Тезей - Валентин Проталин

Чем ближе к тронам олимпийцев, тем больше за столами богов. Чем дальше — тем чаще герои. Впрочем, и между богами, и между героями — множество нимф, наяд и нереид, поскольку смертных женщин здесь были единицы.

И наконец, там, где пещера закруглялась плавно, там, где должна была бы располагаться воздушная перемычка между двумя мирами и где в яйце положено трепыхаться возможному зародышу, то есть довольно далеко напротив богов-олимпийцев, устроились жених и невеста. За отдельным столом, как на островке, отстраняясь и от общего застолья. Справа, рядом с Фетидой — Гефест, слева, рядом с Пелеем — дед его кентавр Хирон.

Троны олимпийцев все были заняты, кроме одного. Услужливый Гермес стоял около Геры с брачным факелом в руках.

Было чинно и тихо, и стало еще тише, когда плавно поднялась Гера.

— Вставай и ты, — мысленно, чтобы никто другой не услышал, передала она Зевсу, — если я — посаженая мать, то ты — посаженый отец.

— Вот как, — тоже мысленно капризно ответил ей владыка всего, — тогда я, скорее, посаженый осел.

Однако поднялся. И даже, неожиданно для себя, с полным благоволением. Роскошный мягкий свет и свадьба, как обрамленная теплым небесным молоком, еще не смешавшимся с винными парами, располагали к дружелюбию.

Гера приняла из рук Гермеса брачный факел, подержала его над собой и отпустила. Выскользнув из ладоней великой богини, он поплыл над застольем и завис на середине него.

— Твое слово, — как и перед этим, неслышно для других обратилась Гера к мужу.

— Дети мои, — обратился всецарь к собравшимся и не без значения уточнил. — Я имею в виду и смертных, и бессмертных, всех… Ибо кто вам всем отец? Вот так-то… Хотя что касается смертных детей моих, я могу вызвать к себе любого и после его ухода из земных долин… Могу. Мало вы об этом знаете, да и не вашего ума такое дело. Я имею в виду земных детей, меньших наших… Однако не только… Так вот, сегодня событие, какого больше никогда не будет… А кто из вас может сказать, чем все это кончится?

— Пьянкой, — охотно откликнулся Дионис.

— Для того, чтобы сказать такое, и богом быть не надо, — заметил всецарь.

— Как Зевс, отец наш, скажет, так и будет, — посчитал нужным вставить Арес.

— Ну вот и загуляли…, — улыбнулся всецарь. — Допустим, что мы сейчас попали в уголок на земле, оставшийся от Золотого века. Так называют то время смертные. В Афинах даже завелись два чудака, — улыбнулся опять Зевс, — которые считают себя его наследниками… Пусть так… Пусть боги общались тогда со смертными, как сейчас здесь, за этим застольем. По разумению наших земных гостей, мед в Золотом веке капал прямо с деревьев, желуди были съедобны, а люди жили в согласии, как пчелы.

— А разве боги со смертными не общались? — вырвалось у кого-то из смертных.

— Гермес, объясни, — кивнул всецарь Гермесу, все еще стоящему рядом.

— Пониманию не поддается, — охотно произнес сообразительный сын Зевса.

— Однако для всех нынче разрешаю праздничное опьянение. Как для богов, так и для детей меньших наших. Тут и соединимся, так что смешивайте земные вина с нектаром и амброзией. И пьянеть можно всем одинаково.

— И что выйдет? — спросил Автолик, слывший самым хитроумным среди земных героев.

— Пониманию не поддается, — сделав серьезное лицо, повторил Гермес.

И если в первый раз, когда произнес он эти слова, земные герои, вдумчиво притихли, то теперь отозвались веселым гулом.

— Восславим же невесту и жениха, — провозгласил наконец всецарь, — и мужественного Пелея, и дивную Фетиду, и их брачное ложе, которое сегодня увидит распущенным пояс нашей красавицы.

Последнее развеселило богов и богинь, поскольку им-то, что ни говори, было известно, что ложе, и не одно, уже не раз видело пояс на красавице Фетиде распущенным рядом с Пелеем. Однако божественные смешки быстро потонули в общем гуле поздравлений и величаний. Опустошались чаши с земным вином, смешанным с божественными нектаром и амброзией. Свояки жениха, ближе других сидевшие к новобрачным, грянули свадебную песню, которую хором, быстро обретшим стройность, подхватила вся пещера. Новые родственники, земные и бессмертные, наперебой славили Фетиду и Пелея. Столы словно сами раздвинулись, образовав свободное пространство, покрытое плотным ковром белого песка, и пятьдесят нереид — сестры невесты — пустились в пляс.

