовать. Были или нет среди учителей жрецы (скорее всего — бывали) — несущественно: существенно то, была ли школа храмовой или светской.

Во всяком случае — и это очень важно, — она была единообразной. Если даже на «Тихой улице, 7» преподавание вел, как думает Шарпэн, жрец для своих собственных детей, существенно, что подбор сочинений для школьного чтения («канон») был у него точно тот же самый, что и на «Широкой улице. 1», и тот же, что в священном Ниппуре. Это, конечно, скорее всего указывает на то, что школьное дело было организовано из одного центра — храмового центра, поскольку Ниппур был центральным храмовым городом Шумера. Но надо учитывать и другое, а именно: для кого нужна была грамота. Для жрецов? В какой-то степени да, однако мы знаем, что значительная часть богослужения не была еще положена на письмо. Гораздо нужнее грамота была для администраторов — храмовых и царских, а в эпоху царства Ларсы — преимущественно храмовых, так как собственно царское хозяйство находилось в упадке.

Итак, школа в царстве Ларсы была единообразной, не замкнутой (только для жрецов); она, вероятно, была организована храмовой администрацией и поставляла в первую очередь светские кадры администраторов — хотя бы и администраторов храмового хозяйства.

45. Школьная учебная табличка: запись поговорки. UET VI, 2, 386. Прорисовка

46. Самая первая школьная учебная пропись. UET VI, 2, 364. Прорисовка

Конечно, общедоступность школы была относительной — одни и те же храмовые жреческие и административные должности, как наглядно показано Шарпэном, столетиями сохранялись в одних и тех же семьях. Однако среди тысяч документов об оплате и содержании различных работников храмового и царского хозяйств ни разу не встретилось документа об оплате учителей, из чего мы можем с уверенностью заключить вместе с С. Н. Крамером, что труд учителей оплачивался родителями учеников. Это также могло способствовать известной «открытости» шумерской школы. Открытый и повсеместный характер школ периода Ларсы говорит в пользу того, что в принципе она не была закрыта для детей неадминистраторов.

Мы знаем, что старовавилонское общество знало социальное и даже сословное деление, но до кастовой ограниченности это социальное деление не доходило. Мы знаем также, что в шумерской школе, хотя лишь изредка, обучались и девочки.

Итак, к сожалению, нам не удастся войти прямо в класс шумерской школы времени царства Ларсы — но где-то здесь, возможно именно в доме «Широкая улица, 1» до его перестройки, школа была, а о ее нравах, предметах и методах обучения мы можем узнать из текстов, в том числе найденных около этого самого дома «Широкая улица, 1» и в нем самом.

Клинописные плитки изготавливали так, чтобы держать их в левой ладони, когда пишешь, так что столы писцам были не нужны — разве что для того, чтобы положить оригинал, с которого копируешь. Ни в одной из найденных школ нет следов скамей или другой мебели; ученики сидели скорее всего на полу, на циновках. Мы уже говорили, что стул или скамья в вавилонском доме были до некоторой степени предметом роскоши.[233]

Отдельно от других была сделана интересная находка U.17207, возможно не здесь, а на «Церковной улице, 13». Она содержит 167 табличек (изданных теперь в UET VI, 2 под номерами 208–387), а именно круглые ученические таблички с переписанными прописями, от двух до десяти строк; среди них было лишь несколько табличек обычной прямоугольной формы.[234] Прописи содержали пословицы (№ 208–339) и загадки с их разгадками (№ 340–348), далее формулы письмовника, образцы писем (№ 349 — от журавля (!), № 350 — к богу или царю); письменные упражнения — отдельные фразы, поговорки, цитаты из гимна и т. п., в большинстве случаев с аккадским переводом шумерского текста; № 379 — часть словаря Е-а = А = nāqu, о котором речь пойдет ниже.