Когда смолк хор и оборвался танец, и столы неощутимо снова сдвинулись, Зевс, обращаясь больше к смертным гостям, благодушно заметил:

— Видите, как все хорошо, хорошая свадьба, и все есть, и не надо сватовства, расспросов о богатстве и происхождении, не надо ни посулов, ни обмана, ни заговоров, ни склок…

— Замечательно! — опять первым из смертных героев отозвался Автолик, — у нас на земле такие мирные свадьбы бывают только у самых бедных.

И пещера разразилась громовым хохотом.

— Гуляйте, гуляйте, — неопределенно улыбнулся всецарь.

И эта его улыбка адресовалась не только к смертным, но и к богам.

Тезей сидел рядом с Гераклом. К ним присоединилась охотница Аталанта, одна из тех немногих земных женщин, что попали сюда. И каждый из троих вспоминал, как они втроем, покинув аргонавтов, встретили ночь на склоне горы в лесу, на берегу моря. Остальные земные гости — кто с кем прибыл, тот с тем и сидел, кроме нимф, расстроивших мужские ряды. Тут были и водные нимфы — океаниды и нереиды с наядами; и горные — орестиады; и лесные — альсеады, дриады, гамадриады и даже мелиады, которым из всех деревьев позволялось общаться только с ясенями. Смертным мужчинам здесь разрешалось выбирать, кого хочешь. Но они устраивались в обществе очаровательных нимф — богинь, может быть, и невысокого ранга, но ведь бессмертных. По крайней мере, в глазах людей. И более далеко их желания не распространялись.

К тому же к земным мужчинам подсели и богини покруче: Эвринома, Эос, Эрато. Эрато в бывшей неразлучной троице сумасбродных подруг заменила вступающую сейчас в брак Фетиду. Но и это не внесло никаких эксцессов в празднество. Смертные понимали свое место среди богов.

И вдруг равновесие, сообразность желаний, общее умиротворение за свадебными столами разрушились. И поводом тому, кто бы мог подумать, стала сама Гера. Гера неожиданно для всех на своем божественном троне, поощрительно улыбаясь, подкатила прямо к Гераклу. Трон всецарицы, словно для него здесь место заранее было приготовлено, подъехал прямо к краю стола, плавно встроившись между земным сверхсилачем и охотницей Аталантой. Рядом с ней оставался теперь только Тезей.

— Можешь поухаживать за мной, несносный противник, — проговорила богиня.

— Это счастье, всецарица, — даже растерялся отнюдь не пугливый герой. — Но кто я такой, чтобы приблизиться к великой богине?

— Интересно, — рассмеялась Гера, — на земле ты частенько всячески меня огорчал, а тут не можешь порадовать чем-нибудь… приятным.

— Чем приятным? — спросил бесхитростный Геракл.

— Собой, конечно, — направляла его Гера.

— О великая мать, — не без волнения произнес Геракл, — я никогда не испытывал к тебе ничего плохого. Я готов прославлять тебя.

— Я тебе не мать, — остановила героя Гера. — Я не давала тебе моего молока, я пролила его… Не прославляй меня, а ухаживай за мной.

Всецарица легким движением руки освободилась от своего царственного трона, отправив его, надо полагать, в божественные кладовые, и оказалась на обыкновенном сидении рядом с Гераклом.

— А он?.. — покосился Геракл в сторону Зевса.

— Он меня ревновать к тебе не станет, — откликнулась Гера. — Если бы взревновал…

Она загадочно улыбнулась. И сразу грозная морщинка на мгновение появилась над ее прекрасной переносицей.

— Тогда бы Геракл стал не только самым гонимым человеком на земле, но и самым счастливым.

Это уже проворковала богиня любви Афродита, тоже подкатившая к ним на своем троне.

— Разве я недостаточно несчастлив, — вздохнул Геракл.

— На земле…, — уточнила Гера.

Богиня любви ничего не ответила и прокатила мимо Геракла прямо к Тезею, где тут же, следуя примеру Геры, избавилась от своего трона.

— Что тебе про меня говорила твоя Герофила? — спросила она афинского царя.

— Она пошутила, — нашелся Тезей.

— А если вправду?

— Тогда я был бы счастливейшим…

— А вот и нет.

— Почему? — Тезей очень прямо посмотрел в глаза Афродиты.

— А вот так, — рассмеялась она.

— Ты говоришь с ним не как богиня, — заметила Гера.

— Я говорю с человеком, с мужчиной. И следом за тобой говорю с мужчиной как женщина, — повела прекрасным плечиком богиня любви. — Впрочем, все они…

— Как и все боги, — откликнулась Гера.

В этот момент у светящейся стены появились подарки богов Пелею: копье из ясеня поднес жениху кентавр Хирон; фиалу, украшенную фигурой Эрота, — Афродита; роскошную хламиду — Гера; свирель — Афина. Возник и светящийся прямоугольник со скачущими конями Белием и Ксанфом. Так демонстрировался подарок жениху Посейдона. И смертных так восхитили божественные животные, и, особенно, способ, каким им их показали, что многие повскакивали со своих мест, устремляясь к волшебному прямоугольнику.